Дорога войны

– Да, – хмыкнул Сергий, – тебе не позавидуешь. Змей уныло покивал головой.

– А на арене что? – спросил Гефестай участливо. – Мало платят?

– Когда как. Бывает, что денарии перепадают, и даже ауреусы. В том году я дважды бился в Септе, так за каждое выступление по пятнадцати тысяч сестерциев слупил. А толку? За квартиру отдай, долги покрой, оружейнику заплати, ланисте сунь, чтобы хороший жребий выпал… И всё! Хорошо еще, если на баню квадрант заваляется, а то, бывало, неделю немытым ходишь.

– А за работенку ликтором тебе перепало от сенатора? – задал вопрос Эдик.

– Надеюсь, что перепадет, – вздохнул Луций. – Мне, знаешь, лишний сестерций – не помеха!

Роксолан заметил, что Искандер в беседе не участвует – ест молча, порой морща лоб и задумчиво глядя на гостя за их столом, словно вспоминает, где его видел.

А Луций ел да ел, быстро и жадно уплетая поданные яства. После чего отвалился от стола, сытый и довольный.

– Благодарю покорно, – сказал он, отдуваясь, и добавил для Сергия: – Если надо будет кого-нибудь прибить, обращайся ко мне. Зашибу с удовольствием!

– Спасибо! – засмеялся Лобанов. – Воспользуюсь. Луций тяжело встал из-за стола и откланялся. Проводив его глазами, Роксолан повернулся к Тиндариду.

– Тебе, я вижу, не по нраву наш новый знакомый? – спросил он.

– Да не то чтобы не по нраву… – протянул Искандер. – Понимаешь, у меня такое ощущение, что я его уже где-то встречал. Но где? О, совоокая Афина! Не помню. Ни в лицо, ни по голосу не узнаю, но есть что-то в нем памятное. Этот подсекающий взмах руки, характерный наклон плеча.

– У-у… – махнул рукой Эдик. – Ты лучше вспомни, со сколькими мы уже пересеклись! В той же школе хотя бы. Да и потом тоже.

– Да я понимаю…

– Ну ладно, – хлопнул себя по коленям Сергий. – Вы как хотите, а я лягу пораньше. Только учтите – подниму с рассветом!

Ночи в октябре длинные, темные. И прохладные.

Сергий поднялся с великой неохотой, но не отменять же собственный приказ? Быстро одевшись и обувшись, он вышел на галерею и спустился вниз. Прямо из поилки умылся – вода здорово взбодрила – и прошмурыгал в конюшню.

Эдикус с Искандером уже встали и бродили между стойлами, подкармливая лошадей.

– Всё в порядке? – спросил Сергий, обхватывая себя за плечи. – Холодно сегодня!

– Осень! – флегматично объяснил Тиндарид.

– У нас всё спокойно, – доложил Эдик. – Бродил вроде кто-то по двору. Да и Орк с ним!

– Это точно… – протянул Сергий и зевнул – широко, с хрустом потягиваясь. – Ух-х! Седлайте зверюг!

В ворота конюшни боком продвинулся Гефестай, таща два седла зараз.

– Я и твое прихватил, – сказал он Сергию.

– Премного благодарны. Как там этот… юный друг сенаторов?

– Гай? Дрыхнет! Храпит так, что с потолка сыплется!

– Ну и пусть дрыхнет.

В это время донесся шум от мансиона. Сергий прислушался. Говорили два голоса, один, страдальческий, принадлежал Гаю, другой, лязгающий, – Луцию Эльвию.

– По-твоему, это рано? Скоро солнце встанет! Рано.

– Я спать хочу!

– Нечего спать! Так ты всё на свете проспишь.

– Что-то ты разговорился не по чину! Кто из нас легат?

– Ты.

– Вот именно!

– Так чего ж ты ноешь, легат? Это ты должен нас пинками поднимать и в строй ставить! А он валяется! Живо мойся!

Чанба захихикал, мотая головой.

– Как он его! – с удовольствием сказал Гефестай. – Приятно послушать!

– Никаких шансов! – добавил Тиндарид, намечая улыбку на плотно сжатых губах.

– По коням! – дал отмашку Сергий.

Искандер подтянулся и запрыгнул в седло. У Эдика так просто не получилось – роста не хватало. Подпрыгнув, он отжался на высоких луках сарматского седла, занес ногу. И сорвался.

Лобанов, делая вид, что не замечает Эдиковых стараний-страданий, обратился к Гефестаю:

– Как думаешь, щиты брать?

– Да на что они нам? – отозвался кушан. – Мешать только будут. Чай, не на войну едем!

– Тоже верно, – согласно кивнул Роксолан и покосился на Чанбу.

Тот, красный и злой, забрался на перегородку стойла и оттуда перелез в седло.

– Поехали!

Свежие застоявшиеся лошади, радуясь свободе и быстрому бегу, понесли преторианцев дальше по дороге на Аквилею. Легат в сопровождении ликторов («Как под конвоем!» – пошутил Эдик) следовал позади.

На пятый день добрались до Эмоны, что в Нижней Паннонии. На постоялых дворах по всему городу не было мест, и друзья устроились в доме для паломников при эмонском Исеуме, храме Исиды. А с утра двинулись дальше – на Мурсу, Сискию, Сирмий.

За Сирмием дорога стала еще шире – почти двадцать локтей поперек. Плотно уложенные плиты покато выгибались, чтобы дождевой воде было куда стекать, по кромке шел каменный бордюр-отбойник, дабы колеса телег не соскальзывали с проезжей части. Обочины были засеяны полынью – усталый путник мог сорвать ее листья и вложить в сандалии, чтобы от долгой ходьбы не болели ноги, а рядом с проезжей частью тянулись редкой цепью высокие каменные тумбы, помогая всадникам залезать в седло, – при отсутствии стремян такие приступочки были нелишними.

– А почему тут, как в Англии, левостороннее движение? – болтал Эдик.

– Это в Англии будет так, как в Риме, – усмехнулся Искандер.