Третий сын зимы. Девять Жизней

Ни от меня, от стихов наивных,
Ни от моей постоянной заботы,
Я твой экспромт, самый-самый длинный,
И я твой мир и твоя природа.

«Там, где деревья сплетают ветки…»

Там, где деревья сплетают ветки,
Шатром зеленым неба касаясь,
Там буду я, сквозь закрытые веки,
Читать стихи для тебя. Мечтаю…

Как под дождем, в ярком свете молний,
Прижмусь к тебе, словно бы пугаясь,
И каждых вздох твой собой заполню,
А ты обнимешь меня. Мечтаю…

Потом под ливнем взбежим на горку,
Раскинув руки, словно дождь обнимая,
Забыв про время – да что в нем проку,
Есть ты и я. Есть наш мир. Мечтаю…

Есть этот миг, остальное – черту!
Мой сердца стук в твоем сердце тает,
Пусть небо сверху льет ведрами воду,
Мне хорошо. Ведь, с тобой я… Мечтаю.

•••

Потерянный Легион

Глава 1

Капала вода… Капала и с каждым ударом, словно разбивала густой туман пещеры… Туман был живым… Он корчился, извивался и стонал под холодными каплями… И отступал в углы пещеры…

Прямо на полу, на земле и камнях лежали люди – много людей. Казалось, они спали, но мерный стук падающей воды медленно и настойчиво проникал в их сон, возвращая к сознанию. Повсюду валялось оружие и доспехи.

Странно… Откуда в варварской стране шлемы и латы римских воинов? Ох, уж эти варвары – ни собственной страны, ни истории. Вечные скитальцы, бродяги, заимствовавшие всего понемногу со всего света: от Скандинавии до Азии.

Вот и эту пещеру окрестили «Потерянный Легион». Кто там был, видели Легата, Марка, Антония и, конечно, легионеров – они возникали из тумана пещеры, словно призраки. Они бились как тысяча чертей. И так же исчезали в тумане по окончании боя. Вход в пещеру закрывался, чтобы через двадцать часов впустить отряд храбрецов для нового сражения с призрачным легионом…

Капля воды упала воину на лицо. Воин открыл глаза, сел и огляделся по сторонам. Недоуменно озираясь, поднял лежавший рядом шлем и, задыхаясь от негодования закричал:

– Что за…! Я же ушел отсюда! Что за фигня? Я же ушел из этой гребаной игры! Какого хрена я тут делаю? – Ваал (а это был именно он) бил шлемом по земле, извергая ругательства. Люди в пещере пробудились, кто-то еще лежал, кто-то сидел, а кто-то бродил по пещере. И на лицах всех было одно чувство – растерянность.

– Ваал, хорош орать! – с нервным смешком произнес другой воин. Он стоял у стены пещеры и что-то внимательно разглядывал. Ваал внимательно посмотрел на воина:

– Вася? Хрустальный? Глаз? И ты здесь?!

– Угу. И я. И ты. И вон Пашка Трой тоже. И еще дохрена народу. И, подозреваю, все те, чьи имена высечены на стенах этой пещеры. Ваал подошел к стене, провел по ней рукой, смахивая грязь и пыль:

– лютик… крейзи фрог… воин солнечнойфеи… сдикс… полтергейст… сав… мистер паша… диктатор… кусимазада… алое пламя… – Ваал читал и читал имена людей.

– Кто эти люди? Что связывает нас? – Васька задумчиво потер лоб…

– А че непонятно та? – произнес молодой высокий воин – Что общего у нас всех? Ваал – ты же ушел из игры. Хрустальный – тоже. Трой, вообще давно всё забросил. Я тоже ушел. И думаю, спроси сейчас любого здесь, окажется, что все мы ушли из игры… Ушли. Только какого хрена мы тут снова делаем…

– А ты-то кто? – обратился к воину Ваал.

– Я Иван. Ивра.

Сонная пелена пещеры взорвалась криками:

– И я! Я тоже ушел уже полгода назад!

– И я ушла.

– И я!

Вдруг стены пещеры всколыхнулись, и прямо сквозь стену в пещеру ввалился дракон. Да. Да. Да. Самый настоящий дракон. Абсолютно белый и с голубыми глазами…

– Ну что, гаврики? Каково ощущать себя призраками? – силуэт дракона таял на глазах и перед онемевшим от удивления народом предстал… Театр. Юрка – Театр.

– Ахринеть! – Ваал опустился на камень…

– Драконы живут долго. Очень долго. Драконы живут, пока есть на свете хоть одна душа, которая помнит воина, породившего дракона! – Театр словно повторял наизусть заученный текст, – Василиса, зараза, когда-то в сказке превратила меня в дракона. А теперь, походу, всё повторяется. Только вы не драконы, а легион. Потерянный легион. Игроки, вернее призраки игроков, которые ушли. Но вы будете возвращаться сюда каждый раз, когда кто-то будет вас вспоминать. Вот. – Театр широко улыбался – Надеюсь, я объяснил доступным языком?

– Куда уж доступнее… – Иван стоял, скрестив руки на груди, – Ну тогда, по твоей же логике, Василиса тоже где-то здесь шатается?

– Угу, – Театр расплылся в улыбке, – Должна подойти сейчас. Занята малость – в пещере бьется с кем-то. Сейчас её убьют и придет сюда прикольно, правда?

– Офигеть, как прикольно! – прокричал из дальнего угла пещеры воин, – Я хочу домой! У меня там дела. Работа. Я ушел отсюда, чтобы больше не возвращаться! И кстати… Я Кит, если кто-то меня знает или помнит…

– Помнят-помнят, иначе здесь ты бы не оказался, – пробормотал Иван.

– Вы чего, до сих пор еще ничего не поняли? – Ваал вскочил и быстро-быстро зашагал по пещере, – Мы призраки! Мы живем в реальном мире. Занимаемся своими делами. Но слишком много времени было отдано вот этому миру, – Ваал обвел рукой вокруг себя, – И слишком сильно притяжение этого мира. И каждый раз, когда нас будут тут вспоминать, какая-то частичка наших душ будет возвращаться сюда. Кто-то драконом, кто-то цербером или троллем, а мы стали призраками легионеров… Не верю, что говорю это… Бред…

– Конечно бред, роднуль, – стены пещеры расплылись и, на ходу сбрасывая с себя обличье дракона, в пещеру вошла Василиса. С улыбкой оглядев людей, спокойным голосом продолжала:

– Мы все никогда бы не встретились в реальной жизни, но… Неисповедимы игры разума нашего. Мы здесь. Я вижу вас. Вы видите меня. И если мы здесь, значит, о нас помнят. И это, чертовски приятно, – Василиса подошла к Ивану и обняла его за плечи:

– Мне кажется или ты не рад меня видеть? – Иван стоял и огромными от изумления глазами смотрел на происходящее, на Василису. Потом издав непонятный звук, обнял женщину и крепко-крепко прижал к себе:

– Рад. Очень рад. Просто… Всё так запутанно… И так непонятно…

Глава 2

– Танька, пойдем легион чели убьём? – Улитка как всегда была настроена воинственно и в хорошем настроении.

– Ну его. Надоело чет всё. И игра и форум и интернет вообще. Валить нужно отсюда нафиг… – Муравейка говорила тихо с апатией… Во всем её виде прямо-таки сквозила грусть.