Москва 400

Москва 400
Валерий Анатольевич Шерер

Книга о первой Чеченской войне. Написал по своим воспоминаниям. В память о погибших товарищах.

Валерий Шерер

Москва 400

«МОСКВА 400»

С тех пор как я отслужил срочную службу в рядах Российской армии прошло уже тридцать лет, но воспоминания об этой службе я храню в своей памяти по сей день. Конечно что-то уже стерлось, а что-то я помню до самых мелочей и вряд ли когда забуду. То, что я хочу рассказать о своей службе будет что-то типа военной повести, которую я собирался написать уже давно, но все время откладывал на потом. То ли времени не было, а может просто было еще не время. Сейчас по прошествии трех десятков лет я многое пере осознал, многое передумал и переоценил, поэтому и решил наверно написать о пережитой мной и моими сослуживцами войне. Этот рассказ я буду писать от первого лица по своим воспоминаниям и воспоминаниям моих сослуживцев. После службы жизнь раскидала нас кого куда. Кого-то уже нет в живых, но наша 9 рота не распалась, мы продолжаем общаться, делимся друг с другом и радостью и горем.

Хочу посвятить эту повесть памяти своим павшим и раненным боевым товарищам, которые остались верны присяге и сполна отдали нашей Родине свой воинский долг.

Речное училище им. И.П. Кулибина

Я родился в 1975 году в Горьковской области. Воспитывался и вырос в обычной рабоче-крестьянской семье. Мой отец всю жизнь проработал водителем в совхозе, а Мать медицинской сестрой в больнице. В 1990 году я окончил среднюю школу. Учился на твердые тройки и заканчивать десятилетку у меня желания не было. Еще до окончания школы я стал готовиться к поступлению в ГкРУ, Горьковское командное речное училище имени И.П. Кулибина. Для подачи документов на поступление нас привезли родители. Нас, это меня и двоих моих одноклассников, Грехнева Сергея и Новикова Михаила, на тот момент нам всем было по пятнадцать лет. Мы записались на подготовительные курсы и несколько раз в неделю ездили на занятия. Подготовительные курсы помимо математики и русского языка включали в себя и занятия по радиосвязи. Занятия по радиосвязи вел преподаватель Шмаков Анатолий Иванович. Он рассказывал и объяснял нам про азы радиосвязи. На его уроках было очень интересно, на каждой парте были установлены ключи и подключены наушники для радиообмена с помощью азбуки Морзе. Азбуку Морзе мы стали изучать уже на подготовительных курсах для того, чтобы каждый абитуриент смог понять для себя будет ли ему это интересно в дальнейшем, или может быть стоит посвятить себя другому направлению. Лично мне очень даже понравилось, и я все схватывал на лету. В дальнейшем этот предмет был моим самым любимым.

Родители разрешили ездить в училище самостоятельно, давая на проезд один рубль, этого мне хватало еще и сходить в пельменную, так как билеты на электричку мы не покупали, а от контролеров бегали по вагонам. По результатам медицинской комиссии, мы поступали на разные специальности. Я и Михаил поступили на радиотехническое отделение, а Сергей на внутренние пути сообщения. Изначально я хотел поступать на судоводителя, но окулист меня зарубила, поставив диагноз слабое восприятие цветов. Обучаться в речном училище предстояло четыре с половиной года. Стоит отметить, что вступительные экзамены я сдал ни с первого раза. Завалил математику с геометрией, но таким как я предоставили возможность для пересдачи. И тут уже пришлось подходить к подготовке более серьезно. Целый месяц, по настоянию моих родителей я провел у бабушки в деревне. Там со мной поочередно занимались моя тетя и дядя. Они были преподаватели математики и геометрии в местной школе. Благодаря их стараниям и моему везению я успешно пересдал экзамен. Почему я сказал везению, потому что иначе как везение, я это назвать не могу. Опишу в вкратце. С моей тетей мы прорешивали одну задачу по геометрии. Я вник в эту задачу и запомнил ее решение. По мимо занятий самоподготовкой с тетей и дядей я продолжал ездить на подготовительные курсы в училище. Преподаватель математики в речном училище был Александр Иванович, абитуриенты между собой звали его Саня Ваня. Занятие, на которое я тогда приехал к Сане Ване, было последнее перед экзаменом. На доске он написал именно эту задачу, которую я прорешивал накануне. – Ну, кто готов выйти к доске и решить задачу? Тому, кто решит ее, ставлю завтра на экзамене плюс один бал. Я поднял с волнением руку. Из всех присутствующих на занятии абитуриентов руку поднял только я. – Прошу к доске. Сказал Саня Ваня. Я вышел и заметно волнуясь решил задачу. – Ну что же, блестяще. Фамилия? Я назвал свою фамилию и Саня Ваня сделал у себя в журнале какую-то пометку. На следующий день уже на пересдаче экзамена я вытянул билет и не поверил своим глазам. Задания в билете состояли из двух частей, алгебра и геометрия. По геометрии мне попалась опять та же задача. Моей радости не было предела. Я решил билет за несколько минут и первым пошел отвечать. Саня Ваня сдержал свое слово и поставил мне оценку пять. Так я поступил на радиотехническое отделение и стал курсантом «ордена Знак Почета» Горьковского командного речного училища им. И.П. Кулибина.

Учеба в училище началась с сентября 1990 года. В октябре того же года город Горький переименовали в город Нижний Новгород. Соответственно и наше училище стало называться НкРУ, Нижегородское командное речное училище. Ранее в речных командных училищах СССР была военная кафедра, но ее отменили еще за три года до нашего поступления. Весь первый курс мы жили в общежитии на казарменном положении. В учебный корпус на занятия ходили строем. Заступали в наряды по роте и по столовой. В общем все принципы, формы и методы армейского воспитания за исключением статуса военной кафедры в училище остались. Ходили строго в форменном обмундировании. В общежитии, вместе с нами жили и старшекурсники, в основном иногородние, местным разрешалось жить дома или у родственников. Само собой, присутствовала и дедовщина. Командиром нашей 10 роты был Александр Викторович Зубов. Судя по его строгости и принципиальности, он был бывшим военным. От Зубова можно было запросто получить наряд в не очереди. Один такой наряд мне запомнился особенно. Первые месяцы учебы в увольнение нас отпускали очень редко и то только на один день, с субботы на воскресение. Курсанты, которые жили в Нижнем Новгороде или области, могли съездить домой с ночевкой. Я несколько недель ждал своей очереди, чтобы получить увольнительную и поехать в субботу домой. Но так случилось, что я получил наряд в не очереди. За что уже не помню. Ну получил и получил. Я заступил в этот наряд и стоял на тумбочке. Наряд был по роте. Я уже смирился с тем, что и на этой неделе не смогу поехать домой. И вот, стою на тумбочке в расположении роты, открывается дверь и в коридор входят мои родители. Они приехали забрать меня домой на выходной. Я не знал, что родители собираются приехать и для меня увидеть их тут, в расположении роты, было неожиданностью. Подошел Зубов и сказал, что менять он меня не будет, так как это наряд в не очереди. Родители развели руками и уехали домой, а я остался стоять на тумбочке. В тот момент у меня на глазах навернулись слезы, было очень обидно, хотелось все бросить и побежать вслед за родителями. Но я переборол в себе эту сиюминутную слабость и стиснув зубы остался стоять. Впереди были годы учебы и больше сотни нарядов.

На радиотехническом отделении я доучился до середины второго курса. На тот момент сильно съехал по успеваемости, начал прогуливать пары. Одним словом, интерес к учебе пропал окончательно. Домашних курсантов в наряды не ставили. В наряды ходили только курсанты которые жили в общежитии. А когда ты находишься в наряде, то автоматически пропускаешь учебу со всеми вытекающими последствиями. Становишься отстающим задолжником. Тому виной были частично и сами преподаватели. Тот же Саня-Ваня учитель математики, Талия Саитовна, учитель истории. Они вели свои уроки через чур требовательно. Безжалостно ставили двойки, которые потом было очень трудно исправить. Из-за несданных зачетов нас лишали стипендии. Большинство курсантов в общежитии были такие же, как и я лишенные стипендии. С домашними все было иначе. В наряды они не ходили, занятия не пропускали, соответственно и успеваемость у них была высокая. Учителя к ним относились более снисходительно, а нас, мягко говоря, учителя недолюбливали. По сравнению с домашними мы были дерзкими и менее дисциплинированными.

Нахватав к третьему курсу кучу задолженностей, я уже был готов бросить учебу. Таких как я, курсантов с низкой успеваемостью во всем училище набралось довольно много и руководство приняло решение открыть дополнительное отделение по специальности рулевой-моторист. Статус этого отделения был ПТУ, но меня это не смутило, и я, не раздумывая написал заявление на перевод в это отделение. С моей группы туда перешло еще несколько человек. Скажу честно. Учиться там было намного интереснее и проще. Мы проходили в основном спец предметы. Преподаватели к нам не цеплялись. Осенью меня направили для прохождение практики на грузовой теплоход «Волго-Дон-5». Эта практика мне очень понравилась. Экипаж теплохода был очень дружный. Там я научился на практике всем азам работы рулевого-моториста. Отдавать и поднимать якоря, швартоваться и даже управлять теплоходом. Работа была в вахтовом режиме. Четыре часа в рубке, восемь часов отдых, потом четыре часа в моторном отсеке и снова отдых восемь часов. В основном мы перевозили щебень. Ходили до города Сарапул, по Каме. Навигация у нас закончилась поздней осенью. В затон мы возвращались уже по покрывшейся тонким льдом реке.

Мое обучение в речном училище на этом отделении заканчивалось весной 1993 года. Впереди предстояла преддипломная плавательная практика. Мне выдали направление на практику. Я должен был с этим направлением самостоятельно приехать в пароходство в отдел кадров и устроиться на грузовой теплоход на всю навигацию, для работы и написания диплома. После навигации нужно было вернуться в училище для защиты диплома и на этом все. Далее, получить диплом рулевого-моториста и в добрый путь. Чисто случайно, когда я поехал устраиваться на теплоход, то перепутал пароходства. В место грузовика я устроился на пассажирский теплоход. Тогда я не придал этому особого значения. В училище были сильно возмущены, но менять ничего не стали. Так я оказался в должности матроса на пассажирском теплоходе «Феликс Дзержинский». За месяц до начала навигации я уже жил в рабочем общежитии поселка имени Памяти Парижской Коммуны. Ну вот она, можно сказать и началась, самостоятельна взрослая жизнь. Я официально трудоустроился на работу. Буду получать полноценную зарплату. Смогу купить себе на заработанные деньги что захочу. На «Вого-доне-5» кстати тоже платили заработную плату, но по факту капитан Волго-дона заплатил нам сущие копейки. Даже экипаж был удивлен. Капитан выдал нам денег которых хватило только на билеты до дома и на мороженое. На пассажире «Феликс Дзержинский» зарплату платили более менее нормальную, тем более питание было бесплатное. Команда на пассажире большая. Набрали в основном молодёжь. Впечатлений от работы на таком большом теплоходе было хоть отбавляй. Рейсы у нашего теплохода были от Нижнего Новгорода до Москвы, Твери, Углича и Костромы. Вахты были четырехчасовые. Моя вахта была с четырех утра до восьми часов утра. За мной была закреплена четвертая палуба. Еще мы называли ее солнечная палуба. В мои обязанности входила уборка на закрепленной палубе и если теплоход вставал на стоянку, то швартовка и отдача якоря. На стоянках мы загружали продукты, дежурили у трапа и занимались различными хозяйственными работами. После вахты был отдых восемь часов, потом следующая вахта с восьми часов вечера до нуля часов ночи. В свободное от вахты время мы развлекались наравне с отдыхающими туристами. Ходили на дискотеки, которые по вечерам проводились на четвертой палубе. На стоянках так же выходили в города на прогулку. В один из рейсов на нашем теплоходе проводился кинофестиваль, «Созвездие 93». Рейс был Москва-Кимры-Тверь-Москва. На теплоход заселилось много знаменитых артистов. Из тех, кого я запомнил, это Алексей Серебряков. Тогда я знал его по фильму «Фанат». Еще были Харатьян, Панкратов-Черный, Шукшина, Золотухин, Жигунов, Кабо и много других, просто запомнились именно эти фамилии.

С Серебряковым мне даже повезло познакомиться. Я как обычно заступил на утреннюю вахту и поднялся на свою четвертую палубу. После вчерашней гулянки артистов, уборка мне предстояла на палубе серьезная. На каждой палубе у нас были пластмассовые столики и стулья. Столы и стулья были разных цветов. На моей палубе белые, на третьей палубе красные, на второй синие. Туристы каждый раз составляют на моей палубе разноцветные столы и стулья, которые мне потом приходится разносить по нижним палубам. Столы были завалены остатками закуски, пепельницы были переполнены окурками. Под столами валялись пустые бутылки из-под алкоголя. Так что, мне предстояло не только мыть палубу, но и убирать со столов весь этот мусор, потом начисто протереть и расставить их на свои места. Почесав затылок, я, зевая направился в носовую часть палубы. Там я увидел Серебрякова. Он стоял и курил напротив сауны, обернувшись полотенцем. На моей палубе с правого борта сразу за капитанской рубкой была оборудована сауна. Серебряков увидел меня и подозвал. – Эй матрос. Подойди пожалуйста. Как тебя зовут? – Валерий. – Очень приятно, я Алексей. Он пожал мне руку. – Как тут у вас сауна отключается? Я зашел в сауну и отключил рубильник. – Так просто? А я голову ломал, что тут да как. Выпей со мной. – Я не могу. Я же на вахте. – Да ладно, не отказывайся. Он протянул мне сигарету, и мы закурили. Он взял гитару, сел на стул и спел под гитару несколько песен. Потом в течении всего рейса если мы случайно встречались на палубах или у трапа, когда я дежурил, он всегда подходил ко мне и здоровался. Было очень приятно. Другие матросы даже завидовали.

В июле я познакомился со Светланой, она была племянницей нашей поварихи. На тот момент Свете было пятнадцать лет, а мне только исполнилось восемнадцать. Она отдыхал как туристка. Тетя взяла ее с собой на один рейс. Это была моя первая любовь. Но ничего серьезного у нас так и не было. Видимо была не судьба. То, что меня заберут в армию, я уже знал и был к этому готов. Мы обсуждали с ней, гуляя вечером по палубе нашу дальнейшую жизнь. Она обещала дождаться меня из армии и выйти за меня замуж.

До конца навигации я не доработал. Света сошла после окончания этого рейса на берег и уехала домой в Нижний Новгород. На меня напала сильнейшая тоска по ней, и я напился. Из-за этой пьянки я не вышел на одну вахту, потом на другую и в итоге капитан принял решение списать меня с теплохода. Мы как раз стояли на стоянке в порту города Ярославля. Денег мне не заплатили. Просто ссадили полупьяного на причал и теплоход пуская салюты отчалил. Проводницы и матросы махали мне с палубы прощаясь со мной. – Прощай Валера! Ты был классный парень! Кричали мне проводницы. Когда теплоход удалился из виду я начал приходить в себя и осознавать, что я один, хрен знает где и без копейки в кармане. В сумке у меня было две бутылки водки. Мне их успели сунуть в нее кто-то из матросов. Ну хоть что-то. Я побрел по причалу. Подошел к парням в речной форме. Познакомился и разговорился с ними. Как оказалось, мне очень сильно повезло. Эти парни были с метеора, который утром отправлялся в Нижний Новгород. Они-то меня и подобрали с собой. До Нижнего по Волге от Ярославля было шестьсот километров, может чуть больше. Так, печально закончилась моя преддипломная практика на теплоходе «Феликс Дзержинский». Списали с судна меня 2 августа 1993 года. Тогда я не знал, что 2 августа это дата образования Воздушно-десантных войск России, а уже через каких-то три месяца я окажусь именно в этих войсках.

Вернувшись домой, я соврал родителям, сказав, что приехал просто в отпуск. Про то что меня списали говорить побоялся. Но через неделю пришлось сознаться. Отец принял решение оформить меня на работу к себе в совхоз, разнорабочим. В то время совхоз «Ильинский» в котором всю жизнь работал мой отец шофером, потихоньку начинал разваливаться. Отец и еще семь человек с этого совхоза взяли в аренду животноводческую ферму вместе с агротехникой. На этой ферме они выращивали быков на мясо. Корма выращивали и заготавливали сами. Работали с шести утра и до позднего вечера. На ферме я выполнял любую порученную мне работу. Чистил навоз в стойлах у быков, развозил корма, чинил поилки. Там я научился ездить на тракторах и на ГАЗ -53. Больше всего мне полюбился трактор Т-16. На нем я развозил ванны с кормовой посыпкой для кормежки быков. Водительских прав у меня не было, но по территории фермы и по полям я спокойно разъезжал. На ферме с отцом я проработал с августа по ноябрь. В ноябре мне пришла повестка в армию. Родители на скорую руку организовали мне проводы. Накрыли столы в квартире. Я пригласил всех своих друзей и самое главное на проводы приехала моя невеста Светлана. Застолье закончилось и утром я поехал в военкомат. Одел старую фуфайку, норковую шапку формовку, старые штаны и ботинки прощай молодость. Взял сумку с туалетными принадлежностями и продукты, которые мне собрала Мама.

Ранним солнечным и морозным утром мы приехали в военкомат. Около КПП призывного пункта города Дзержинска уже было много провожающих. Призывники были со всей Нижегородской области. Попрощавшись с родителями и с невестой, я прошел через КПП на территорию призывного. Там у меня сразу проверили содержимое сумки и проводили в одну из казарм.

Призыв, осень 1993год.

В казарме нас построили и стали распределять по командам. Я услышал номер моей команды и поинтересовался у военкома, что за войска и где находятся? На что получил ответ – это инженерные войска, где-то рядом с моим домом. Я конечно опешил. Может быть кто-то другой и обрадовался бы такому повороту событий, служить пусть и в стройбате, но зато рядом с домом. Но мне такой вариант почему-то не подходил, не то что я не хотел служить рядом с домом, а то что это были не те войска, в которые я хотел бы попасть. А попасть я хотел в морскую пехоту. Наверное, потому, что мне эти войска казались самыми «крутыми» и плюс ко всему я до призыва учился в Нижегородском речном училище и уже успел так сказать приобщиться к флоту. В общем я заявил о своем отказе служить в стройбате этому военкому. Он очень удивился, дал мне листок с ручкой и открыл дверь одного из кабинетов, пригласил войти. В этом кабинете за длинным столом сидели человек пять или шесть военных офицеров. Как я понял это была военная комиссия или что-то в этом роде. – Что тебе сынок? Спросил один из офицеров. Как я понял самый старший. – Он не хочет служить в инженерных войсках! Ответил за меня военком. – А почему не хочешь? Переспросил он меня. Я ответил, что с детства мечтал служить в морской пехоте, и что закончил речное училище. – Так-так, ну что же, морской пехоты у нас нет, но есть ВДВ, пойдёшь в десантники? Я не раздумывая согласился, хотя в голове мелькали мысли, а смогу ли я в ВДВ? Там ведь придётся прыгать! Но слово не воробей, согласился значит согласился. Посадили меня за этот стол и продиктовали, что написать. Из всего что я написал запомнил только одну строку, отказываюсь служить по месту жительства, прошу направить меня в воздушно десантные войска.

На призывном пункте нас продержали больше суток. На следующий день, нашу команду повезли на железнодорожный вокзал для погрузки в поезд. За нами приехали трое военных. Это был офицер и два сержанта срочника. Запомнилась кличка одного из этих сержантов, Большой. Солдаты, которые за нами приехали отличались по комплекции и по форме одежды от других солдат, которых мы видели там на призывном. Наши были одеты в камуфлированную форму и берцы. На левом рукаве был нашит синий шеврон ВДВ со звездой и парашютом, а на правом рукаве был черный шеврон с изображением скорпиона. Кто-то пытался задавать вопросы этим сержантам. Спрашивали, как служба? Тяжело ли нам будет служить? Но сержанты отвечали сухо. – Все сами узнаете и сами прочувствуете. – Попал в ВДВ, гордись! Не попал, радуйся! Сказал нам Большой. До Ульяновска поезд ехал меньше суток. На вокзале Ульяновска нас уже ждали два армейских Урала. Мы погрузились в кузова этих армейских машин и поехали в часть.

Ульяновск

Уралы заехали на территорию воинской части и остановились у железных ангаров. Мы попрыгали на землю и по команде офицера зашли в один из ангаров. Офицер построил нас в одну шеренгу, и заставил сложить в одну кучу все оставшиеся продукты. – Мамины пирожки вам больше не понадобятся. С этого дня из вас будут делать настоящих солдат! В ангар зашли еще несколько офицеров и начали перекличку. Один из офицеров представился и объявил. – Я командир роты разведки. Мне в роту нужны те, кто занимался какими-либо видами единоборств. Кандидаты в мастера спорта, мастера спорта. Кто сможет подтянуться больше десяти раз. Отжаться от пола больше пятидесяти раз. Кто сможет бежать кросс с полной выгрузкой. Кто не побрезгует есть крыс или сидеть несколько суток по уши в грязи? Если такие есть и желают служить в элитной развед-роте, выйти из строя! Из строя вышло три человека. Видимо спортсменов и желающих питаться крысами среди нас больше не было. Офицер по очереди подходил к вышедшим из строя и о чем то их расспрашивал. Одного вернул в строй, а двоих забрал и вывел с собой из ангара. Другой офицер скомандовал. – У кого есть водительские удостоверения выйти из строя! Из строя вышли около десятка человек. Офицер забрал их дела с документами и скомандовал. – За мной, шагом марш. Другой офицер зачитал около десятка фамилий и также увел их с собой. Остальные, в том числе и я попали в первую парашютно-десантную роту.

Мы вышли из ангара и строем пошагали в казарму. Первую ночь в казарме мы просто переночевали. Никаких мероприятий с нами не проводили. Нам выделили кровати в углу казармы, на которых мы, озираясь по сторонам и привыкая к происходящему вокруг просидели до самого отбоя. К нам периодически подходили солдаты и спрашивали кто из нас откуда. Несколько раз подходили дембеля и рассматривали нас. – Ну че, слоняры! Вешайтесь! У кого часы или цепочки есть? Лучше сразу отдайте нам, все равно отберут потом. Деньги тоже, если есть лучше отдавайте добровольно. Конечно же никто им ничего не отдавал. Лично у меня не было ни часов, ни денег. Перед отбоем мы сидели на кроватях и наблюдали как в казарме проходит вечерняя поверка. После переклички дежурный офицер прокричал команду. -Рота отбой! Все, кто стоял в строю бегом бросились к своим кроватям снимая с себя на ходу форму. Офицер в это время засекал время. – Отставить! Не уложились. Рота строится! Подъём, отбой повторялись несколько раз.

Утром прозвучала команда подъем. Нас повели на завтрак, а после завтрака в баню. В бане выдали форму, портянки и кирзовые сапоги. Пока мы переодевались в форму на нас все время орал один прапорщик. – Быстрее обезьяны! Я не собираюсь тут с вами нянчится! Кто портянки не умеет мотать? Показываю один раз. Вот мотать портянки я как раз умел. Меня этому научил отец, когда я работал с ним в совхозе перед армией. В отличии от остальных я быстро оделся и быстро намотал портянки. Успел даже помочь двоим парням. Так мы и познакомились. Они оба были из Москвы и друг друга уже знали, так как вместе призывались и ехали в одном поезде. Алексей Дергачев и Оболонков Игорь. Дергачев был спортивного телосложения, крепкий и мускулистый парень. Сразу было видно, что он качался до армии. А Оболонков обычный изнеженный пухлячек. Он и предложил нам держаться вместе. – Парни, давайте будем вместе держаться, чтобы нас никто не обижал. Я был не против и Алексей вроде тоже. Тем более кроме них я ни с кем толком познакомиться не успел. Так мы и подружились.

Из бани мы вышли уже переодетыми в форменное обмундирование. Старшина построил нас и мы строем пошли в казарму. Теперь мы ничем не отличались от остальных и влились в общую окружающую нас армейскую массу. Пошла служба! Строевая подготовка, наряды, подъёмы, отбои, построения, зарядки и т.д. Были правда и такие кто не выдерживал, либо морально, либо физически. Таких сразу куда-то переводили, но таких были единицы. Мне наверно еще помогло приспособиться к службе то, что я учился как уже говорил в речном училище и жил там на казарменном положении в общежитии весь первый курс, там же мы ходили в наряды, занимались строевой подготовкой, носили курсантскую форму и там-же, как и в армии у нас присутствовала «дедовщина». Да, в те времена «дедовщина» была везде, этому особо не стоит удивляться. В нашей части она тоже была.

Первые три месяца мы жили на первом этаже казармы. Это был так называемый карантин. РМС, рота молодых солдат. Командир роты у нас был гвардии капитан Павел К. Заместителем командира моего взвода был гвардии сержант Алексеев. Алексеев был старше нас по возрасту максимум на полгода, но считался уже старослужащим по армейским понятиям. Тем более целый сержант. Он был смазливым светловолосым парнем невысокого роста. Но гордыни и понтов в нем было через край. Мне иногда хотелось заехать ему по его смазливой роже, но я боялся последствий. Поднимать руку на дембелей там было не принято. Максимум что можно было сделать, это словесно огрызнуться. На утреннем построении командир роты зачитал фамилии тех кто должен будет заступить в наряд по столовой. В этот список попал и я. В наряд мы заступали с вечера на целые сутки. Старшим назначили Алексеева. Столовая находилась в большом железном ангаре. Пищу готовили повара, наша задача была чистить картошку, разгружать продукты и наводить порядок. Так же в столовой из числа срочников были маслорезы и хлеборезы. Рожи у них были откормленные как у поросят. Это были блатные должности. Еду готовили в походных кухнях на солярке. Котельная которая отапливала столовую тоже работала на солярке. После наряда по столовой в казарму возвращались все прокопчённые и чумазые как черти. В этом наряде я нашел в сугробе недалеко от ангара торчащую из снега банку тушёнки. Расшвырял ногой снег и обнаружил там еще около десятка банок. Видимо их спрятал кто то из предыдущих нарядов чтобы потом забрать. Вот так находочка. Тушёнка была китайская. Называлась «Великая стена». Я зашвырял банки снегом и стал думать, что делать с находкой. Думал, думал и решил, что все же будет лучше сообщить о найденной тушенке сержанту Алексееву. Глядишь он и поделиться с нами и все будут довольны. Алексеев в итоге запихал все банки себе под бушлат и убежал в казарму. Конечно же делиться со мной и тем более с другими солдатами он не стал. Тушёнку Алексеев с дембелями ели после отбоя сами. Все понты Алексеева испарились когда он уехал в отпуск и не вернулся в часть в положенный срок. Его привезли в часть и закрыли в оружейной комнате как обезьяну в клетке. Потом постригли на голо, сбрив его роскошную шевелюру, чтобы глядя на него остальным было неповадно. До самого дембеля он ходил тише воды и ниже травы. Мне даже было жалко его. На этом про Алексеева и закончу. В этом же наряде по столовой у меня произошла стычка с дагестанцами. К Мещерякову подошли трое и стали заставлять Коляна снять и отдать его сапоги. Коля отказывался снимать и что то бурчал себе под нос. Его начали бить руками и ногами. – Снимай сапоги обезьяна. Я подбежал и оттолкнул одного кавказца от Коляна. Они сразу переключились на меня. – А ты кто такой? Сжали кулаки и пошли на меня. Я тоже сжал кулаки и встал в стойку. Я рассчитывал, что остальные парни из моего взвода которые тоже находились в этом помещении сейчас впрягутся за меня и мы наваляем этим троим все вместе. Тем более нас было больше. Я крикнул. – Пацаны! Валим их! Но я ошибся. Никто из них за меня не собирался впрягаться. Даже Колян. Все остались стоять на своих местах. Мне ничего не оставалось как крикнуть. – Давайте один на один! Вас трое, а я один. Давайте я с любым из вас схлестнусь. Они остановились. – Че смелый такой? Давай со мной махаться. Вызвался из них самый здоровый. – Пошли за мной. Я пошел следом за ним на улицу. Пока мы выходили прибежали еще несколько кавказцев и их стало уже целая толпа. Ну все. В голове роились мысли. Сейчас меня за пинают толпой. А если все же махаться с этим здоровяком один на один, то шансов против него у меня тоже нет шансов. Но сдаваться уже поздно. Будь что будет. Мы зашли за ангар. Я сжал кулаки и приготовился. Но бить меня они не стали. Тот здоровяк протянул мне руку и спросил с какой я роты. – Ты не испугался. Значит ты мужик. Мы не будем тебя бить. А вот твои дружки испугались и не встали за тебя. Они трусы, поэтому мы и унижаем таких. Даги ушли, а я пошел обратно в ангар к своим парням. После наряда, когда мы вернулись вечером в казарму, все уже готовились к отбою. Один солдат крикнул на всю роту. – Кто из наряда по столовой с Дагестанцами закусился? Я сразу понял, что он ищет меня. Видимо даги уже рассказали своим землякам с нашей роты, а этот парень который кричит, с ними в хороших отношениях. Наверно он решил разобраться с тем, кто осмелился бросить вызов горцам. Промолчать, что это я, все равно рано или поздно найдут. Лучше уж сразу все разрулить. Я поднял руку и сказал, что это был я. Он сразу подошел ко мне. Пауза в несколько секунд. – Игорь. Он протянул мне руку. – Че вы там не поделили? – Да, так, сапоги. – Ясно. Так мы с ним познакомились. Игорь Катаев из Воронежа. В нашей роте он всегда был на виду. В нем сразу же просматривались лидерские качества. Позже, Катаева назначат старшиной нашей роты. Но это будет уже в батальоне после увольнения дембелей.

Первый прыжок

После Нового года нас стали интенсивно готовить к первому прыжку с парашютом. Новый 1994 год мы встречали в казарме. Под бой курантов выпили разведенный водой «Юппи» и заели пряниками. Вот так символически в армии встречают Новый год. Прыгать с парашютом предстояло в конце февраля. Сразу после прыжка предстояла воинская присяга. К прыжкам нас готовили поэтапно. Сначала на стапелях осваивали все азы десантирования. Висели на стапелях пристегнутыми к подвесной системе от парашюта и выполняли команды. Командир взвода давал вводные, а мы отвечали. – Парашютист идет на вас правым боком! Мы во весь голос отвечаем. – Тяни правые! Сами тянем левые стропы имитируя это на подвесных системах. Таких вводных было много. Приземление на линию электропередач, на воду, на деревья и много других. Парашютной вышки в части не было, но обещали, что ее скоро построят. По крайней мере когда ее построят мы уже успеем прыгнуть с самолета, минуя эту вышку. Утро начиналось как обычно с зарядки на плацу в форме одежды номер четыре. Очень непросто просыпаться в шесть утра и выбегать зимой на плац с голым торсом. После разминки которая проходила под аудиозапись диктора следовал кросс, по периметру дивизии. Кросс всегда проходил под одни и те же песни, это АВВА «мани, мани, мани» и Маши Распутиной «Ах черное ты море, ах белый мерседес». После зарядки мы возвращались в казарму. Заправляли кровати, умывались, брились и чистили зубы. Горячей воды в казармах не было. Потом одевали верхнюю одежду и снова выходили на плац на построение. После построения строевым шагом поротно шли на завтрак. Завтрак обычно был однообразным. Это каша, либо пшенная, либо сечка. Яйцо, кусок белого и кусок ржаного хлеба. Кружка чая уже сладкого и кружок сливочного масла. Яйцо кстати давали один раз в неделю. Поэтому и сложилась такая скороговорка у дембелей. «Масло съел и день прошел. Съел яйцо прошла неделя. Чтоб еще такого съесть, чтоб сто дневка пролетела?». Яичный желток намазывали ложкой на белый хлеб поверх масла. Такой вот бутерброд запивали сладким чаем. Это считался армейский деликатес. По мимо парашютно-десантной подготовки в дивизии началось полномасштабное ПХД. Ожидался приезд министра обороны Российской Федерации П.С. Грачева.

Февраль был морозным. По крайней мере по моим ощущениям. В кирзовых сапогах не смотря на зимние утепленные портянки, ноги замерзали очень быстро, особенно если долго не двигаться и стоять в строю. Для прыжков нам выдали валенки. Прыгать предстояло в этих валенках, поэтому их было необходимо немного доработать для прыжков. А секрет подготовки был очень прост. С внутренней стороны верхней части голенищ валенков прорезалось два отверстия через которые пропускалась стропа длинной около полу метра. Делалось это для того, чтобы привязать этими стропами валенки к ногам выше колен. Как объясняли командиры, при раскрытии купола основного парашюта происходит довольно ощутимый рывок, от которого валенки слетают с ног и парашютист приземляется босым.

И так. Все инструктажи и подготовки к прыжкам были пройдены. Дата первого прыжка для нас была назначена на 22 февраля. В роте среди солдат ощущалось заметное волнение. Многие в том числе и я бросились строчить домой письма, кто своим девушкам, кто друзьям. Что ни говори, но волнение перед предстоящим прыжком испытывали все, пусть и по разному. В моем взводе был солдат Цветов. Родом он был из Воронежа. Служба ему давалась очень нелегко. Даже скорее совсем не давалась. Цветов всегда и во всем тормозил. Форма у него была вся засаленная. Он постоянно получал тычки как от дембелей так и от своего призыва. Когда до прыжков оставалось чуть меньше недели, Цветов заступил в наряд по роте дневальным. Я не подумав о последствиях сказал Цветову перед отбоем. – Ну что готов прыгать Костян? Он смотрел на меня испуганным взглядом и тихо ответил. – Нет, не готов. – Ну и правильно Костян, не прыгай, а то разобьешься. Эти слова я конечно же сказал зря. Я не думал, что Цветов так все близко воспримет. Ночью Цветов рванул в СОЧИ. Самовольно оставил часть, прихватив с собой еще и штык-нож. Утром нас подняли по тревоге и отправили прочесывать окрестности прилегающей к части территории. Кого то отправили на железнодорожный и на авто вокзалы. Поиски Цветова по горячим следам результата не дали. Его нашли только через несколько дней. Все это время он жил в одном из домов дачного поселка. Питался заготовками из погреба. Кто то из дачников его заприметил и сообщил в часть. После этого побега Цветова куда то перевели. Где он дослуживал, уже не знаю. Я все переживал, что он скажет в свое оправдание про меня, как я запугал его. Но меня никто не вызывал и вопросов по этому поводу ко мне не было.

За день до прыжков мы укладывали свои парашюты на плацу дивизии. Весь процесс укладки парашютов строго контролировался офицерами. Укладка парашюта проходила поэтапно, следующим образом. Нас разделили на двойки. Каждая двойка укладывала поочередно два парашюта. Сначала основной Д-6 и запасной парашют З-5 первого номера, потом тоже самое второго номера. Я попал в двойку с Игорем Катаевым. К укладке своего парашюта он относился ну очень щепетильно. Мне пришлось шустрить по полной, чтобы уложить его парашют. По началу Катаев на эмоциях покрикивал на меня, но потом вроде сработались и все уложили как положено. Уложенные и опечатанные сумки с парашютами отнесли в неотапливаемый ангар, чтобы не было перепада температуры.

Вот и настал этот волнительный для всех нас день, 22 февраля 1994 года. День был солнечный и морозный. Один взвод отправили к ангару грузить парашюты, а остальные взвода погрузились в Уралы. На ногах у всех были те самые валенки привязанные к ногам стропами. Прыжки проходили в полях в районе Красного гуляя. От дивизии до этого места ехали колонной около часа. Когда прибыли на место, прозвучала команда, к машине. Первыми из кузовов «Уралов» выпрыгнули двое крайних бойцов и открыли борт. Следом как горох стали выпрыгивать остальные солдаты. Командиры стали выкрикивать команды. – Первый взвод, строиться! – Второй взвод, строиться! – Третий взвод строиться! После построения и переклички мы повзводно направились к «Уралу» получать парашюты. Основной и запасной парашюты были уложены в большие сумки. В кармашках сумок были парашютные паспорта. Каждый солдат получил именно тот парашют который сам же и укладывал. Пока мы получали сумки, в небе уже гудели самолеты, прыжки шли полным ходом. Прыгали с самолетов АН-2, по десять человек. Один самолет приземлялся и в него сразу загружался десант, другие самолеты уже выруливали на взлетную полосу и взлетали. Одни уже были в небе, другие заходили на посадку. Это был отлаженный конвейер. Вот очередной борт набрал высоту и от него стали отделяться черные силуэты, это были десантники. Через мгновение один за другим над этими силуэтами раскрывались белые купола. Было очень красиво и в тоже время волнительно, ведь все ближе и ближе наступал тот момент когда сам шагнёшь в один из этих самолетов. Когда мы приблизились к так называемому рубежу готовности, поступила команда расчехлить сумки и одеть парашюты. Первые номера одевают, вторые помогают подтянуть подвесную систему, потом наоборот. Мне помогал Дергачев Алексей, а ему помогал я. Леха достал из кармана смятую пачку сигарет «Союз Аполлон». В пачку было всего две сигареты. – На Валерсон. Он протянул мне одну сигарету. – Закуришь когда приземлишься. Я взял сигарету и аккуратно убрал ее в нарукавный карман бушлата. – С удовольствием закурю, Леха. Главное приземлиться. – Приземлимся, никуда не денемся.

Вот очередной борт взмыл в небо и из него посыпались черные силуэты. Снова поочередно появляются белые купола над ними. Но вот от одного силуэта после раскрытия купола отделились две черные точки. Что это? По строю пошел ропот. – Что это? – Что это летит так быстро к земле? Товарищ лейтенант, что это отвалилось у него? Лейтенант смеется. – Это валенки! – Я вас предупреждал. – Привязывайте как следует. – Еще раз подтяните все лямки и ремни. – Попрыгайте, чтобы ничего не тряслось, а то будете лететь как мешки с говном. Чем ближе продвигалась живая очередь к взлетной полосе, тем сильнее становился мондраж в теле. С поля по сугробам на расчищенную дорогу пробирались таща за собой сумки с наспех запиханными вместе со снегом парашютами. Те кто уже прыгнул возвращались с разгорячёнными от адреналина и одновременно довольными лицами. Были и такие кто возвращался без валенок. Вид у тех кто потерял валенки был мягко говоря жалким. Командиры таких встречали пинками и отправляли отогреваться в кунг «ГАЗ – 66». Кто потерял один валенок, те на ногу привязывали шапку ушанку. По полю бегали бойцы из РДО (роты десантного обеспечения) и ловили парашютистов которые после приземления не смогли погасить купол. Раздутый ветром купол таскал их по полю как мешки. Тем временем подошла и наша очередь. Командир взвода подбадривал нас и напоминал основные моменты по действиям во время прыжка. – Учтите сразу. – Кто не выпрыгнет, того все равно выкинут. – Лучше прыгайте добровольно. Я попал в первую восьмерку с нашего взвода. Командир дал команду. Рукавицы снять и убрать в карманы. Прыгать в рукавицах было запрещено. Я в тот момент еще подумал, что там в небе можно же будет отморозить руки, но раз нельзя значит нельзя. Приземлился и подрулил очередной АН-2. Открылась дверь и из проема вывалился дюралевый трап. Офицер высунулся из дверного проема и дал отмашку очередной команде. Мы в друг за другом в одну колонну побежали к самолету. Все случилось как то быстро и с Дергачевым мы попали в разные десятки. Видимо из за веса. В каждой десятке было по одному тяжеловесу. Командир за ранее определил нам очередность кто за кем будет прыгать. Первым был Воробей. Он был самый тяжёлый из нас. У остальных весовая категория была примерно одинаковая. Вторым был Тихомиров, третьим был я. Мы поднялись по трапу на борт самолета и расселись вдоль бортов по пять человек. От работающего двигателя было ничего не слышно. Еще и шапки ушанки были завязаны на голове по зимнему. Все пуговицы предварительно заставили с шапок срезать, убрать все иголки прочую ерунду. Это сделали еще в казарме, для того, чтобы стропы парашюта ни за что не зацепились. Выпускающий офицер пристегнул каждому из нас поочередно вытяжные ремни. Самолет начал стремительно набирать скорость и через мгновение оторвался от земли. Это был мой первый полет на самолете. Командиры говорили, что при полете самолет будет трясти и болтать, но вроде ничего, нормально. Загорелась лампочка и прозвучал двойной сигнал. Выпускающий выкрикнул. – Приготовиться! По этой команде все взялись правой рукой за кольцо основного парашюта, а левой за кольцо запасного. Все смотрели на лица сидящих напротив, чтобы понять общую атмосферу. Как мне показалось в тот момент лица у всех были каменные. Прозвучал еще один сигнал и выпускающий открыл дверь. Первым поднялся Воробей и подошел к двери. Выпускающий хлопнул ему рукой по левому плечу. – Пошел! Воробей сделал шаг и исчез за дверью. – Следующий! Кот подошел к двери и через мгновение тоже исчез. – Следующий! Теперь я. Я сделал несколько шагов и оказался у двери. Выставил левую ногу на порог как и учили, а правую отставил назад. Земля из открытой двери самолета казалась белым ковром с черными полосами, это были дороги и лесопосадки. Выпускающий хлопнул мне по плечу. – Пошел! Я оттолкнулся от порога самолета и оказался как мне показалось в бездне. Глаза у меня были закрыты. В голове пошел отсчет. Пятьсот один. Пятьсот два. Пятьсот три. Кольцо! Я дернул кольцо. Пятьсот четыре. Пятьсот пять. Купол! Меня с силой тряхнуло и подбросило вверх. В это мгновение падение в бездну прекратилось. Все замерло. Шум и свист потока воздуха прекратился. Я открыл глаза и поднял руки вверх чтобы взяться за стропы, но строп не нащупал. Поднимаю голову и вижу, что купол раскрылся, а стропы перекрутились. В первые секунды я запаниковал, но через мгновение стропы раскрутились сами собой. Рядом со мной летел Коля Тихомиров и Воробей. Они перекрикивались между собой. Слышимость была очень даже хорошая. Руки без рукавиц даже не замерзли. Вообще было ощущение, что тут в небе очень даже тепло. Я любовался красотой вокруг. Какое-то время казалось, что ты просто завис на одном месте. Просто висишь в небе и все. Но потом начинаешь понимать, что это просто иллюзия. Земля постепенно приближается. Вот уже хорошо различимы деревья, машины, люди. Перед самой землей меня развернуло спиной. Я стянул обеими руками стропы чтобы развернуться. Вроде развернулся, но меня опять развернуло спиной. Так я делал несколько раз, но напрасно. Развернуться так и не получилось. Я сгруппировался, сомкнул ноги и вот она, земля. Приземлился я спиной на снег и сразу же перевернулся на живот. Купол не погас и меня протащило по снегу метров двадцать. Мне повезло, что порыв ветра стих и мне этого мгновения хватило чтобы быстро стянуть на себя стропы и встать на ноги. Купол я погасил самостоятельно. Без помощи РДО. Хотя некоторых купола таскали как мешки с говном по всему полю. Слава богу меня это обошло, да и валенки на месте. Я достал из за пазухи парашютную сумку и наспех запихал в нее парашют. Сел на эту сумку и достал из кармана ту самую сигарету, «Союз Аполлон». Но как на зло, сигарета оказалась сломанной аж в двух местах. В голове мелькнула мысль. – А где кольцо? А кольца то у меня и нет. Вернувшись с поля на дорогу я встал в строй. Из всех кто прыгал кольца принесли единицы, остальные так же как и я их потеряли. За потерянные кольца с нас потом удержали деньги из зарплаты. Прямо на месте командиры провели традиционный обряд посвящения нас в десантники. Каждому по заднице ударили запасным парашютом и вручили значок парашютиста, «тошнотик».

Сразу же после прыжков мы стали готовиться к принятию воинской присяги. Присяга была назначена на 26 февраля 1994г. Ко многим в том числе и ко мне на присягу должны были приехать родители. Запомнился вечер перед отбоем накануне дня присяги. Обязанности командира нашей роты тогда исполнял гвардии старший лейтенант Самат Д. Между собой мы называли его Джек. Джек по сравнению с другими командирами был достаточно жестоким, но и справедливым. После вечернего построения Джек дал команду постричься всем кому он укажет. И потом добавил. – Кто не пострижется, завтра постригу лично. В числе указанных оказался и я. Волос у меня на голове было не так уж и много по сравнению с другими, но деваться было некуда. Кто то отказался выполнять команду Джека и лег спать. В расположение роты зашел лейтенант из РДО. Он держал в руках две машинки для стрижки. – Кто умеет постригать? – Повторяю, кто умеет постригать? Из нашего взвода робко отозвался Лашкомов. – Иди сюда. Сказал лейтенант. И передал одну машинку Лашкомову. Я решил не тратить время и первым подошел к нему для стрижки. Чем раньше постригут тем раньше лягу спать. Я обернулся простыней и сел на табуретку. Лашкомов неуверенно начал меня постригать. Лейтенант его остановил. – Че то ты неуверенно стрижешь солдат. – Ты так до утра будешь постригать. – Отойди я покажу как надо. Лейтенант отодвинул Лашкомова и сам стал меня стричь. Я даже обрадовался сначала. Подумал, что уж лейтенант то точно умеет стричь в отличии от Лашкомова и сейчас нормально меня пострижёт. Но я сильно ошибался. Стричь меня как в парикмахерской он точно не собирался. Тупой машинкой за три минуты он повыдирал мне с головы волосы, потом дал мне подзатыльник. – Все, готово! – Следующий! Я стряхнул простыню и пошлепал в умывальную комнату мыть голову. Когда я глянул на себя в зеркало, то был в шоке. Моя голова была как шахматная доска. Волосы были выстрижены клочками. Через минуту в умывальник зашел еще один солдат с точно такой же как и у меня стрижкой. Мне стало немного легче. Ну хоть не обидно. Теперь я не один такой.

Утром, по команде подъем Джек построил всех в расположении роты. – Зарядку сегодня в связи с присягой отменяю. Джек прошелся вдоль строя осматривая как было исполнено его вчерашнее указание. Когда он увидел меня и таких же как я, жертв ночных цирюльников, то заулыбался. Но через мгновение его улыбка перешла в гнев. – Я вчера давал команду всем кому указал постричься! – Но смотрю не все ее исполнили. – Сержант машинку мне! Бегом! Джеку принесли машинку и он стал выстригать ей на головах тех кто не постригся борозды. Кому вдоль, ото лба к макушке. Кому от уха до уха. Когда он закончил, сказал. – Вот теперь все справедливо. – Через пять минут построение на плацу на завтрак! После завтрака мы вернулись в казарму для получения оружия и подготовке к присяге.

Присягу принимали на плацу. День был солнечным и морозным. На трибуне стоял командир полка, гвардии полковник Шаманов В.А. и его заместители. Приехавшие на присягу родители и родственники солдат тоже были на плацу, рядом с трибуной. Началось торжественное построение. По команде командира роты мы поочередно выходили строевым шагом из строя. Подходили к столу и зачитывали текст присяги.

Я Шерер Валерий Анатольевич! Торжественно присягаю на верность своей Родине – Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать ее конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу, независимость и конституционный строй России, народ и Отечество.

После чего мы ставили свою роспись и командир вручал каждому нагрудный знак, «Гвардия». С этого дня мы все стали гвардии рядовыми, солдатами 328 парашютно-десантного полка, 104 воздушно десантной дивизии. После прохождения торжественным маршем почти всех солдат принявших присягу отпустили в увольнение до вечернего построения. Ко мне приехали родители и я отправился с ними в город. Увольнение пролетело как один миг. Если честно, то очень захотелось домой. После встречи с родителями возвращаться в часть было тяжеловато. Но стоило перешагнуть порог КПП и подняться в казарму, как грусть по дому начала развеиваться.

Первый три месяца службы прошли не быстро. Через несколько дней после присяги нас раскидали по боевым ротам. Я попал в девятую парашютно-десантную роту. Жили в этой же казарме, только переехали на третий этаж. Командиром нашей девятой роты стал гвардии старший лейтенант Андрей П. С каждым днем сержанты усиливали свое давление на нас. Было распространено рукоприкладство с их стороны. При офицерах такого не происходило. Дагов дембеля не трогали, боялись.

Сразу же после первого прыжка началась подготовка ко второму. Второй прыжок с парашютом состоялся 11 марта, буквально через две недели. Самое интересное, что некоторые из дембелей отказались прыгать и их оставили в казарме. А с парашютами которые они укладывали прыгали другие солдаты, уже нашего призыва. Правда все было по желанию. Командир предложил, кто желает прыгнуть еще, но с чужим парашютом, пожалуйста. Те кто изъявил желание, в этот день совершили по два прыжка. После второго прыжка был полевой выезд на стрелковый полигон в поселок Поливно. Первую половину дня расчищали сугробы на огневом рубеже и дорожки до мишеней, а только потом уже приступили к стрельбам. Стреляли по девять патронов. Это были первые наши стрельбы из АКС- 74 и РПКС-74. В тот день Джек гонял нас до седьмого пота. Кто не правильно ползал и плохо прижимался к земле, Джек палкой бил по ногам. Тогда, это казалось через чур жестоким, но спустя время понимаешь, что такую дисциплину нужно изучать именно так. Тяжело в учении, легко в бою. – В бою палкой бить не будут. – В бою будут убивать! Говорил нам тогда Джек. Позже я не раз вспоминал его слова.

В одном из нарядов по роте когда я заступил дневальным, Джек приложил мне по лбу рукояткой штык ножа. Тумбочка дневального находилась прямо напротив входной двери в расположение роты. Я стоял немного на расслабоне. Кепка у меня была сдвинута на затылок. Открывается дверь и в расположение заходит Джек. Я сразу крикнул. –Дежурный по роте на выход! Джек подошел в плотную ко мне и выдернул у меня из ножен штык-нож. Взял его за лезвие рукой и ударил мне по лбу рукояткой. У меня аж искры из глаз посыпались. – Кепочку надвинь на лоб. Сказал Джек и отдал мне штык-нож.

Арсенал

С 1 апреля из нашей роты назначили двадцать человек на работы в арсенал. В эту двадцатку попал и я. Командиром был назначен Джек. Сразу же после завтрака мы загрузились в Урал и нас повезли через весь город в арсенал. Арсенал ВМФ, это склады с боеприпасами расположенные на огромной территории в лесном массиве, огороженной забором по периметру и охраняемая матросами. Матросы срочники которые охраняли этот арсенал были сухопутными моряками. Соответственно службу несли на суше и никакого моря рядом и в помине не было. Как нам рассказывал один из их командиров служба у этих морячков не бей лежачего. И ведь письма говорит они домой пишут, что служат на корабле или даже на подводной лодке. А что им еще писать? Что моряки в лесу служат?

Нашей задачей была разгрузка вагонов с боеприпасами, развозка их по складам и укладка. Перед заездом на территорию мы сдавали спички, зажигалки и сигареты на КПП. Курить на территории арсенала было строго запрещено. Обед нам привозили на территорию арсенала из части. Не смотря на то, что разгружать тяжёлые ящики с боеприпасами было не легко, работать там нам очень нравилось. По сравнению со службой в части арсенал нам казался курортом. Джек конечно гонял нас, но и давал нам время на отдых. В обеденное время мы ложились на ящики и грелись на весеннем солнышке. На территории этого арсенала мы часто встречали диких косуль. Боеприпасы которые мы разгружали были разные, от снарядов до гранат. Были даже авиабомбы. Некоторые бомбы которые лежали под открытым небом вмерзли в снег и мы отдирали их Уралом привязав веревочный трос. За каждым складом были закреплены женщины учетчицы. Они то и контролировали нашу работу и руководили разгрузкой. Так мы проработали в этом арсенале до 29 мая. Целых два месяца. На это время мы были освобождены от нарядов и других мероприятий которые проходили в это время на территории нашей части. Приезжали с арсенала, шли на ужин и готовились к отбою. Когда все разгрузочные работы были закончены нас попросили собрать вокруг одного из складов мусор и ветки деревьев. Погрузить все в кузов Урала и вывезти за территорию арсенала. Джек командовал нами в арсенале весь апрель. Потом его перевели в другое подразделение. В день своего убытия Джек построил на плацу всю роту и сказал нам напутственные слова. – Никогда не вешайте голову! Служите и шагайте по жизни только с поднятой в верх головой! Никто кроме нас! На его место в арсенал был назначен командир моего взвода гвардии лейтенант Аркадий З. Аркадий только недавно закончил Рязанское военное училище ВДВ. В отличии от Джека, Аркадий был более мягким командиром, но со своими заморочками. Так если с Джеком мы передвигались по территории арсенала на Урале, то Аркадий заставлял нас бежать бегом, совершать так называемые марш броски. Как говорится у каждого командира свои заморочки.

После того как все работы в арсенале по вывозу мусора были закончены, случилось одно странное происшествие. Нас обвинили в краже какого-то боеприпаса. Сначала всех построили. Приехали несколько морских офицеров и учетчица. Они заявили, что после наших работ на одном из складов были обнаружены несколько ящиков с сорванными пломбами. Из этих ящиков пропали какие-то боеприпасы. Какие именно они говорить не стали. Сказали лишь, что дают на раздумье один час. Если мы добровольно не вернем эти боеприпасы, то они доложат в ФСБ. Учётчица предположила, что боеприпас или боеприпасы мы вывезли с территории арсенала на своем Урале под кучей мусора. Наш командир заявил, что это какой-то бред. Он лично присутствовал при погрузке и разгрузке мусора и никаких боеприпасов не видел. Тем не менее моряки доложили в ФСБ. Приехали два человека в штатском. Сначала они долго беседовали с нашим лейтенантом, потом стали вызывать нас по одному. Настала моя очередь. Я зашел в помещение. В помещении стоял стол за которым сидел один чекист, а второй сидел рядом на стуле. Они оба были в пиджаках, но внешне больше были похожи на бандитов нежели на чекистов. Тот что сидел на стуле сразу встал и предложил мне сесть на этот стул. Как только я сел он стал на меня кричать. – Ну что солдат? Сдали тебя твои товарищи! Говори куда боеприпасы спрятал? Я честно говоря сначала опешил. Несколько секунд пытался понять, как себя вести и что говорить. Я то точно знал, что ничего не брал и те кто были рядом со мной тоже ничего не брали. Тут в разговор вклинился тот, что сидел за столом. Он прервал своего кричащего коллегу и начал со мной подозрительно вежливый диалог. – Как фамилия, имя, отчество? Я назвал. Он записал к себе в блокнот. – Валерий, а ты откуда родом? Я ответил, что с Нижегородской области. – Ну надо же. Земляк! Он протянул мне руку. – Олег. Я смущенно пожал ему руку. – Куришь? На угощайся. Он протянул мне пачку с сигаретами. – Ты не бойся, я земляка в обиду не дам. – Ты мне сейчас скажи всю правду, кто украл боеприпас, а я тебя в другую часть по быстрому переведу в Нижегородскую область. Обещаю. Ты кстати где в Нижнем то живешь? Я ответил. – Как в Нижегородскую область въезжаешь, третий дом с лева. Лицо этого Олега после моего ответа перекосилось от злости. – Пшел вон! Я встал и вышел на улицу. В итоге мы так и не поняли, что за боеприпасы на нас тогда пытались повесить. Никто ни в чем так и не сознался. На этом наша двух месячная командировка в арсенал закончились.

Поливно

Из учебного центра г. Омска в нашу роту прибыло пополнение, Баранов Дмитрий (санинструктор), Терно Виталий (пулеметчик), Мельничук Виктор и Журавский Сергей (наводчики операторы). Сначала мы присматривались к ним с недоверием. Свалились непонятно откуда, да еще и младшие сержанты. Мы на должностях командиров отделений были пока еще рядовыми, а тут капралы нарисовались. Но тем не менее постепенно все быстро притерлись и влились в общую армейскую массу.

Почти весь июнь мы провели в Поливно на учениях. Жили там в палатках Стреляли на полигоне, бегали по полям и копали окопы. Кормили там честно говоря очень плохо. Еда была пресная и не соленая. Все ходили полу голодные. У кого были деньги спасались тем, что бегали в местный магазин за пряниками и лимонадом. Свой день рождения я встретил на этом полигоне. Двадцать четвертого июня мне исполнилось девятнадцать лет. В этот день мы бежали кросс в бронежилетах, ОЗК и противогазах. Такие занятия назывались ЗОМП, защита от оружия массового поражения. Этот забег был самым тяжёлым. Несколько человек обессилев упали на землю и сняли противогазы, чтобы не задохнуться. Командир приказал тащить упавших на себе. В итоге на землю упало больше половины роты. До конца добежали не больше десятка человек. Бег в ОЗК и противогазе да еще и с автоматом, то еще удовольствие. Сердце бешено вырывается из груди. Дыхалка сбивается, пот заливает глаза, стекла в противогазе потеют. Конечно мы пытались хитрить и оттягивали рукой подбородок противогаза чтобы глотнуть свежего воздуха, но если командир это замечал, а он бежал рядом с нами на легке, тому давал хорошего пинка. После этого кросса все упали как убитые. Когда сняли ОЗК, форма была сырая от пота на сквозь.