– Вот, Митя! Я стихи написала, а Одинцов не берет. Он думает, что если он редактор, так может распоряжаться. А стихи очень хорошие, мои родители даже в «Пионерскую правду» послать хотели, – затрещала, размахивая руками, Синицына.
– Стоп, стоп! – остановил ее Митя. – Экая ты мельница!
– Вот она всегда так! – возмущенно сказал Одинцов. – Кричит только, а у самой голова ничего не работает. Вот прочти, что она тут написала.
– «Что написала, что написала»!.. – передразнила его девочка.
– Сядь и помолчи! – потянул ее за рукав Митя. – Сейчас разберемся. Я уже говорил тебе, Одинцов, что такие спорные вещи надо решать сообща.
Васёк оставил работу и подошел к столу.
– Мы всей редколлегией проверяли. Тут она Лермонтова и Пушкина списала, да еще сама между ними втерлась! – сердито сказал он.
– Неплохо попасть в такое соседство! – засмеялся Митя. – Сейчас посмотрим, что у нее получилось.
Он громко прочел:
Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.
– Тьфу! – не выдержал Одинцов.
– Вот он всегда на меня нападает! – пожаловалась Синицына.
– Да потому нападаю, что глупо! Противно…
– Потише, потише, – сказал Митя. – Плохо ведешь себя, Одинцов! Так не годится: лишний спор заводишь и мне не даешь прочитать до конца.
Одинцов замолчал.
Митя начал читать сначала:
Уж небо осенью дышало,
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла,
Так я учебу начала.
Белеет школа одиноко
В тумане неба голубом,
Идти мне в школу недалеко —
На крайней улице мой дом.
Мои родители давали
Мне на прощание совет:
«Учись ты, Нюра, хорошенько,
В награду купим мы конфет».
– М-да, – задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. – Плохо! Очень плохо!
– А почему плохо? Рифма есть, все есть, – забормотала Синицына, поглядев на всех.
Митя еще раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул:
– Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе:
А я учебу начинала.
Взяла тетрадки и пошла…
А родители тебе за эту учебу обещали конфет.
Ребята фыркнули.
– А еще Пушкин и Лермонтов тут у нее!
– Вот уж ничего подобного! – сказала Синицына.
– Ну, как же ничего подобного? – улыбнулся Митя. – Вот смотри:
Уж небо осенью дышало,
Уж реже солнышко блистало…
Чье это?
Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать.
– Постой. Дальше посмотрим:
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…
Это чье?
– Во-первых, у меня не парус, а школа белеет…
Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился:
– Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень – и не умеешь себя в руках держать. Ступай!
Одинцов нехотя отошел от стола.
– А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберемся хорошенько.
Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула.
– Что она там, все спорит? – спросил Одинцова Булгаков.