Однако, опустошенный, замолкает он сам.
– Вот так, успокойтесь, месье Эмиль… Вам нечего опасаться; я одна догадалась, а вы знаете, что я не болтлива. Судите сами. Сначала вы устроили мне сцену после того, как мы было решили ее извести, это случилось на следующий же день, тогда я задумалась – я знала, что в промежутке вы успели ее повидать в столовой. Ладно. Потом эта манера, когда вы говорили со мной о ней, притворяясь, что забыли ее имя или не узнали, что это она идет обратно с полей, а вы битый час торчали у окна, чтобы не пропустить, когда же она вернется! Вы думаете, меня можно вот так обвести вокруг пальца? А потом еще этот топорик!
– Юлия! Юлия!
– Ладно, не начинайте. Однако ж прошу вас заметить, что с того случая я была с вами очень мила и, пока у вас был жар, сидела рядом, сохраняя благоразумие; ни разу не сказала, что собираюсь порвать ваш герб, хотя мне очень хотелось! А потом еще на прошлой неделе. У коров из-за того, что они лежали в мокрой траве, потрескалось вымя. Вам кто-то сказал об этом, а я сказала, что по такой причине они злятся и их даже опасно доить. Так и чего, месье Эмиль, которого от парного молока тошнит, пошел искать мамашу Муссетт, чтобы попросить у нее молочка. И заставил ее подоить всех коров на час раньше обычного.