Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Мечты разбивались о деньги… Где их взять?

Вилька мыслил узко:

– Поговори с родителями. Тебе ж не для баловства. Напомни: «Я ваш единственный сын!»

– Угу… – угрюмился Валера. – Особенно отец проникнется. Да и откуда у него деньги? Мама дразнит, что в карманах шутки, а в кошельке обаяние.

– Да ну… – засомневался Жорка Грачёв. – Наверняка заначка есть. Просто от мамки твоей шухерится.

После этих слов Валера сразу вспомнил о сбережениях Домны, которые та хранила под подушкой, завёрнутыми в газету и целлофановый пакет. А что если… Нет. Об этом даже думать не хотелось. Эх!.. Со школьными товарищами каши не сваришь. К взрослым вопросам не готовы, как и сам Валера. Нужно говорить с теми, кто жиганит.

Он надел малокозырочку для стильности и свойскости и отправился в херсонский дворик у старого морвокзала. В послеобеденное время там тёрлась шпана. Валера надеялся поболтать с кем-то. На подходе к Арбузной гавани его окликнули Борька Сесибо и Эдик Гном:

– Какие люди! – разулыбался Гном. – Как движется слава?

– Ни шатко, ни валко, ни на сторону…

– А чё так? – ткнул в бок Сесибо.

Валера вздохнул:

– Нужны триста рублей.

– Ты обратился к нужным людям, – подбодрил Эдик, – давно предлагал с нами работать.

– Ты же знаешь, я не… – начал Валера.

– А ты по специальности поработаешь. Не боись!

– Это как? – Валера насторожился. – Он знал, как и где работает Гном.

– Будешь петь. Ты ж хорошо поешь?

Сесибо хотел что-то сказать, но вдруг задумался и промолчал.

Через два дня Валеру загребли. Потерпевший не опознал обокравших, но уверял, что Валера в доле.

– И ты не знал, что пока поёшь, твои подельники чистят слушателям карманы? – строго допрашивал милиционер.

Валера густо покраснел. Он догадался, зачем Гном предложил петь на набережной, просто делал вид, что не понимает. Милиционер хмыкнул.

– Доказательств у меня нет. И… раз краснеть не разучился, значит, не пропащий. – Он закрыл папку и отложил в сторону. Валера недоумённо посмотрел. Обычно истории легко выдумывались, но сейчас ничего в голову не шло.

– Иди-иди, – без улыбки, но не зло отпустил участковый, – но… попадешься еще, приму меры.

Из отделения пошел к Сесибо.

– Я видел. Ты знал и промолчал.

Борька Сесибо взглянул прямо:

– Знал. Даже сказать хотел. А потом решил: такой опыт надо самому получить. Иначе не поймёшь.

– Ну, считай, что получил. Опыт.

Валера чувствовал, что Сесибо в чем-то прав, но обида разъедала. Уже развернулся, чтоб уйти, но Борька окликнул:

– Я фарцовкой занимался. Косыночки нейлоновые. Надоело. Могу остаток отдать за что взял. Что сверху – твоё.

– За неделю смогу трёшку сделать? – проглотил обиду Валера.

– Вряд ли, но пробуй.

К концу недели продалось чуть больше половины. Вожделенная пластинка уплывала. Олег на просьбу подождать ответил жёстко:

– Думал, тебе мой адрес дали серьёзные люди. Отнёсся, как к человеку с понятием.

– Я… – начал Валера.

– Или завтра приносишь три сотни, или больше не общаемся, – и презрительно бросил, – пацан…

Валеру жгло изнутри. Ему хотелось казаться взрослым, получить миньон, доказать всем, что может!.. Ноги сами принесли к Домне.

– Валерчик, – обрадовалась она. – Давай за стол! Я тюльки купила, биточков наделала.

Пока обедали, дедушка Сучков расспрашивал об учёбе. Обычно Валера отшучивался, но сегодня настроения не было. Домна расстревожилась:

– Валерчик, ну мне-то скажи… я ж тебе, как мамка.

– Да хорошо все. Устал просто.

– А ты приляг, деточка, приляг. – Она потащила к кровати с горкой из трёх подушек мал мала меньше, укрытых кружевной кисеёй. – Мы с дедушкой отойдем, а ты поспи.

Если б Валера знал, что Сучковы пошли в сберкассу, непременно отступился. Однако соблазн пересилил: один в комнате Домны, на кровати, где под подушкой лежат такие необходимые ему деньги.

Когда Сучковы вернулись, Валерчика не было. Домна по привычке пересчитала зарплату, отложила «на нужды» и потянулась за целлофановым пакетом. В груди остро кольнуло, и рука сама прижалась к сердцу. О деньгах душа не болела, что деньги? Ещё заработает. Тревога жалила другим: «Что стряслось у Валерчика? Зачем ему?» Сучкову ничего не сказала.

С Олегом Валера не говорил: молча протянул деньги, забрал миньон, нехотя буркнул «спасибо». А войдя домой, чуть не заплакал от злости: собственного патефона-то не было. Получается, он совершил что-то гадкое, и даже не может насладиться наградой. Снова оделся и побежал к Вильке. Если не послушает песню, то словно всё зря!

К счастью, Вилька оказался дома. Он не заметил мрачности Валеры, а радостно кинулся разглядывать конверт пластинки:

– Глянь, какие рубашечки стиляжные! – тыкал он в фото пальцем. – А ударник в шикарной панаме!

После того, как они три или четыре раза прослушали миньон, Валера успокоился. Все он сделал верно. И не украл вовсе! Одолжил… Он почти убедил себя: если б попросил, Домна и так дала денег. Только зудело, что не просил. Мог, но не просил.

Через два дня перестал об этом думать. После или вместо школы торговал нейлоновыми косынками, а потом бежал к Вильке слушать миньон и учиться джазовому вокалу. Заново перепевал знакомые песни, добавляя чувственность и эмоции. А когда услышал по радио визитную карточку Одессы: «У Черного моря», вдруг рассмеялся.

– Вилька! Я на верном пути!