Человек в черном котелке. Повесть

– Да и не годится эта жертва, – продолжил голос. – Во-первых, не единокровный родственник. А во-вторых, мне не нужен разочаровавшийся самоубийца. Хочу молодой, сладкой крови от невинного существа. Вы, люди, стали неблагодарны. Помню, раньше мне поклонялись и с радостью приносили человеческие жертвы, чтобы спасти от болезней и проклятия своих собратьев. А если собирались на битву, то просили у меня прислать на подмогу духов своих умерших воинов, чтобы войско стало сильнее. И я помогала. Ваши предки почтительно принимали мое решение по отношению к их жизни. А теперь… Теперь иные времена. Жертвенники засыпаны камнями, а вы, жалкие людишки, сжигаете на масленицу соломенное чучело, которое символизирует меня саму! Вы оскорбили дочь Сварога и Лады, первых детей Великого Рода! Они дали рождение вашему миру, напитали его красотой, любовью, плодородием! А я – часть великого процесса, ведь без смерти не бывает новых рождений. Разве вы это не понимаете?! Но нет! Вы, люди, стали слишком гордыми, слишком себялюбивыми, вы считаете себя равными богам! Я отомщу… Теперь я требую особую плату.

Таня переступила с ноги на ногу, половицы скрипнули. Няня обернулась на звук, кинулась к двери и замкнула ее на запор.

«А нитки», – хотела сказать девочка. А еще ей очень хотелось спросить у нянюшки, когда она овладела чревовещанием? Вот здорово, такую интересную сказку придумала. Только страшную. И что-то про папеньку сказала. Или почудилось? Недаром слуги меж собой шепчут, что Таня-то странная. «Ну и пусть! Но где же нитки взять? Может, у маменьки в шкатулке?»

Без спросу Таня никогда не подходила к туалетному столику матери, но та, верно, спит, а кукла Светлана обидится, если останется без новой шляпки. И девочка решительно двинулась в сторону материной спальни. Шагнула за порог и оробела. Темные портьеры не давали пробиться в комнату даже самому крохотному лучику света, и в полумраке лицо маменьки казалось неживым. Таня, шажок за шажком, медленно подошла к туалетному столику, где стояла вожделенная шкатулка. Открыла ее, стала нашаривать катушку ниток и вдруг уколола палец о застежку броши. Вскрикнула больше от неожиданности, нежели боли, отпрянула и ногой зацепила стульчик на гнутых ножках. Тот упал на бок, задев цветочный горшок. На звон и грохот сбежались домашние. Первой была нянюшка, которая, увидев Таню с окровавленным пальцем, схватила себя за шею, словно ей стало трудно дышать, и слезы покатились по нянюшкиным щекам.

– Контракт подписан, – пробормотала няня Варвара непонятные слова.

– Я нечаянно, – сказала Таня, потупившись. – Я хотела только нитки взять.

Ольга Николаевна, меж тем, никак не отреагировала на крики и шум в своей спальне. Женщина лежала в забытьи, и губы в горячке шептали:

– Андрей, Андрей, что же ты ушел без меня? Подожди, я – за тобой…

***

За день до маменькиной смерти приехала ее сестра, Людмила, молодая рыжеволосая красивая женщина в нелепо ярком платье, а шею, запястья и пальцы тети унизывали переливающиеся украшения, словно та собиралась на бал, а не к постели умирающей. Громогласно прикрикнув на слуг, Людмила Николаевна широким шагом пронеслась в спальню хозяйки, и ее широкие юбки заходили волнами вокруг быстрых неутомимых ног. Таня, словно тень, последовав за безумно интересной гостьей, которую она раньше никогда не видела, с наивной радостью наблюдала, как та, решительно раздвинув портьеры, присела у маменькиной постели на стульчик и ласково поцеловала больную в лоб.

– Ну здравствуй, душа моя, – звонким голосом проговорила Людмила Николаевна. – Что это ты, хворать вздумала? Не годится!

Маменька с трудом открыла глаза, поморщилась от света и, прерывисто дыша, сказала:

– Ты… приехала… Ты… простила…

– Какие тут могут быть обиды? – воскликнула сестра, сдерживая рыдания. – Забудь все! Глупости это, суета! Главное, поправляйся!

– Нет, жду смерти как спасения, – прошелестела маменька в ответ. – Прошу тебя, позаботься о Тане. Она тебе не чужая…

– О чем ты говоришь! – Людмила Николаевна нежно погладила умирающую по щеке. – Ты выздоровеешь, а вернется Андрей Иванович, вот радость-то будет!

– Он не вернется. Я знаю. Сон видела, – тяжко вздохнула маменька. – Во сне ночью приходила ко мне черноволосая женщина в красивом бархатном платье, усыпанном драгоценными камнями. Незнакомая, но вроде знаю ее хорошо. Она и поведала, что Андрей… утонул. Мила! Не о том речь. Молю: не оставь дочь.

Таня робко потрогала маменькину руку. Она была горячей и влажной, словно маменька только пришла из бани.

– Таня, – позвала Ольга Николаевна, – слушайся тетю. Она теперь твоя семья.

Тетушка начала что-то громко говорить, обещая закатить настоящий пир к выздоровлению маменьки, но Таня в этот миг отчетливо поняла: мать больше никогда не встанет с постели. Она испугалась, заплакала и убежала в свою комнату, откуда не выходила до самого вечера.

Нянюшка принесла ей поднос, на котором стояло блюдо с пирожками и кружка с молоком.

– Поешь, милая, – кротко сказала Варвара, вытирая платком глаза.

Таня спряталась под одеяло. Ей почему-то было неуютно рядом с нянюшкой.

– Поешь, – повторила няня и вышла, притворив за собой дверь.

Не притронувшись к еде, Таня села на подоконник и смотрела, как во двор вползают сумерки. Вдруг почудилось, что по дорожке идет черная фигура. Таня заморгала, прильнула к стеклу. Так и есть. Высокая женщина в черном бархатном платье, расшитом драгоценными камнями, не спеша приближалась к дому. Когда она подошла поближе, девочка рассмотрела, что лицо у дамы бледное, а черные волосы свободно струятся по плечам. И еще показалось странным: на улице осень, а дама без пальто и плаща… Женщина подняла голову, заметила следившего за ней ребенка и прижала палец к губам.

Таня отпрянула: она узнала Ее! Это она, Черная дама, которую девочка встретила ночью! Вот так же она попросила Таню молчать о своем визите. Только сейчас она была без шляпки и вуали.

«Будет горе», – подумала Таня, содрогаясь.

В окно со всей силы ударилась ночная птица, вскрикнув предсмертно. Таня в ужасе спрыгнула с подоконника и дернула портьеру, заслоняя окно.

«Горе, идет горе», – застучало в висках.

Девочка долго не могла уснуть, все ворочалась, а стоило сомкнуть веки, казалось, что Черная дама заходит к ней в комнату. Заснула Таня только на рассвете. А утром в Танину комнату вошла тетя Людмила Николаевна и, смахивая слезы, сообщила о маменькиной смерти. Тетушка присела на кровать племянницы и, положив на голову девочки душистую нежную ладонь, прошептала с состраданием:

– Бедное, несчастное дитя…

***

Маменькины похороны Таня запомнила смутно. Утром у нее сильно разболелась голова, и каждый спазм боли вызывал рвоту. Тетушка забеспокоилась, девочку уложили на кровать, лоб накрыли влажным полотенцем, а портьеры задвинули, потому что солнечный свет больно бил в глаза и провоцировал новые приступы.

На кладбище Таню все-таки взяли. Она, бледная от страданий, еле стояла, держась за нянину руку, и думала, что если маменьке было так же плохо, как ей сейчас, то смерть – лучшее избавление от мук. «Маменька теперь счастлива!» – ужасающая догадка пронзила сознание, и девочка в страхе оглянулась – не подслушал ли кто ее мыслей. Но нет. Скорбные лица. Глаза с состраданием смотрят на сироту. Таня опустила голову. Наконец, по подсказке нянюшки, она подошла к могиле, куда опустили гроб, бросила горсть земли…

Больше ничего не помнила и не осознавала.

Таня очнулась уже дома, в своей комнате, с холодным влажным полотенцем на лбу. Няня Варвара сидела рядом с кроватью на маленьком стульчике и вязала, тихо мурлыча под нос песенку.

– Я заболела? – спросила девочка.

– Это просто нервное, – сказала нянюшка. – Мы все жалеем Ольгу Николаевну. Время лечит.

Она протянула воспитаннице кружку с травяным отваром.

– Выпей, полегчает.

Но Таня отрицательно покачала головой.

– Нет. Не хочу. Дай лучше карандаши и альбом.

Нянюшка беспрекословно принесла набор, который для племянницы привезла тетя Людмила Николаевна, и раздвинула портьеры.

Таня поморщилась – свет рождал головную боль. И все же раскрыла альбом и взяла черный карандаш.

– Что ты хочешь нарисовать? – полюбопытствовала нянюшка.

– Ночную даму. Я видела ее, это не кошмар. Я знаю, она существует.

Варвара вздрогнула, но взяв себя в руки, даже попыталась улыбнуться и вышла из детской. Когда через час она вернулась, Таня крепко спала. На кровати лежал раскрытый альбом. Няня взглянула на рисунок и побелела как молоко. Девочке удалось запечатлеть портрет тайной госпожи Варвары – Мораны, богини смерти, которой много лет назад она принесла обет и служила до сих пор. Те же смоляные густые волосы, спадающие на точеные плечи, то же черное платье, расшитое драгоценными камнями, те же кисти с длинными перстами… Лицо скрывает нарисованная вуаль, видны только губы, к которым Морана приложила указательный палец, словно советуя держать свое существование в секрете.

– Откуда? Откуда бедное дитя знает, как выглядит Морана?! Мне самой она явилась в таком образе только однажды, когда брала на службу, – в ужасе прошептала Варвара. – Откуда?!

Девочка зашевелилась во сне, и няня, боясь ее разбудить, тихонько поправила одеяло и вышла, оставив альбом на кровати. Она боялась к нему прикоснуться!

Утром Таня осознала: когда она рисует, боль проходит, волнами откатывается до следующего раза.