Симпозиум в Радомышле. Из серии «Провинциальные рассказы»

Симпозиум в Радомышле. Из серии «Провинциальные рассказы»
Valera Bober

ТишинаНе пойму зачем в воде светВедь он щиплет глаза и их естВ мутной зелени тиной траваПахнут сыростью берегаТень от них уходит на дноТам крокодил живет как бревноТам хорошо, и там тишинаТам никто не будит с утра

Симпозиум в Радомышле

Из серии «Провинциальные рассказы»

Valera Bober

© Valera Bober, 2022

ISBN 978-5-0059-3051-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СИМПОЗИУМ В РАДОМЫШЛЕ

После долгой езды в автобусе, дремлющий у окна мужчина оживился, видя как они наконец то свернули с дороги в густой лес. За окном сделалось пасмурно, но такая перемена произвела благоприятное впечатление на мужчину. На языке появился приятный привкус песка. Вскоре у дороги показалась ажурная надписью Радомышль, за которой они выехали на освещенную солнцем просеку с небольшими домами. Поселок был одноэтажный, и только в центре высилась пара белых церквей с толстостенными монастырскими пристройками, которые обступала зеленая чаща.

Сидевший в автобусе Владислав Владимирович Волосенко по природе своей был плотно скроенный, но все еще привлекательный мужчина с честными глазами и интересной, но безнадежно скудной профессией скульптора, которая требовала постоянного поиска средств к существованию. Такое требование жизни тяготило его свободолюбивый характер и перевозбуждало ум. К тому же в дороге он умудрился подхватить, как ему показалось, насморк, от чего чувствовал он себя неважно.

Вокруг поселковой станции бродили козы, за которыми приглядывал монах с ведерком черники на продажу. На площади косили траву. Время было послеобеденное и пекло как в начале лета. От такого в тело молодого мужчины стала проникать лень, и ему совершенно не захотелось далее торопиться по делам, а захотелось порождать приятную задумчивость. Скользнуло смутное ощущение, что все это он уже где то встречал. Этот горизонт с куполами, и запахи, и даже звуки, но где это он мог видеть, он не мог припомнить. Еще, как только съехали на старую каменную дорогу, ему уже показались знакомыми все ямы, в которые попадал автобус и даже та сила, с которой от них раскачивалась кабина, и это беспокойство преследовало его всю дорогу, словно за кустарником параллельно ему ехал такой же как он, но немного другой Волосенко, настолько родственный ему, что все, что улавливал его нос, передавалось и тому носу, будоража память знакомыми запахами, и заставлял рыться в голове, отыскивая там знакомую вещь, которая вот только что была в руках и вдруг ускользнула, и теперь неясно как и выглядит. От таких переживаний у Владислава появилось неясное возбуждение и передалося болью в затылок. Со стороны казалось, что он чем-то озабочен. Он все время дергался лицом и смешно водил плечами, но сам не придавал этому значения, а даже наоборот, как художник радовался подобным эффектам, которые делали его оригинальным. В конце концов, Владислав предался любимой меланхолии. Жалко, что я неизвестен, – думал он, – я нуждаюсь в славе, как никто другой и это несправедливо, что мне не досталось славы, – и вдруг ясно понял, что слава его затерялась в пыльных кабинетах, а те кто преуспел, на самом деле серость. Эта догадка настолько поразила его, что он сжался от страха, – ведь я не знал и не понимал этого, а вот додумался до самой сути. И ведь никто и не поверит этому, потому что это особое мнение, а особое мнение это вам не что-нибудь. Это как дар.