Проснулись ребята от громких голосов, мужчина лет тридцати о чем-то спорил с высокой, крепкой, молодой женщиной, на руках которой удобно устроился младенец. Вся их речь была так тесно переплетена матерными выражениями, что было трудно понять, о чем они говорили. Наконец Санька сообразил, что речь идет о похищенных мужиком продуктах для постояльцев – пропало подсолнечное масло и маргарин. Мужик сначала отпирался, а потом сказал, что принесет украденное. Женщина ему не поверила и, взяв его за руку, куда-то увела. Скоро вернулась с большим свертком, и, обратившись к старухе, сказала: «Вот, гад, уже припрятал продукты для ребят, хотел обменять их на самогон. Я его вовремя прихватила у Маньки – самогонщицы! За ним надо внимательно следить. У, ворюга! – потом положила все продукты на стол, – это постояльцам выдали на неделю! Так что корми их кашей и щами, а молоко и картошку я буду приносить каждый вечер. Мясо, звеньевая обещала давать каждую неделю по разу»
Обратившись к ребятам, она сказала: «Скоро девять вечера, идите в дом звеньевой смотреть телевизор. Там собирается вся деревня!»
Санькин приятель тихо спросил, где можно помыться и сходить в туалет. Женщина его куда-то увела. Через некоторое время он появился, и на его лице было удивление и разочарование. Он рассказал Саньке, что туалета у них нет, а за пристройкой есть яма, покрытая досками, видимо, остатки от «нужника», туда они ходят справлять нужду, а умываются летом на улице, а зимой рукомойник переносят в дом. Бани своей у них нет, поэтому, по субботам, моются у соседей.
«Так что, Санька, привыкай к крестьянской жизни!» – обрадовал он этими известиями своего приятеля.
После таких слов Санька вновь вспомнил пионерский лагерь, первую июньскую смену, когда в семь утра пионервожатый почти силой поднимал с теплых кроватей своих подопечных и выталкивал на улицу, где температура воздуха едва поднималась выше десяти градусов. Замерзших детей сначала гонял по стадиону здоровый физрук, а потом заставляли умываться ледяной водой. И вот в деревне все повторяется вновь! Умывальник на улице, туалет за сараем на свежем воздухе!
Выпив по стакану теплого молока и пожевав прокисший черный хлеб, ребята отправились в соседний дом к звеньевой. Этот дом по величине был немного больше их жилища, но резко отличался своей ухоженностью и внутренними удобствами. Помещение было разделено на несколько комнат, главное, конечно, гостиная, где был большой диван, два кресла, стол с красивой скатертью и несколько стульев. В углу на тумбочке стоял телевизор. Почти все места заняли пришедшие соседи. Телевизор был старенький, но показывал довольно хорошо, на экране можно разглядеть движущиеся фигуры и понять речь героев. На стенах, кроме цветных ковров висело много фотографий, и Санька принялся их изучать.
«Хотите чаю с печением?» – услышал он тихий девичий голос.
Ребята скромно сказали: «Да!»
Девочка лет двенадцати поманила их рукой в соседнюю комнату, которая оказалась кухней и столовой. Устроившись за чистым столом, рядом с самоваром, печением и вазочкой с дешевыми конфетами ребята почувствовали себя в городской обстановке. Они пили чай из ярких кружек и слушали веселую общительную дочку звеньевой. Та долго рассказывала о своей семье, с гордостью показывала на грамоты и поздравительные письма, которыми были награждены ее родители. Потом стала рассказывать о фотографиях на стенах, где были изображены все родственники и знакомые односельчане. На одной из картинок Санька узнал свою хозяйку, улыбающуюся и хорошо одетую.
«Что же с ней произошло?! Почему она сейчас такая хмурая и молчаливая?» – спросил он у девочки.
Та охотно стала рассказывать историю жизни этой женщины. В сорок втором году погиб ее муж, она одна воспитывала двух детей, мальчика и девочку, мальчик умер от менингита, а девочка выросла, работала дояркой, вышла замуж, родила ей внучку, а потом случайно погибла в автокатастрофе. Ее муж рано умер. Внучка в восемнадцать лет завербовалась на южную стройку, но вскоре приехала, заразившись там какой-то непонятной болезнью. Здесь, в деревне, бабка сумела подлечить ее, и она работает сейчас дояркой. Года два назад от постояльца, шофера, родила ребенка. Что у них получилось потом – никто не знает! Только мужчина, после крупной ссоры, внезапно уехал.
Ребята с большим интересом слушали рассказы девочки, съели все печенье, конфеты и засобирались домой. Пришли поздно в избе все давно спали: бабка устроилась на печке, внучка с ребенком на кровати, за занавеской. Ну, а постояльцы знали свое место – на полу. Около их матрасов лежало большое старое одеяло.
Ночь для Саньки выдалась неспокойная: сначала комары жужжали перед носом, потом кто-то рылся в его матрасе, то ли мыши, а может жуки! Уснул он только к утру. Громкий женский голос звеньевой прервал его сон. Разбитый, он вылез из-под одеяла и пошел умываться на улицу. Холодный воздух и ледяная вода взбодрили его. Позавтракав кашей и молоком с хлебом, они с приятелем пошли к дому звеньевой. Там собрались все приезжие. Звеньевая бодрым голосом распределяла работу: Саньку направили собирать картошку, а его приятеля возить корма в коровник.
Картофельное поле располагалось сразу за деревней, оно было огромное и страшно было подумать, что горсточка людей сможет перекопать это обширное пространство. Звеньевая, поняв их озабоченность, сказала, что скоро приедут к ним в помощь военнослужащие; их присылают на работу два раза в неделю.
Копать картошку никому не пришлось, картофелеуборочная машина взрыхлила землю и выбросила клубни наружу. Осталось только нагнуться, положить картошку в корзину, а когда та наполнится, разгрузить ее в общую кучу, откуда ее отвезут в город. Через час приехали солдаты, и работать стало веселей. Крепкие, веселые ребята со смешками и анекдотами за какие-то семь часов вычистили от картошки почти все поле, оставив заводским приезжим только несколько крайних полос.
Самое замечательное в приезде солдат было появление настоящей военной кухни. Ее привезли на автомашине прицепом. Дородный, высокий сверхсрочник деловито открыл бачки и пригласил всех работающих на колхозном поле попробовать солдатской пищи, так как у него было всего три свободных тарелки и ложки, то заводские ребята и колхозники ели по очереди. Наваристый суп из мясных консервов и макароны с мясом понравились всем, и многие приходили за добавкой. После солдат осталась почти треть бака макарон и чтобы не везти назад остатки, повар накладывал всем по полной миске. После такого обеда работать было тяжело, и многие устраивались на отдых на убранной картошке. Но появилась звеньевая и быстро навела рабочий порядок.
Дни в колхозе для Саньки показались бы однообразными, если бы не дочка звеньевой. Девчушка двенадцати-тринадцати лет привязалась к Саньке, как ручная собачонка, она, после школы, всегда старалась быть рядом с ним. Почти каждый день уводила ребят, то в перелески за грибами, а то и в густые орешники.
Санька впервые увидел, как растут орехи, он с удивлением разбирал зеленое покрытие и доставал из него настоящий коричневый плод, который легко разламывал зубами и лакомился вкусным ядрышком. Оказывается, еще до семнадцатого года, один помещик увлекался садоводством. В этой местности он выращивал яблоки, вишни, сливы и орехи. Новая власть решила не заниматься таким баловством и стала растить только картошку и лен. Плодовые деревья потихонечку вымерли, а орешник одичал и заполонил все окрестные овраги; видимо, почва и климат ему понравились. Для промышленного производства колхоз не стал развивать сбор орехов и колхозная детвора каждый год подчищали богатые урожаи этих плодов.
По субботам и воскресениям на разбитой колхозной машине молодежь возили в клуб на танцы. В шесть часов вечера там показывали кино, а иногда приезжий лектор проводил беседу о международном положении, на которую кроме степенных стариков никто не приходил. А вот в восемь вечера помещение клуба освобождалось от лавок и молодежь, местная и приезжая, устраивала танцы. Под звуки охрипшего магнитофона молодые люди выделывали такие выкрутасы, что степенные старички сначала посмеивались, а потом тихо исчезали из помещения. К десяти часам в клубе оставаться было опасно, перепившая молодежь начинала выяснять друг с другом отношения. Сельский участковый, сам далеко не трезвый, сначала их успокаивал, а потом исчезал вслед за стариками. Приезжие ребята тоже старались незаметно уйти, но это было довольно затруднительно для тех, кого привезли из дальних деревень, шоферы их машин были всегда пьяны, и до утра о поездках нечего было говорить. Вот здесь всегда помогала дочка звеньевой, которая в сплошной темноте, какими-то немыслимыми тропами приводила ребят всего за час в их родную деревню, хотя они на машине тряслись по пыльным дорогам гораздо большее время.
Месяц в деревне пролетел незаметно, сначала время тянулось медленно, а потом дни стали мелькать, как стрелки на часах. На центральную усадьбу приехал заводской автобус, забрал своих пассажиров и повез по разбитым дорогам в город, где у центральной заводской проходной их высадили и они разбрелись по своим домам.
Дочка звеньевой, в последний вечер, напоив его чаем, сказала, что будет скучать без него, сунула ему в руку конверт с письмом, и они расстались. Потом в городе Санька все старался вспомнить, куда же он положил ее послание, но память не хотела ему возвращать приятные минуты их знакомства.
На другой день Санька вышел на свою работу; его встретили радостными возгласами заводские знакомые, которые интересовались: «Не хочет ли он переехать на постоянное жительство в деревню?» На что тот всегда говорил: «Надо подумать!»
Мастер выполнил свое обещание: у велосипеда появилось новое переднее колесо. Каждый день Санька ездил по заводской территории, он изучил все проходы и мог легко провести рабочих в любое нужное место. Одно он не мог – выехать за проходную. Для этого ему надо было отработать по вызовам еще два месяца.
В ноябре ему пришлось целую неделю работать в ночные смены на разгрузке торфа. Там тоже ничего не изменилось, все та же бригада разгружала составы с топливом, мучилась с разного рода корягами, попавшими в вагоны, радовалась получению денег и сразу после работы торопилась их пропить. Его бывший учитель по этой работе все также предлагал перейти к ним.
В декабре, когда снежный покров постоянно утвердился на земле, мастер предложил ему поработать по расчистке путей от снега «на гора», так называлось место, куда вагонетки с очищенным и высушенным торфом поднимались с нижнего склада. Дрезина с большим трудом тащила один-два вагона на гору, где сбрасывала топливо в печь, а вот вниз, она неслась на огромной скорости. Сложность этой работы заключалась в том, что количество путей внизу было всего два, а наверху целых пять, и поэтому, когда она выскакивала пустая, то никто кроме ее водителя не знал, на каком пути она окажется. А его сигналы огнями, ночью были почти не видны, верхнее освещение слепило глаза рабочим убирающим снег с путей. Эта работа считалась самой опасной на ТЭЦ, поэтому там мало кто соглашался работать постоянно. Начальству приходилось на ночные смены привлекать рабочих из других цехов. Вот Санька и попал в их число! Мастер провел инструктаж по этой опасной работе, предупредив не лезть на пути при близко идущей дрезине, особенно когда она спускается порожняя. Санька со своей молодой ветреностью, говорил ему, что он шустрый и глазастый и ему не страшна такая работа. Когда же он в первый раз оказался на этих путях, то быстро понял, какая его подстерегает опасность. Ни «глазастость», ни «шустрость» не смогут ему помочь, а здесь все решает дело случая: вагонетка после сброса топлива выезжала откуда-то снизу, и увидеть ее можно было за пятнадцать-двадцать метров, а это при ее скорости при спуске, составляло всего две-три секунды до рабочего. Дежурная на верхней площадке предупредила Саньку, чтобы он счищал снег только на первых двух путях, а на остальных «пусть начальство работает», если не захотели сделать «рельсы с подогревом». Санька с ней соглашался!
Первые две ночные смены прошли без особых сложностей, Санька не лез к третьим путям и всегда вовремя замечал двигающуюся вагонетку. На третий день погода была ужасная: метель навалила столько снега, что рельсы и насыпь превратились в одно ровное поле. Санька быстро убрал снег с первого пути и перешел к чистки второго. Внизу за бугром раздался скрежет и визг дрезины. Это поднимался снизу разгруженный поезд; верхний прожектор его сквозь снежную пелену казался тусклым слабым фонарем. Санька только что начал расчищать вторую рельсу и ему не хотелось оставить незаконченную работу, идти к будке и снова возвращаться к незавершенной работе. Свет движущегося прожектора казался тусклым и далеким. «Успею дочистить рельсу!» – говорил он сам себе, но какая-то внутренняя сила толкала его с пути и он, поддавшись этому голосу, сделал шаг назад. Нога попала на скользкий металл, и Санька упал на спину. Растерявшись от неожиданного положения, он перевернулся, и хотел было вскочить, но нога в тяжелом валенке не смогла найти опоры в снежном заносе и оказалась на рельсе. А поезд со своей темной массой с горящими фонарями налетел на упавшую фигуру и резанул колесами по ноге. Страшная боль парализовала тело парня; ему показалось, что на ногу полили крутым кипятком. Санька потерял сознание. Очнулся он от равномерного покачивания тела и тупой боли в ноге. Два санитара осторожно сунули носилки с парнем в машину. Санька испуганно посмотрел на ближайшего санитара и хотел что-то спросить, но какая-то вялость охватила тело, и его сознание растворилось в тягучей массе переживаний.
Очнулся он внезапно, и с удивлением увидел, что находится в белой комнате, в такой же белой кровати, под накрахмаленными жесткими простынями. Рядом на табурете сидит мать с каким-то серым осунувшимся лицом; ее бесцветные тонкие губы что-то шепчут. Голос Санька не слышал, но почувствовал, что они произносят слова молитвы. Холодными тонкими пальцами она гладила его ладонь. Больная нога ныла, во рту был привкус какого-то противного лекарства. Он посмотрел на ноги. Вместо обычной ноги Санька увидел странный забинтованный обрубок.
Тоскливая мысль пронзила его: «Отрезали ногу! Как жить без одной ноги! А велосипед… как на нем буду ездить?!»
Мать, увидев, что сын очнулся, попыталась улыбнуться и тихим дрожащим голосом спросила:
– Санечка, как ты себя чувствуешь?
Он ничего не ответил, а отвернулся. По щеке ползла предательская слеза.
Через месяц Саньку выписали из больницы. Машина Скорой помощи довезла его с матерью до подъезда дома, а дальше на костылях, не спеша он добрался до своей комнаты.
В коридоре у дверей на стене висел пахнущий яркой синей краской велосипед. Его плавно изогнутый руль, стальные колеса привлекли внимание парня, он остановился и с каким-то внутренним трепетом погладил металлическую раму велосипеда.
– Вот, принесли с работы! Как же ты, Санечка, теперь будешь на нем ездить?
Сын внимательно посмотрел на мать и четко произнес:
– Если в цирке медведи катаются на велосипеде, то я тоже научусь ездить! Ведь я – Человек!
Прошло много лет. Санька давно стал Александром Васильевичем. Он окончил Педагогический институт, работал учителем математики, завучем, потом стал директором одной из центральных школ. Жена его тоже была учителем. У него двое детей, обе девочки. Старшая пошла по стопам родителей – учитель математики. Младшая, которая в детстве часто говорила отцу: «Я, папочка, вот вырасту, стану врачом и вылечу твою ножку!» Она выросла, стала детским врачом, но «ножку» так и не смогла отцу вылечить. Александр Васильевич никогда не ходил на костылях, ему сделали хороший протез, и все видели его только идущим с палочкой или едущим куда-нибудь на велосипеде. Каждые три года он покупал себе новый велосипед, а старый отдавал знакомым ребятам из малоимущих семей. Когда жена ему говорила, чтобы он прекратил ненужные траты, он тихим спокойным голосом отвечал: «Я не хочу, чтобы с ними повторилась моя история!»
Враги
Глава 1
Автомобиль долго не заводился.
«Опять забарахлил аккумулятор! – со злостью подумал Алексей, – как надо быстрей ехать с автомобилем начинаются проблемы! Придется добираться до офиса на метро! А это толкотня, ругань, еще какой-нибудь вирусной заразой наградят!»
Алексей, вернее Алексей Михайлович, как его называли подчиненные, общественный транспорт недолюбливал; после какой-нибудь нечаянной поездке в нем, он всегда долго чихал, охал, страдал головной болью и другими недомоганиями. У него это было с самого рождения, в роддоме он чудом выжил от простуды, его маленькое тельце получило столько уколов пенициллина, что их хватило бы на всех больных малышей и их мам всей больницы. Да, здоровьем природа Алексея Михайловича не потрудилась наградить, а может просто забыла. С детства он был маленьким, хиленьким очкариком, которого любой сверстник мог обидеть. Он привык находиться всегда в сторонке, тихо заниматься своими игрушками, а если кто-то их отбирал… – молча, без злобы отдаст и сразу переключится на другую игру. Из своего спокойного уголка он с завистью наблюдал за играми сверстников и всегда успокаивал себя словами: «Вот вырасту, стану здоровым и сильным, вам всем покажу, как меня обижать!» Эти слова он говорил себе в детском садике, в школе, в институте и даже в Армии, куда его взяли толи по ошибке, а может из-за нехватки призывников.
Пришло время, и Алеша превратился в Алексея Михайловича, маленького, толстенького человечка в больших роговых очках и в солидной фетровой шляпе, у которого перед всеми окружающими было большое достоинство: он стал сначала мелким начальником, потом средним, а позже и самым большим! Алексей Михайлович любил свою работу, и она тоже любила его, поэтому поднимала этого человека все выше и выше!
В его жизни большую роль всегда играл случай! Или это кто-то с небес, дав Алексею слабое тело, решил дополнить такое упущение какими-нибудь удачами, пусть небольшими, но приятными на первый момент. Правда, эти удачи, иногда, быстро сменялись горькими разочарованиями.
В детские годы Алексей занимался шахматами и коллекционированием марок. Шахматистом он был слабым, но довольно удачливым игроком. Надо выставить команду от школы, и там оказывался он. По жеребьевке все сильные противники достаются другим, Алексей играет только со слабыми, и так он доходит до финиша, где вдруг его соперник или заболеет, или откажется играть по каким-либо причинам. Алексей становится чемпионом! Только он возгордится этим положением, как в следующих соревнованиях начинает проигрывать всем подряд… – наступает в его жизни пора огорчений!
В коллекционировании марок тоже пора везения и неудач были тесно переплетены. Собрал Алексей их два больших альбома, а похвастаться нечем – так, одна макулатура! А однажды в подъезде помог соседке подслеповатой старушке донести до мусорного ящика большой полиэтиленовый мешок с кучей всяких бумаг и увидел измятые марки. После ухода соседки Алеша около часа выбирал из мусора ценные картинки, потом дома тщательно изучил найденный материал. Через неделю о нем знали все филателисты города! Алексей стал обладателем прекрасной коллекции иностранных марок, которую старая женщина, после смерти сына, по незнанию, выбросила как мусор. Потерял он это сокровище также легко, как и нашел! Как-то вынес во двор свой драгоценный альбом, хотел похвастаться перед друзьями сокровищем; несказанно удивил их, а при возвращении домой, в темном подъезде его поджидал здоровый парень из его класса – третьегодник, гроза всех мальчишек и девчонок их двора. Он вырвал из рук альбом и растворился в темноте подъезда. Звали этого вора и обидчика – Клык! Кличку ему дали по его фамилии – Клыков. Сколько неприятных минут и часов Алексей испытал от этого грубого создания! Всегда считал его своим злейшим врагом.
С поступлением и учебой в институте у Алексея тоже были связаны разные воспоминания. В школе он учился средне, тройки и четверки были его обычными оценками. Аттестатом зрелости Алексей тоже не мог похвастаться! Но после окончания школы решил поступить в институт, ему повезло, в тот год не было конкурса, и Алексей стал студентом! Только он расправил плечи и с важным видом посмотрел на окружающий мир, как в почтовом ящике появилась белая невзрачная казенная бумажка – повестка, которая приглашала его послужить на защите своей Страны. Алексей пришел в военкомат, робко показал студенческий билет, на который никто не обратил внимания! Ему предложили пройти медицинскую комиссию, в которую входили пять старых врачей. Трое из них его забраковали, о чем доложили военкому. Тот с важным видом знатока еще раз просмотрел результаты проверки призывника и сделал свой вывод: «Годен служить в стройбате!»
Так Алексей превратился из студента в армейскую рабочую силу. Направили его служить в самую южную точку нашей Страны – Кушку, на самую границу. Самое страшное в его солдатской службе было не отдаленность места службы, не дикость нравов местных жителей, не жесткое расписание дня, не испепеляющая жара, которая днем доводила до сумасшествия, а присутствие и жестокое издевательство его соседа по дому и по школе – ненавистного Клыка. Этот изверг был старослужащим, ему оставалось до «дембеля» прослужить всего шесть месяцев. Ну, а раз он являлся «стариком», то сразу взял в рабы бедного Алексея. Как их свела судьба вместе – одному Богу известно! Видимо, там – наверху решили закалить для дальнейшей жизни характер Алексея.
Клык его заметил сразу, как только одуревший от жары Алексей вывалился из раскаленного автобуса. Он привел его в казарму (дощатый барак набитый двухъярусными койками) и предложил вкусить радость солдатской жизни на первом ярусе. Вся прелесть этой жизни заключалась в том, чтобы вдыхать ароматы от верхнего грязного матраса и послеобеденных газов, испускаемых Клыком. Тот лежал на втором ярусе, где было тоже жарко, но воздух, куда чище, чем на первом этаже.
Находясь на положении заключенного, Алексей, кроме своей основной работы по очистке арыков и прокладке траншей, должен был выполнить рабочую норму Клыка, который вместе с такими же «стариками» отдыхал в тенечке, сладко посапывая во сне, или наслаждался очередными, «забористыми» анекдотами. Но самое страшное ждало Алексея впереди: Клык, перед своим отъездом, обещал накормить новобранца толи тарантулом, то ли скорпионом или еще каким-то «гадом»; и съесть его надо было обязательно живым, предварительно оторвав ядовитые части. От всех солдатских трудов, переживаний, несносной жары, пухленький Алексей превратился через три месяца в высохшее существо, на котором солдатская форма висела как на вешалке. Его ждал печальный конец, но вездесущий случай помог ему – он подцепил какую-то южную заразу! Его отправили лечиться в госпиталь, а дальше в центральную Россию.