Сва

Он закричал и вскочил с кровати:

– Это креза полная! Забудь эти слова! Забудь свои стихи проклятые!

– Забуду эти – будут другие, ещё хуже.

– Ты должна всё забыть! Все свои мысли чудовищные!

– А как забыть? Неужели не чувствуешь, что смерть всегда рядом?

– Нет, прошёл этот юношеский бред! Осталась только любовь, – Сва опустился на пол перед нею, ужасаясь своей догадке, спросил. – Ты что, на наркоте подсела? Скажи честно! У тебя клины. Брось, Лави, умоляю! Всё пройдёт, мы с тобой будем вместе. Я полюбил тебя, это навсегда.

Она опять сорвалась в бессильный плач:

– Раньше всё было так ясно. Просто, до ужаса. Я только ждала, когда всё кончится. И вдруг появился ты.

– И вдруг появилась ты! – с силой вскрикнул Сва. – Теперь всё будет по-другому! Любовь всё изменит, веришь?

Она жалко улыбнулась и замотала головой, не вытирая слёз:

– Я слишком далеко ушла. Слишком поздно. Невозможно любить, умирая.

– Почему, умирая? Не говори так, не мучай себя и меня!

Она долго смотрела в пустое окно, будто чего-то ждала или слушала в себе:

– Милый, мы ведь не навсегда родились – только на миг. На миг, как ты вчера спел мне, помнишь? С первого удара, ещё девчонкой, я почувствовала, что в жизни всё будет страшнее, что я не вынесу. Так и случилось, судьба моя такая. Если б ты знал… Для меня всё кончено на земле, почти всё, – она отвернулась и закончила ломающимся шёпотом: – Уже столько времени мои поцелуи – как в лицо смерти. Даже с тобой я не могу от этого избавиться. Нет сил жить.

По телу вместе со страхом прошлась летучая колкая дрожь, и Сва похолодел.

– Один монах сказал, что я порченая. Что блудница, грешница, что бесноватой скоро стану… Не знаю, как отсюда вырваться, от себя спастись, – глухо выдавливала она слова и вдруг залилась слезами: – Боже, помоги исчезнуть! Хоть в этом помоги!

– Не могу слышать! – закричал он, вскочил и закачался от неожиданной дурноты: – Тошнит что-то…

Сва не помнил, как и зачем оделся. Будто собрался по непонятному делу уходить из дома, но в последний момент застыл у окна, глядя вглубь комнаты. Лави сидела на кровати, опустив голову. Свесившиеся волосы наполовину закрывали лицо, грудь странно светилась в темноте.

– Что, стрёмно со мной? – посмотрела исподлобья, с тяжёлой усмешкой.

Он не ответил. Не одеваясь, Лави опять подошла, потянулась обнять. Потом передумала и села к столу, нащупала сигареты:

– Куда же ты собрался из собственного дома? А я винца выпить с тобой хотела. Или хоть чаю попить, – она выдохнула дым, рассеянно огляделась и покусала губы. – Жаль, травки нет, было бы в кайф… Ладно, я и так с тобою улетела, даже не верится.

Её нагота тянула и тихо корёжила тело, а душа цепенела, сжималась в бессильный комок. Сва слышал голос Лави, но почти не понимал слов:

– Видишь, я тебе уже всё отдала. И ничего другого, лучшего, у тебя со мной не будет. Вот в чём ужас… Всё бессмысленно. Нет никакого Бога, есть лишь глупые мечты о любви и счастье. Мне надоел этот абсурд, называемый жизнью, а тебе ещё нет. Разница между нами только в этом, только. А в остальном мы слишком похожи. И мне страшно за тебя. Не за себя – я уже давно всё поняла.

Перед глазами темнела, кружилась комната, и посередине сидела Лави. Он отвернулся. Хотелось, чтобы всё превратилось в идиотскую шутку, чтобы она расхохоталась, чтобы исчезла невыносимая тяжесть, повисшая в комнате.

– Ты бы оделась. На ведьму слишком похожа, прости, – прошептал Сва и закрыл лицо руками.

– Да, похожа, время от времени. Ты не первый, кто заметил.

– Хватит! Не могу больше! Ты всё придумала! – сорвался он на крик и сжал зубы, чтобы прийти в себя.

– А мне гнуснейшей придумкой кажется наша жизнь, понимаешь? Даже встреча с тобою – как насмешка, когда жить уже сил не осталось. Внутри всё сожжено. Моя нежность… Кому она была нужна? Только моё тело – как закуска после вайна. От него ведь, чёрт возьми, не убывает! Клёво, скажи? А? – она откинулась на стуле и зашлась в плачущем смехе.

Сва зажмурился, как от пощёчины, руки стали мелко дрожать:

– Что-то мне совсем тяжко стало. Пойду ну улицу, подышу, – пробормотал он и выскочил из квартиры.

Забыв о лифте, стремглав слетел по лестнице вниз. Хотелось сделать что-то непоправимое, разрушить какое-то проклятие, что-то ненавистное сломать в этом мире. Он бессильно вскинул кулаки к небу и неожиданно для себя побежал. На улице не было ни души. Светили никчёмные фонари. Истоптанный, разъезженный шинами снег то скользил, то хлюпал под ногами – детская площадка, кусты, дымящаяся яма теплотрассы, гаражи, соседний двор, опять кусты, дырявый бетонный забор, помойка, заснеженные автомобили, дома, дома…

Сжиженный холодный воздух с шумом втекал и вытекал из груди. Потемнело в глазах от изнеможения, и Сва перешёл на шаг, завершая большой бессмысленный круг. Сбоку показалась красная горящая зазубрина метро. По снеговой тропинке он пересёк знакомый двор – мимо стайки обугленных холодом деревьев, около беседки и обледенелой скамейки – и остановился.

– Наглоталась колёс, накурилась и шизанулась. На мраке съехала… Лучше не думать об этом, не думать ни о чём. Попробовать привести её в чувство, поцеловать, сказать «люблю». И больше никуда не отпускать. Мы вместе пойдём ко врачам. Я вытащу её, ведь есть же в мире что-то сильней наркоты!

Колотило в висках, рвалось наружу сердце. Сва схватился за грудь и вдруг понял, что сделать ничего не сможет.

– Она меня не послушает. И врачей тоже. Как с ней жить? Что делать?

Он не мог представить, что скажет Лави, и бессильно брёл прямо по снегу. У самого дома жалость к ней кольнула так сильно, что Сва остановился:

– Теперь это моя истерика… Но что я могу? У неё креза жестокая. Её лечить надо. А как, если ей жизнь в отврат? – и тут его полоснула по темени страшная мысль: – А если моя любовь, весь мир для неё – отголоски бреда? Если всё сожжено наркотой? Тогда ей только чудо поможет. Чудо, которого нет.

С этими мыслями, едва двигаясь, он повернул за угол. У подъезда на заснеженных ступеньках сидела Лави и смотрела в его сторону. Поднялась и пошла навстречу.

– Не хотела уходить, не попрощавшись. Хотя, что это меняет.

– Куда ты собралась? Сейчас… половина четвёртого. Пошли ко мне, чаю попьём, согреешься.

– Нет, я не вернусь. Поймаю тачку у метро и кончено.

– Я тебя никуда не пущу.

– Брось, ни к чему это.

– Нет!

– Силой что ли назад поведёшь? А что потом? Ты же погибнешь со мной. Зачем тебе?

– Тогда я погибну без тебя. Выбирай! – Сва схватил её за плечи.

– Я уже выбрала. И хочу, чтобы именно ты жил и любил. Любил всем сердцем, как ты можешь. Но не меня…

По её щекам текли слёзы, смывая остатки туши. Лави прижала к глазам носовой платок и быстро зашагала вперёд. Ледяной воздух сжал голову, заполнил тело. Коченея на ходу, Сва двинулся следом. До самого метро они не проронили ни слова. Там, на проспекте, Лави вышла на мостовую и застыла, глядя вдаль. Матово-чёрный асфальт серебрился под фонарями. Молчание стало таким тягостным, что он произнёс, дрожа в ознобе:

– Останься хоть до утра. Успокоишься, завтра всё увидишь иначе. Останься, Лави! Опасно ночью одной…

– Что? Что? – горько засмеялась она и повернула к нему заплаканное лицо. – Мне давно ничего не опасно.