Человек в черном котелке. Повесть

– Мне нужны еще карандаши, – сказала она тете за завтраком. – Черные. Много.

Людмила Николаевна немедленно послала мальчика в лавку. Она была готова исполнить любое желание Тани.

– А ты покажешь мне свои рисунки? – спросила она племянницу.

– Да, но позже, – отвечала сирота.

– Ты знаешь, – сказала тетя, – у меня есть друг, художник. Если хочешь, он придет и даст тебе несколько советов.

– Это замечательно, – согласилась Таня. – Мне будет приятно. А сейчас можно я пойду в сад?

***

Среди голых кустов боярышника, на дорожке из серого булыжника, вдоль которой то там, то тут виднелись пятна пожухлой травы, Таня почувствовала себя совсем одинокой. Что тетя! Что бы ни говорила маменька, но Людмила Николаевна никогда не приезжала к ним в гости раньше, никогда не бывала на именинных обедах, а первый подарок от любящей тетушки Таня получила только в день материных похорон. Странно, право, надеяться, что этот чужой человек будет любить и баловать сироту как родную дочь.

– Я так одинока, – сказала девочка маленькой птичке, спустившейся на ветку боярышника. – Я никому не нужна.

Порыв ветра заставил девочку зажмуриться, а когда она открыла глаза, по дорожке к ней шла высокая женщина в черном плаще с пуховой оторочкой. На голове незнакомки была маленькая шляпка с густой вуалью. В руке дама держала большое черное перо и небрежно, словно играючи, им помахивала.

– Здравствуй, дитя, – сказала дама, приблизившись.

Таня смотрела на нее с молчаливым ужасом. Очень дама была похожа на кошмар, преследовавший ее на протяжении уже нескольких недель.

– Ты боишься? – словно удивилась женщина. – Меня не надо бояться, а только воспринимать как данность.

– Кто вы? – сипло спросила девочка, чувствуя, как от страха сводит скулы.

– Милое дитя! Ты столько раз слышала обо мне и восхищалась моей красотой, мудростью и смелостью. Твоя няня рассказывала обо мне на ночь сказки, и ты мечтала встретиться со мной…

– Нет. Няня рассказывала о Василисе Премудрой и Василисе Прекрасной…

Дама в черном плаще весело рассмеялась:

– Так это я и есть! Не веришь? По секрету тебе скажу, замуж за Кощея я вышла по собственной воле, поскольку он могущественен и богат, а я люблю власть. Что до всяких там Иванов-царевичей, спасающих меня из Кощеева царства, – это уже народная выдумка.

Таня во все глаза рассматривала странную гостью. Сумасшедшая? Или у Тани просто снова начались видения от постоянной головной боли?

– Не бойся, – снова сказала женщина, откидывая вуаль.

У нее было странное лицо. Вроде бы и глаза, и нос, и рот на месте, все, как у людей, но когда девочка попыталась рассмотреть незнакомку, перед той словно встала туманная пелена, и черты лица сделались нечеткими, еле видимыми, словно кто-то писал портрет карандашом, да потом стер почти все нарисованное.

– Мне нравится, как ты рисуешь, – наклонившись к девочке, прошептала таинственная дама. – Хочешь секрет? Лекарство от твоего недуга – в твоем таланте. Нарисуй мой портрет, но без вуали, и я отблагодарю тебя, ты сможешь управлять людскими судьбами, я сделаю тебя марой. Ты не знаешь, кто это? О, это чудовищно сильные создания, одного их взгляда достаточно, чтобы человек расстался с душой… Хочешь могущества, дитя? Поверь, тогда ты не будешь одинока. Все глупые страдания забудутся, не будет боли, горя. Ты отдашь мне свой талант, и я награжу тебя силой, о которой жалкие обманщики, называющие себя колдунами, могут только мечтать! Подумай об этом, дитя!

Туман перед лицом дамы развеялся, и Таня с ужасом увидела, что у дамы наружность умершей Марфы. Веселой, румяной. Девочка отшатнулась. Гостья рассмеялась, махнула черным пером, и теперь на Таню смотрела ее собственная мать: потухшие от болезни глаза, острые скулы, сухие безжизненные губы – такой она была в последние перед смертью дни. Таня вскрикнула, бросилась бежать от жуткого видения, а ей в спину бил холодный хохот Черной дамы:

– Нарисуй! Нарисуй мой портрет…

***

К вечеру головная боль сковала железным обручем, который давил на виски так, что на глазах появлялись слезы. Нянюшка напоила Таню отваром и велела лежать, а сама ушла выполнять указания новой хозяйки. Людмила Николаевна велела Варваре разобрать платья умершей сестры.

Таня не захотела оставаться одна в детской и спустилась в кухню. Здесь жарко пылал в печи огонь, вкусно пахло, а кухарка Авдотья знала немало интересных сказок. Но Авдотье было сейчас не до сироты: Людмила Николаевна пожелала завтра принимать гостей.

Таня присела на лавке у печи и стала смотреть на пламя. Глаза слипались, девочка легла, положив под ноющую голову руку. Авдотья накрыла ее своим шерстяным платком.

Таня проснулась, когда за окном стояла темень, а кухарка со служанкой Верой, взятой вместо Марфы, пили за рабочим столом чай и болтали.

– Ой, не знаю, как теперь будет, – причитала кухарка вполголоса. – При Ольге-то Николаевне покойнице в доме тишина стояла, она предпочитала уединенное житье, а ее сестрица другого сорта ягода. Ей бы балы да кавалеры, да обеды и ужины…

– А правда, говорят, что Людмила Николаевна и Ольга Николаевна в ссоре были? – спросила Вера.

Авдотья воровато оглянулась на неплотно прикрытую дверь кухни, потом глянула в сторону Тани – та тут же сомкнула веки – и только потом, уверившись, что девочка спит, проговорила: