Характеры и судьбы

Характеры и судьбы
Валерий Алексеевич Орлов фон Корф

Миллионы людей живут на земном шаре, миллионы судеб и характеров переплетаются между собой, но нет ни одного человека, чтобы его судьба совпала с другой судьбой. Это как гены, у всех свое строение и свой путь в этом безбрежном мире. Автор попытался заглянуть во внутренний мир человека, раскрыть мотивацию его поступков.

Валерий Орлов фон Корф

Характеры и судьбы

Велосипед

Санька пришел домой уставший и злой. Ночная смена, на которой он отработал семь часов, вымотала его. Три дня в неделю не спать, а работать! И все ночью! И это в восемнадцать лет; когда хочется к друзьям и подругам, когда танцы в парке, а потом провожание любимой, робкие поцелуи, какие-то глупые признания о чем-то несбыточном, как это кружит молодую голову! А во всем виноват – велосипед! Мечта детства, сейчас может стать явью! Надо только продержаться всего один год на этой проклятой работе. Всего один год! И у него появится свой собственный спортивный велосипед, не какой-то там «дорожный вездеход» с толстыми колесами и прямым рулем, а он будет держаться за изогнутый руль, тонкие колеса будут шелестеть под ним. Сам Санька будет похож на птицу, которая разбегается и взмывает в небо! Да, это все только будет и не скоро!

Дома никого не было. Мать ушла на завод еще в семь утра, а младший брат, третьеклассник, видимо, только что убежал с приятелем-соседом в школу. Отлив из большой кастрюли в миску супа, Санька пошел на кухню, чтобы разогреть свой обычный завтрак. Дом, где он жил, был построен еще в тридцатые годы; это было трехэтажное сооружение барачного типа, толстые стены из красного кирпича обещали этому сооружению долгую жизнь. Война пронеслась над ним быстрым вихрем, оставила на стенах шрамы, а вот разрушить этого «крепыша» не смогла. Внутри тоже все было прочно, монументально и просто. Квартира представляла длинный широкий коридор, на который были нанизаны комнаты, десять с одной стороны и столько же с другой. Завод, строивший такие дома-общежития, не очень беспокоился об удобствах для жителей, главное было поместить туда как можно больше рабочих. Справа от входа в квартиру находилась кухня с газовыми плитами и умывальниками, рядом примостилась небольшая комната-туалет. Чем думали архитекторы, можно только догадываться, но каждое утро и вечер перед одним унитазом собиралось столько народа, что футбольные очереди могли только позавидовать такому количеству людей. Чаще всего умывались и справляли нужду жители комнат у себя за занавеской в ведро, а потом содержимое относили в туалет.

На кухне вдоль стен были устроены узкие столы с отметками для каждой комнаты. На них раньше устанавливали керогазы и примусы разных калибров. Санька еще помнит эти чадящие устройства, которые шумели и выли на разные голоса. Около каждой кипящей кастрюли стояла хозяйка и внимательно наблюдала за соседкой, что та готовит. И не дай бог, отойти от своего места, недоброжелатели могли свободно подбросить в кастрюлю не только какую-нибудь тряпку, но и дохлую мышь. Эти серые зверьки чувствовали себя в квартире вольготно, их, правда, вылавливали мышеловками, но на место каждой погибшей твари приходили другие.

Санька, не торопясь, подогрел завтрак, поиграл с толстым, ленивым котом, хозяйка которого полуслепая старуха растирала ложкой в миске какое-то варево. Разговаривать с ней не имело смысла, так как она давно была абсолютно глухая, но за этой бабкой надо обязательно наблюдать – она могла забыться, перепутать кастрюлю, снять соседскую с плиты и унести к себе в комнату или раз десять посолить еду. Бабка была не злая, но действия ее были не предсказуемые, как у всех выживших из ума старух.

У себя в комнате Санька удобно устроился за небольшим столиком, отрезал толстый ломоть серого хлеба, круто его посолил, полил сверху подсолнечным маслом, вычистил две дольки чеснока и принялся хлебать горячий суп. Злость, принесенная с работы, куда-то улетучилась. Он ел медленно, с наслаждением, выковыривал ложкой маленькие куски мяса. В полуоткрытую дверь он увидел колесо висящего на стене соседского велосипеда. Какая-то досада кольнула душу Саньки.

«Надо же, у этого парня все есть: и велосипед, и проигрыватель, и модная куртка, а ему приходится горбатиться на заводе, чтобы получить свою мечту – велосипед!»

От мрачных мыслей его отвлек появившийся в проеме дверей соседский кот, неопределенной породы, шкура его была сверху – белая с серыми полосам, а снизу – чисто серая. Соседка всем доказывала, что такие коты были завезены из Германии и что их специально держали только в королевских палатах, так как они отлично ловили мышей и крыс. Этот же кот, ни одной мыши не сумел, а может и не хотел поймать! Только и знал, что ходить по соседским комнатам и клянчить вкусные куски: зайдет в открытую дверь, сядет около стола, умильно глядит на хозяина и тихо просит на своем кошачьем языке. Санька никогда не отказывал этому попрошайке. Вот и сейчас, нашел в тарелке маленький кусочек мяса, двумя пальцами осторожно вытащил его и бросил коту. Тот, как собака, на лету поймал подачку, сразу проглотил, и снова принялся просить, желая получить добавки. Санька хотел его снова угостить, но, увы, в тарелке мясных деликатесов больше не нашлось. Заглянула в комнату и соседская кошка Мурка – тощая, серая с большим животом. Переговорив с котом на своем языке, она не заходя, исчезла в темном коридоре. Видимо, он ее предупредил, что поживиться здесь нечем. Эта кошка была «головной болью» соседки, так как она исправно приносила два раза в год по три котенка, и та всегда мучилась с этим приплодом: выкидывать было жалко, а оставлять себе – не возможно! В этой квартире, почти в каждой комнате обитали эти хвостатые попрошайки. И почему-то они всегда мирно жили с мышами.

Санька, забыв о кошках, снова вернулся к мыслям о соседском велосипеде. Напротив жил его детский приятель Генка, с которым они раньше играли все дни, а сейчас он, заканчивал учебу в техникуме, и свободного времени у него почти не было. Да, и Санька тоже не мог похвастаться, что он – свободный человек: работа на заводе, учеба в вечерней школе, спорт – забирали все двадцать четыре часа. Вот раньше, лет шесть назад, они были свободными от всех дел; он вспомнил, как на самодельном самокате громыхал с утра до вечера около своего дома. Самокат этот сделал соседний парнишка, вместо колес у него были закреплены большие подшипники, которые принес отец с завода. Потом у приятеля появился настоящий самокат с резиновыми колесами; вот Санька и получил «по дружбе» этот грохочущий агрегат. На нем можно было ездить только по асфальту, а если чистить подшипники и смазывать их маслом, то самокат по скорости не уступал и настоящему. Правда, у Генки, уже с третьего класса в коридоре стоял настоящий самокат заводского производства. Еще бы, он был у матери один, и та за ним ухаживала, как за любимым чадом, и не кричала ему в лицо, что он «навязался на ее голову». А как она его кормила! Санька вспомнил, как его несколько раз приглашали обедать к Генке. На столе он увидел такие блюда, какие ему приходилось видеть только в книгах на картинках: пирожки, пирожные, разные винегреты. А, котлеты – один запах от них сводил с ума! Да, это не этот пустой суп, где плавают макароны, а вместо мяса какие-то жилистые кусочки.

Генка тоже рос без отца, тот был шофером и погиб в какой-то катастрофе, его портрет висел на стене в темной рамке над кроватью матери. Генкина мать окончила институт и работала инженером на заводе, их даже поставили на очередь по улучшению жилья. Санькина мать приехала из деревни, образование – семь классов, профессии – нет! Вот она и работает уборщицей в цеху! А про отца, Саньке и говорить было стыдно, приходили какие-то мужики к матери, пили водку, его выгоняли на кухню. В детстве, когда он интересовался о своем родителе, мать только криво усмехалась и говорила: «Нам одним неплохо живется! Незачем дармоедов на шею сажать!»

В четвертом классе Генке купили велосипед, подростковый, и, конечно, он давал кататься Саньке! Где только они не ездили на нем! Дворы всего района были ими изучены. Они знали все входы и выходы всякого укромного места. Но однажды Генка оставил велосипед у магазина, отлучился за покупками, а когда вышел, велосипеда уже не было! Наступили скучные дни для приятелей! Правда, каждое лето мать отправляла Саньку в пионерский лагерь, где за каждым отрядом был закреплен велосипед. Кататься разрешали только по стадиону; желающих было предостаточно; после завтрака ребята устремлялись в сторону стадиона, первый добежавший получал от физрука железного коня, на котором по лагерной договоренности, мог проехать пять кругов вокруг футбольного поля. Какое было наслаждение представлять себя гонщиком и нарезать тяжелые километры по песчаной дорожке. В день Саньке удавалось накрутить до пяти километров, потом долго болела спина, руки и особенно мышцы ног. Зато, какую он чувствовал свободу, кем себя только не представлял, сидя на велосипеде, и летчиком, и шофером, и танкистом.

Про все это Санька мечтательно вспоминал, доедая свой холодный суп, пережевывая невкусные макароны, рассматривая в проеме двери соседский велосипед, сиротливо висящий на стене. Да, у него он бы не скучал в коридоре, у велосипеда не нашлось бы и свободной минуты для отдыха! Генке мать купила «взрослый» велосипед, который больше пылится в помещении, чем ездит по дорогам. Просить у соседа покататься, вроде бы, непринято. Давно выросли из детского возраста, где часто понятия «твое – мое» путались в детской непосредственности.

Года два назад, Санька и Генка ходили на стадион, записываться в велосипедную секцию, тренер тщательно отбирал из большого числа желающих будущих спортсменов. Генку взял сразу: у того была высокая спортивная фигура, а Саньку – забраковал, ему не понравились его кривые тощие ноги! А разве Санька виноват, что в детстве был рахитичным ребенком! Правда, он посоветовал ему заниматься легкой атлетикой, бегать на короткие дистанции. Санька так и сделал; стал спортсменом-бегуном. За это время достиг не плохих результатов – второй взрослый разряд на сто и четыреста метров! Пытался бегать и на длинные дистанции, но не хватало дыхания, не было природного здоровья! А велосипед был всегда его мечтой!

Обед был съеден, холодный чай выпит. Санька вымыл посуду и завалился спать. Ни шум, доносившийся с улицы, ни крики малышей в коридоре не мешали ему отдыхать. Разбудил его младший брат, который привел своего приятеля и стал с ним громко спорить о какой-то книге. Он хотел сначала их выгнать в коридор, но, посмотрев на часы, с удивлением увидел, что проспал шесть часов; пора самому вставать и подготовиться к школьным занятиям. Четыре раза в неделю он посещал вечернюю школу, где ему нравилась сама атмосфера учебного процесса. Там рабочие собирались в свой особый кружок, чтобы восполнить недостающее или потерянное время, догнать свои юношеские мечты и попробовать изменить в лучшую сторону свою жизнь. Учителя тоже по-своему относились к этой взрослой аудитории. К молодым, как Санька, они были требовательны и даже немного суровы, к старшим – снисходительны. Они хорошо понимали, что «старичкам» эти аттестаты о среднем образовании нужны только для того, чтобы как-то утвердиться в семье или на своем производстве.

Преподавали учителя по-разному: молодые учителя старались изо всех сил донести все свои знания до уставших и отупевших от тяжелой работы учеников, старые учителя, напротив, просто не замечали своих подопечных и вели не уроки, а задушевные беседы о жизни, о своих и чужих слабостях. Про свой предмет, в лучшем случае, говорили скороговоркой – незаметно и не обязательно. Саньке, почему-то, именно в вечерней школе стала нравиться математика: может из-за молодой учительницы, хотелось ей понравиться, а скорее всего в нем заговорили какие-то природные инстинкты, которые появляются почти в каждом человеке. Одни, из молчунов, вдруг превращаются в любителей поговорить, поспорить, их обрывают, а они, может быть, могли бы стать прирожденными ораторами, политиками, которые могут вести за собой массы. Другие, никогда не рисовали, а у них вдруг появляется дикая страсть к искусству. Таких примеров в жизни много, а у Саньки вдруг проявилось желание изучить всю математику, удивлять всех умением быстро решать сложные задачи. Зато на уроках химии ему часто приходилось краснеть, стоя у доски мямлить какую-то чепуху и вызывать смех своими ответами.

После окончания восьмого класса, он и Генка решили сдавать экзамены в технологический техникум, но в последний момент Санька испугался, в его аттестате были почти одни тройки. Генка, который всегда хорошо учился, обещал помочь на экзаменах. Но страх взял свое, и он по совету матери решил сначала приобрести хорошую специальность. Мать, которая работала на заводе, дала сыну дельный совет, что лучше специальности электрика ему не найти. Электрики нужны везде и на заводах, и в колхозах. При заводе есть техническое училище, где за год-два можно получить такую специальность. Мать также говорила, что если он захочет учиться дальше, может окончить вечернюю школу, а потом пусть учится в любом институте. Санька так и сделал, сначала получил специальность электрика и продолжил учебу в вечерней школе. Ему осталось еще год там проучиться, а дальше с аттестатом о «среднем образовании» можно смело шагать по жизни. Правда, впереди его ждала еще Армия, но и там он твердо знал, где будет служить – в танковых частях.

Еще с детства Саньке нравились книжки про танкистов, он с большим интересом просматривал телевизионный сериал «Трое танкистов и собака». Как и все дети, он хотел иметь собственную собаку, непременно – овчарку. Просил об этом мать, но та только посмеялась: «Нам самим не хватает места в комнате, вы даже спите, как солдаты в казарме на двухэтажной кровати, а собаку, куда поместите на потолке?!»

Конечно, она была права! У одного его знакомого жила собака, породы мопсов; каждый год она приносила четырех щенков, и Санька решил упросить мать купить это маленькое создание. Мать, почти согласилась, но узнав, сколько стоит эта «моська», сразу решительно отказалась. Так, «собачий вопрос» больше никогда не возникал в этой семье.

На работу Санька устроился на ТЭЦ (тепло-электро-централь); что оно производило – он и сам толком не знал! Приняли его в электро-приборный отдел, где было шесть рабочих и один мастер. Работа была интересная: Санька возился с приборами, которые устанавливал и регулировал в тепловых цехах, где было несколько печей, огромных баков и большая кирпичная труба, высившаяся над всем этим участком. Все эти системы были переплетены электрическими и приборными проводами, разного рода датчики показывали температуру на участках этой сети.

ТЭЦ построили еще в тридцатых годах. Это было старое сооружение, но работало оно исправно и не требовало большой перестроечной работы. Так, инженеры кое-что добавят или урежут, прибавят с десяток новых приборов и система продолжает трудиться. А хозяйство у ТЭЦ было огромное: ежедневно по железнодорожным путям приходили составы с торфом, их разгружали, топливо сушили, при помощи электрических вагонеток поднимали его на большую высоту и оттуда сбрасывали сверху в две огромные печи, которые нагревали воду в больших баках, и та шла на промышленные нужды.

Санька изучил множество всяких приборов, ему доставляло большое удовольствие собирать электрические схемы и проверять их работоспособность. Мастер – мужчина сорока лет, полный с тяжелой отдышкой, часто гладил его толстой ладонью по голове и говорил, что из него выйдет толковый рабочий.

Работа же по обслуживанию этих приборов в цехах, ему не очень нравилась: тащить на своих плечах огромную собранную схему из нескольких приборов куда-то наверх на трубу или на печь, где пыль полуметровым слоем закрывала пол и стены – занятие не приятное! Еще он не любил прокладывать в колодцах новые сети; его как молодого посылали с кабелем пролезать в узкие, глубокие шахты и тянуть нескончаемый провод через грязь к выходу. Надо сказать, что такая работа была довольно редкая, но воспоминание о ней долго травили его душу. Иное дело в мастерской, в чистом, уютном помещении сидишь за каким-нибудь прибором и налаживаешь его работу. Еще он завидовал работе мастера в черном аккуратном халатике ходит по лаборатории и заводит разговоры с каждым о его работе, домашних делах или пойдет выяснять непонятные ему вопросы к начальству и не появляется почти весь рабочий день. А то скроется за перегородкой и что-то пишет, решает. Санька, однажды, как бы случайно, при нем, заглянул в его тетрадь и увидел, что тот решает какую-то задачку. Одна из формул была неправильно написана, он указал мастеру на ошибку. Тот удивился, проверил по учебнику и исправил ошибку. Потом мастер предложил Саньке решить пару несложных задач, что тот легко выполнил. С этого дня авторитет его среди рабочих поднялся на невиданную высоту, если раньше каждый мог на него накричать или грубо посмеяться, то теперь к нему стали относиться с каким-то тайным уважением. Объяснялось все очень просто, его товарищи по работе почти все учились или в техникумах, или на первых курсах институтов, с математикой были не в очень дружных отношениях, а Санька несложные задачи для их контрольных работ мог легко решить.

Однажды, перед майскими праздниками, на предприятии устроили генеральную уборку всех производственных помещений. Саньке предложили почистить пристройку к мастерской, сплошь заваленную какими-то транспарантами, сломанными приборами, мотками кабеля и ящиками. Каково же было его удивление, когда под всем этим хламом, он увидел велосипед! Это был не простой «дорожный» велосипед, а настоящий «спортивный» с изящно изогнутым рулем и тонкими колесами. Парень с восхищением рассматривал эту «вело-птицу», такую красивую вещь он никогда в руках не держал! Правда, велосипед был несколько ободран: переднее колесо, закрученное в немыслимую фигуру, пугало ценителя красивых вещей, заднее колесо, тоже помятое, еще напоминало круг. Рама была цела, но краска на ней висела кусками, цепь, покрытая слоем ржавчины, закрутилась в непонятный комок, зато, тормоза и переключатели скоростей, находились почти в идеальном состоянии. Обтерев тряпкой найденное чудо, Санька притащил его в лабораторию, показал мастеру и спросил: «Кто хозяин этого велосипеда?» Мастер, удивленно посмотрел на этот кусок «металлолома», немного подумал, и ответил: «Да, он ничей! Лет десять назад, здесь работал парнишка, он жил далеко и ему приходилось на работу приезжать на велосипеде, так было для него удобней добираться. Однажды он устанавливал прибор на «трубе», сорвался и сломал себе руку и ногу. Его отвезли в больницу. Месяца через два он появился у нас и хотел забрать свой велосипед, но начальство на проходной за это время сменилось, и новый охранник стал требовать разрешение на вынос государственного имущества с территории завода. Такой документ ему давать отказались, потому что не знали происхождение этого велосипеда. Произошла запутанная история: я говорил, что велосипед этого рабочего, а новый профсоюзный деятель требовал предъявить разрешение на въезд. Одним словом, пока разбирались, кто кому, что должен предъявить, парня забрали в Армию. Вот уже лет десять этот велосипед ржавеет в сарае. Если сумеешь вынести с территории завода – велосипед твой!»

Санька, окрыленный мечтой о собственном велосипеде, вычистил, отремонтировал, отрегулировал все части, кроме переднего колеса, которое, к сожалению, надо было заменить новым. Осталось ему достать нужный документ и вынести велосипед через проходную. Он обратился к мастеру за помощью. Мастер долго смотрел на Саньку и о чем-то размышлял, а потом говорит: «Знаешь, приятель, мне тебе очень хочется помочь, но ты просишь, практически о не возможном, мне придется долго уговаривать начальника охраны переступить через закон и пропустить через проходную, не оформленную вещь. А он дорожит своим рабочим местом! Вдруг кто-нибудь доложит начальству о таком злоупотреблении?! Или самому бегать по всем начальникам и просить тебе помочь с выносом велосипеда? А это, Санька, такое муторное дело! Я лучше еще подумаю и к концу рабочего дня дам тебе окончательный ответ».

Все оставшееся время до конца смены, Санька возился с велосипедом: чистил его детали, смазывал цепь и втулки, выполнил нужную регулировку передачи скоростей и тормозов. Снял переднее сломанное колесо, не желая видеть уродство своего «железного коня». Ровно за пять минут до окончания работы, мастер подозвал Саньку и сказал: «Я тебе смогу помочь, но и ты постарайся войти в мое положение начальника! Ты знаешь, что на нашем производстве всегда не хватает подсобной рабочей силы для разгрузки вагонов с торфом, чистки путей для вагонеток в зимнее время, поездки в колхоз на уборку картофеля. Мне приходится с большим трудом уговаривать своих подчиненных выйти на эту тяжелую работу. Сколько мне надо приложить терпения, силы, истратить много нервов для этого! Вот я тебе и предлагаю – ты в течение года будешь ходить по вызову на все эти работы, а я тебе «правдами и не правдами» вынесу за проходную велосипед! Если хочешь, то подумай до завтра! И насчет переднего колеса я смогу помочь, у меня один приятель работает завхозом на стадионе».

Санька и думать не хотел, он готов был продать свою душу, лишь бы получить долгожданный подарок! А то, что его ждали тяжелые дни, он узнал уже через месяц. Однажды утром мастера вызвали к начальству, вскоре он вернулся, подозвал Саньку и сказал: «Вот и начались твои неприятные деньки! Рабочих нет для разгрузки торфа в ночную смену, так что, иди домой отсыпайся, а к одиннадцати вечера придешь к мастеру по разгрузке торфа. Он направит тебя на работу в их бригаду. Работать тебе придется, целую неделю».

Без десяти одиннадцать вечера Санька был на заводской проходной, там он узнал месторасположение заготовительного цеха. Этот цех, представлял собой ряд больших деревянных сараев, в которые по рельсам въезжали вагоны с торфом. Около этих сараев расположилась кирпичная небольшая будка. Дверь в помещение была полуоткрыта, оттуда слышались громкие голоса; кто-то кому-то доказывал преимущество Вермута 3-семерки перед простым вермутом. Санька немного постоял у двери, а потом нерешительно вошел. Компания, состоящая из 8-10 человек, была занята своими разговорами и на вошедшего не обратила никакого внимания. Санька устроился у прохода и стал изучать этих людей. Все они, кроме маленькой полной женщины, сидящей у стола и что-то торопливо пишущей в большой тетради, представляли одну общую серую массу, которая копошилась в своих внутренних проблемах, не замечая окружающий мир. Одеты все были почти одинаково: одежда, место которой только на помойке, прикрывала их худые тела; лица у всех тоже одинаковые, серые, опухшие от частого употребления спиртного, у некоторых украшены синяками. Саньке сразу вспомнился спектакль в театре, куда их водила несколько лет назад молодая учительница литературы. Постановка называлась «На дне», по произведению М. Горького. Там тоже такие же типы были собраны в небольшой комнате и также доказывали друг другу свои истины.

Наконец, женщина у стола закончила свою писанину, внимательно осмотрела всех присутствующих и громко произнесла: «Все собрались! У нас один новенький из «электриков», будет работать с нами десять дней». И, обращаясь к высокому мужику с синяком под глазом, сказала: «Ты, Василий, присмотри за парнишкой, научи нашему ремеслу. Ты же самый опытный рабочий!» Тот подошел к Саньке, дружески похлопал его по плечу, и, обращаясь куда-то в сторону, произнес: «Главное, парень, не суетись. Вперед меня – не лезь! Делай, что делаю я! Тогда – останешься живой и здоровый». Санька с недоверием на него посмотрел, но решил послушаться начальника – женщину и держаться ближе к своему новому учителю. Поговорив еще пять минут о текущей работе, женщина повела свою бригаду к сараям. Внутри них на рельсах уже стояли два первых вагона из длинного состава, который уходил куда-то за территорию завода.

«Интересно, и как мы за семь часов сумеем разгрузить такую махину?!» – с удивлением подумал Санька.

Все оказалось довольно просто: пять человек подошли к первому вагону, а остальные – ко второму. Санька оказался во второй части бригады. Двое рабочих подлезли под вагон, дернули за рычаги и днище распахнулось. Торф под собственным весом провалился вниз, через рельсы, в какую-то яму, где на дне гудела транспортерная лента. Она перетаскивала это топливо в сушильные камеры. Его учитель стукнул Саньку по плечу, сунул в руки лопату с веревкой на конце черенка и сказал: «Теперь наша работа! Полезли в вагон! Надень на голову капрон, а то задохнешься!» Он показал, как надевается капроновый чулок, и они полезли наверх вагона, у которого не было крыши. Этот вагон был похож на пустотелый ящик с убирающимся дном. При ярком свете верхних ламп Санька увидел, что торф провалился не весь, а только его центральная часть, с боков он налип на железные стены вагона. Его учитель, устроившись на верхней части стены вагона, стал лопатой сбивать торф. Тот в некоторых местах сразу обрывался вниз, а в других приходилось спускаться вовнутрь вагона и тщательно зачищать его стены.

Санька повторял все действия своего напарника. Один раз он чуть было не выпустил лопату в торфяную массу, но во время ее удержал. Он накрутил предохранительную веревку на руку, чтобы она удерживала лопату. Теперь ему нечего было беспокоиться о ней. Сверху сбивать торф еще было не трудно, но внутри вагона, где ничего не было видно из-за пыли, нужна была опытность и сноровка. Первый вагон вычистили довольно быстро. Поезд продвинул состав вперед; а в новом вагоне их бригаду ждала неприятность – большая коряга застряла внизу и не давала проваливаться торфу. Бригадир приняла решение – подпилить корягу, а потом сверху ее вытащить из вагона. Промучились минут двадцать, наконец, освободили днище и выгрузили торф.

Через четыре часа трудной и грязной работы, сделали получасовой перерыв; некоторые просто легли на дощатый пол и дремали, а Санька с тремя новыми приятелями отправился в столовую на ткацкую фабрику. Какими-то задворками они быстро пришли в небольшое помещение, где стояло несколько столов и железные стулья. В стене был проем, откуда доносилось позвякивание металлической посуды и приглушенные женские голоса. Один из рабочих постучал и крикнул: «Девушки, смена пришла! Накормите, побыстрее!» Из-за перегородки хриплый женский голос ответил: «У нас остались макароны с мясом, салат и чай!» «Давайте все!» – ответили ей. Наскоро пообедав холодной невкусной пищей, рабочие покинули неуютное помещение. Санька пожаловался своему напарнику, что в макаронах вместо мяса он нашел только перерубленные кости. Тот ответил, что здесь всегда так кормят.

В семь часов утра их смена закончилась. Бригадир достала ведомость и по ней каждому, кроме Саньки, выплатила причитающиеся деньги.

«А тебе заплатят на основной работе! Такая договоренность у нашего начальства!» – сказала она ему.

Напарник похлопал Саньку по плечу и предложил угостить пивом; тот согласился. Они устроились за столиком в кафе. Народу было немного. Санька потягивал тягучую янтарную жидкость и внимательно слушал своего учителя по новой работе. Тот довольно интересно рассказывал о своей прошлой жизни. Он после Армии перепробовал почти все рабочие специальности и остановился на этой, которая дает массу преимуществ: на работу выходи, когда у тебя есть желание, деньги платят сразу после смены, рабочий стаж для получения пенсии идет исправно, отпуск себе сам назначай в любое время года. Одно только плохо, что работать приходится по ночам. Ну, это дело привычки! Санька его слушал и во всем с ним соглашался.

Десять дней на разгрузке прошли быстро, и Санька снова вернулся в свою мастерскую. Первым делом он проверил наличие велосипеда, потом усердно тер его металлические детали, смазывал движущиеся части. Мастер над ним посмеивался: «Смотри до дыр не протри, а то, как будешь ездить!?»

Еще два раза Саньке пришлось выходить в ночные смены на разгрузку торфа. В сентябре ему предложили поехать в колхоз на уборку картофеля; со всех ближайших предприятий собрали бригаду из двадцати человек, которым надо было отработать месяц где-то за городом. За чертой города Саньке приходилось быть только в пионерском лагере. Он вспомнил, как их везли на большом автобусе четыре часа по ухабистым дорогам. Только к вечеру полуживых детей доставили в сосновый бор, быстро накормили и уложили спать. Ночью он страшно замерз, одел на себя все, что дала ему мать: две рубашки, свитер, плащ, но холод пробирал его маленькое тело так, что зубы выбивали настоящую чечетку. А еще ему хотелось пойти в туалет, им сказали перед сном, где находится это заведение, но он слушал не внимательно, поэтому точно не знал, куда надо идти. Промучившись, некоторое время на своей холодной постели, Санька услышал голоса на улице, поэтому пошел на эти спасительные звуки. У дверей двое мальчишек из его отряда спорили, где находится туалет. Потом они пошли куда-то за кусты, Санька последовал за ними. Там он увидел деревянный сарай, внутри горел свет – это и был туалет.

Вспомнив про свои детские мытарства за городом в пионерском лагере, Санька взял побольше теплых вещей, резиновые сапоги и плащ, кое – что из еды. Рюкзак был набит до отказа! Утром отъезжающие собрались у центральной проходной, там женщина-парторг рассказала, что они должны делать в колхозе и пообещала за хорошую работу выплатить премиальные. За такую заботу ей похлопали в ладоши, потом устроились в автобусе и отправились осваивать картофельные поля подшефного колхоза. Ехали долго, сначала по ровному шоссе, Санька даже ухитрился задремать, потом свернули на проселочную дорогу, где выбоины и ямы слились в одно целое, образовав не проходимый путь.

Автобус, не смотря на свою величину и мощь, несколько раз останавливался, шофер пытался как можно аккуратнее преодолеть естественные заграждения. Наконец, после долгих мучений, их доставили на центральную усадьбу колхоза, которая представляла собой две пыльные улицы с двумя десятками домов, клуб – развалюху, после военной постройки, покосившееся здание правления, около которого пристроились кривые лавки и рос чахлый кустарник. Был еще магазин, в котором продавщица могла предложить водку, консервы, макароны, очень дорогие шоколадные конфеты и резиновые сапоги гигантского размера. В углу был навален еще какой-то товар, но его прикрыли рогожей; видимо, он предназначался для «избранных».

Из правления вышел сам директор колхоза с двумя женщинами – бригадирами или звеньевыми. Двадцать минут начальство говорило об их обязанностях и только в конце обмолвились, как и чем их будут кормить и где устроят на ночлег. Десять человек, в основном девушек, оставят в центральной усадьбе; остальных отправят в дальние деревни. Саньку отправили с тремя новыми знакомыми на тракторе с тележкой куда-то за пять километров в забытую богом деревню, которая оказалась прямой копией центральной усадьбы, только в три раза меньше. Да, и магазина с клубом не было. Семь домов по одной стороне улицы и четыре покосившихся строения по другой. В стороне, метров за двести, виднелись длинные сараи, откуда слышалось мычание коров и телят.

«Смотрите, ребята, коровник рядом. Значит, будем с молоком и сливками!» – сказал его приятель.

Приехавшая с ними звеньевая, быстро развела ребят по два человека на постой к колхозникам. Саньке достался большой дом, завалившийся на правую сторону.

«Подгнили венцы!» – определил его приятель.

Звеньевая толкнула кривую дверь, и они вошли в огромное помещение, в центре которого стояла русская печь, а по бокам от нее расположилась железная кровать, две лавки и большой стол. Никаких элементов цивилизации, радио и телевизора, здесь, видимо, никогда не было. Высокая, темная старуха лет восьмидесяти ковырялась у печи с чугунками, около ее ног играл пестрыми тряпками младенец, который довольно отчетливо произносил крамольные фразы: «Мамка – блядь, бабка – сука!» Санька, от услышанного, застыл на месте с открытым ртом.

«Марья, заткни глотку своему охальнику, а то перед людьми стыдно! Я тебе привела двух постояльцев, продукты для них привезет Семен – шофер. Так что, корми их хорошо, а то им работать много придется!» – Потом звеньевая обратилась к ребятам – «Я живу в соседнем доме, если будут вопросы, приходите – решим! У меня есть телевизор – вечером приглашаю на просмотр телепередач. Вон на лавке лежат два больших мешка, вы их набейте соломой, вот вам и мягкие постели будут! А спать придется на полу, так у нас заведено! Завтра, в восемь утра, я за вами приду и покажу место работы!» – И ушла, оставив оторопевших ребят с молчаливой старухой и ругающимся младенцем.

Старуха заполнила две тарелки каким-то варевом, напоминающим пустые щи, отрезала два толстых куска черного хлеба и налила два стакана молока; жестом руки пригласила к столу. Ребята попробовали щи, они были невкусные, и, отодвинув тарелки, принялись с большим аппетитом за молоко и хлеб. Потом набили сеном мешки, умяли их своим телом и получились удобные, приятно пахнувшие травами постели. Устроившись на них, они быстро уснули.