Неоткрытый подарок

Да, возможно, это произойдет не так скоро, как хотелось бы. И, возможно, после отпуска я приду на работу, увижу тебя, и мое сердце сильно забьется. И, возможно, я еще поболею тобой.

Наверное, иногда нужно такая шоковая терапия, чтобы понять: я достойна лучшего.

…Вот и раннее утро. Медленно встает солнце. Я распахиваю окно, и в комнату врывается свежий ветер. Он теребит мои волосы, обхватывает меня, как будто хочет унести с собой.

Наступает новый день моей новой жизни. И этой новой жизнью управляю я. Только я. И никто другой.

Жизнь-черновик,

или Как прожить жизнь набело

Я живу во сне. Или – нет: я живу, спя. Или – как еще можно назвать мою жизнь? Да, еще говорят: жизнь – черновик… Будто когда-то потом можно пережить жизнь уже набело. Да-да, потом…, когда-нибудь потом… Все знают, что этого «когда-нибудь потом» не бывает, и – продолжают жить жизнью-черновиком.

Вы спросите, почему я так живу? Как сейчас говорят – хороший вопрос. Вот и я задумался: а почему я так живу – как во сне? Наверное, надо рассказать вам о моей истории по порядку, глядишь, и сам пойму?

Всю мою жизнь меня сопровождало ощущение, что когда-то меня спеленали, а распеленать забыли…

Помню, когда я только родился, за мной уха-а-живали, корми-и-ли, все пока-а-зывали. Было так прия-а-тно, в такой заботе. Тогда казалось, вот так прожить бы всю жизнь…

Как там говорят? Бойтесь: желания имеют свойство сбываться… Вот и сбылось. Да не так, как я предполагал.

Подрос я, уже ходить научился и делать что-то пытался сам. Да каждый раз мне говорили: ай, не трогай; ай, туда не ходи; ай, это нельзя.

Дальше – больше. Я еще подрос, мне все вокруг стало еще интереснее: и это хочется попробовать, и туда залезть, и узнать, как устроено… А мне продолжают запрещать, да приговаривают: вечно ты лезешь, куда ни попадя, взрослым от тебя одна морока… А где-то на заднем плане их голосов я слышал еще и другие слова, произносимые умилительным голосом: дурачок ты наш, несмышленыш… Я так до сих пор и слышу это, хотя прошло много лет – целая жизнь…

Я продолжал жить с ощущением, что опутан этими словами, как пеленками. Я – связан. Я – ничего не могу. Я – ничего не решаю. А, может быть, я – не существую? Меня – нет? А если меня – нет, я никому не мешаю? Не мешаю жить, как хочется им? О-хо-хо… Горько мне это…

И вот уже, меня не спрашивая, решают, в какую школу мне идти – в простую или с уклоном во что-нибудь. А если в простую, то тогда параллельно непременно нужно заниматься, например, музыкой или спортом. А у меня и способностей особых к этому нет. Но меня, конечно, никто не спрашивает – хочу ли я этим заниматься; куда там, дите ведь неразумное, что оно понимает! И не ведомо им, что это дите внутри себя чувствует – не его эта стезя. Да кто ж его послушает: мы, родители, знаем, что для нашего дитятки лучше да полезнее. Так и мучился я несколько лет, пока не заартачился и не бросил это занятие. А там и им пришлось смириться: все равно толком у меня не получалось, да и другие это подтверждали.

Дальше – больше. В какой институт идти после школы тоже решали без моего ведома: хоть школу и закончил, хоть и «большой мальчик», а все ж таки дитятко неразумное, так что пойдет туда, куда скажем. Что ж делать: за ним нужен глаз да глаз, сам-то он ни на что не способен, так что пристроить его нужно. Как котенка. В хорошие руки. О-хо-хо… Тяжко мне…

Так и жил по чужой указке, спеленутым. Я уже не понимал, чего хочу сам-то? Вроде уже и привык, вроде и удобно: за меня все знают, за меня все решают. Так я даже и разговаривать с ними почти перестал: меня никто ни о чем не спрашивает, нет для вас меня. Есть – они.

А мне уже и все равно. Они – обдумали, они – решили, они – показали направление, они и ускорение придали. Так и катился по желобу.

А что – с одной стороны и хорошо: ничего не надо думать, напрягаться, стараться, выбирать, решать. Не получилось у меня – так они и не ждут особых успехов от меня, уже знают: ничего у меня не получится. Тоже привыкли. Поругают немного для острастки – душу отведут, да и смирятся: я ж для них, по-прежнему, дитятко неразумное, что с меня взять. Так и жил. А мне, меж тем, 25 стукнуло.

А тут говорят: жениться тебе пора. Только я собрался невесту себе подыскивать – все-таки мне семью создавать, хочется рядом близкого человека. А мне уже и невесту выбрали, и о свадьбе договорено. Так-то вот.

Ну, познакомили нас. Не понравилась она мне: кажется – такая милая, обходительная. С ними. А на меня посмотрела, так я разве что не подпрыгнул – так взглядом резанула, как лезвием полосанула… Только я решил смыться, глядь – я опять спеленутый, пуще прежнего. Мать честная! Даже не заметил, как материнские пеленки на женушкины сменились: вроде как всем показывает, какая она заботливая, хорошая жена, а мне в ее путах еще страшнее: запеленала так туго, что не продохнуть. Дышу через раз. Как бы не задохнуться…

Прожили мы так несколько лет, дочку родили. Да стал я чувствовать, что невмоготу мне жить с женушкой такой. Уж и через раз дышать не получается. Все, как у деда в сказке «Морозко»: я чуть слово, а она как зыркнет, так и отвечаешь по привычке – «Молчу, молчу»…

А сколько молчать-то можно? И однажды я взбунтовался: ну не мужик ли я? Ну не пора ли все с головы да на ноги поставить? В общем, как ни тяжело было, вырвался я из пеленок.

Пожил, пожил, да чувствую: тоже ничего хорошего, одному-то. Но и к жене той возвращаться не резон – даром что ли я от пут ненавистных освобождался…

А тут и женщина попалась мне. И хорошая, и пригожая, и ласковая, и заботливая. И любо мне с ней было. Поженились.

Поначалу все было хорошо: жили ладком, детишек нарожали… Но стал я замечать, что на мне снова то ли путы, то ли пеленки… Снова меня перестала женушка спрашивать, советоваться; снова стала без меня все решать, да о своем решении мне докладывать, да, что делать, говорить. Правда, обвязала меня не туго, как будто и нет ничего, а дышать снова тяжело стало. А денешься-то куда: чай не 30 мне, а уже 45 стукнуло. Жизнь прожита, а ощущение – как во сне, что и не жил даже.

И стал я чувствовать, что, действительно, сплю. Но не наяву, а словно ухожу в какое-то Царство Сонное; похоже оно на стеклянный куб. И стекло в нем матовое: вроде и видно, что творится за ним, а вроде картинка и размыта – не различаешь, что за жизнь там течет. И звуки не проникают – ти-и-хо: никто не кричит, никто не попрекает, ни слова плохого не скажет. Переждешь жизненную непогоду, отлежишься, отдохнешь, сил наберешься и снова вроде жить легче, вроде и можешь что-то.

Возвращаешься обратно, сделаешь что-нибудь для дома, для семьи, да опять снова-здорово: крики, недовольство, брань… Снова в пеленках оказываешься. И снова в Царство Сонное хочется: забыть…, не слышать… Не жить.

Вот и получается – жизнь пунктиром, штрихом. Жизнь – сон. Жизнь – небытие.

Но однажды я словно проснулся. Понял: все, не хо-чу. Не хочу ни домой, где я – никто, ни в Царство Сонное. Надоело мне все: и жизнь – не жизнь, в пеленках, как в плену; и никем быть – тоже не с руки более.

И призадумался я: это – не хочу, то – тоже не хочу. А чего хочу-то?

Попытался было разорвать путы свои, да не выходит – слишком долго жил в них, попривык так, что не могу ни руками пошевелить, ни ногами…

Терпел, терпел, да и не вытерпел: негоже мне, молодцу, да в пеленках пребывать. А делать-то что? Шутка ли сказать – до 45 лет так прожил: сначала мамка не пущала, сызмальства в отчем доме говорили: «Не трогай; экий ты недотепа, опять у тебя ничего не получается». Потом первая жена по стенке размазывала: «Ты у меня такой-сякой, безрукий; что ни поручи, ничего путного не выходит». Затем вторая жена эстафету переняла: «Ни денег заработать не можешь, ни по хозяйству помочь – все из рук валится». Так я и смирился. Да пусть их! А мне и легче: я же, по их мнению, ничего не могу, так с меня и спрос маленький; пусть сами и делают, а я в сторонке – на диване полежу или в Царство Сонное укачу. Нет меня и все тут.

Да не тут-то было. Почувствовал я в себе что-то: словно проснулась во мне силушка недюжинная. А дальше было, как в сказке: распрямила она меня изнутри, налила меня своими соками, да и говорит:

– Негоже тебе – богатырю – на палатях лежать да «соску немочи» сосать. Вставай, подними голову, распрями плечи свои да и разорви путы бессилия!

Как услышал я слово заветное – «богатырь» – так и вздрогнул. А и впрямь – не богатырь ли я? И умом вышел: знаю, просто им не показывал – не нужно было никому; и силой не обделен; и умею я многое, да невдомек им – надоело мне, что тюкают все время. А не развернуться ли мне? А не стукнуть ли мне кулаком – не сидеть же мне веки вечные опутанным! Чай, вырос давно.

И тут услышал я грохот. Обернулся и увидел, как раскалывается и рассыпается на мелкие кусочки мое убежище – стеклянный куб. И понял я: все, назад пути нет. И захотелось мне переписать свою жизнь набело – прожить ее так, как хочу я.

Понять-то понял, да призадумался: чем бы мне интересным заняться? И решил: найду себе, наконец, работу по сердцу, а не ту, постылую, женой подброшенную. Делом любимым займусь, на свои ноги встану.

Вспомнил, что в детстве и юности любил с машинами возиться; даже права в 18 лет получил с легкостью, да позже – когда в семье машина появилась – с радостью за руль садился.

Так и вышло, как задумал.

Огляделся я. А тут – опять, как в сказке – работу дальнобойщиком предложили. А я и рад.

Попробовал. И, знаете, получилось у меня!

И работа оказалась по душе, и зарабатывать я стал хорошо. И чувствовать себя стал иначе: сила во мне внутренняя укрепилась: теперь я просто знал – я стал другим. Мне не нужно никому ничего доказывать, не нужно унизительно объяснять или оправдываться. Разорвал я путы плена своего, с глаз пелена спала, перестал чувствовать себя ребенком, за которого все решают. И все сразу изменилось.

Теперь я почти все время в дороге. Жену сварливую вижу редко, голос ее скрипучий только по телефону слышу. Чуть позвонит да начнет свои претензии предъявлять, а у меня тут же связь «прерывается». Почувствовал я свободу духа; сам себе хозяином стал.