Варварский берег

– Спасибо, что предупредил, – серьезно сказал Сухов. – Сам-то кем будешь?

– Человеком, – пожал плечами каторжник. – Конченым, правда. Ну да Господу виднее. Наверное, и такие Ему нужны. А зовут меня Игнаас. Было время, когда ко мне обращались «ваше сиятельство», но всё проходит, в одну и ту же реку дважды не ступишь…

– Игнаас, – по-прежнему серьезно проговорил Олег, – я тоже, бывало, в шелках ходил, а не в этом тряпье. Это самое… теперь я никто, но это не навсегда. Пока ты жив, нельзя считать себя конченым – всему свой черед, зачем же торопить неизбежное?

И стоит ли ссылаться на Господа? Я верю в Бога, но жизнь вечная, муки ада и услады рая – это вздор, придуманный попами, страшилка, чтобы пугать паству и торговать благодатью в розницу. Срок, отмеренный нам, краток, но это всё, что дано человеку.

Игнаас тихонько захихикал.

– Зря я тебя предупреждал насчет Виллема, – сказал он, улыбаясь. – Для тебя это прах – отряхнул и дальше пошел. А я… Всё, что у меня было, я потерял – дом, богатство, семью. Всё! Живу будто по привычке. И чем жизнь раба хуже или лучше жизни владеющего рабами? Все мы дышим одним воздухом и щуримся на единое светило. А всё прочее – от лукавого. Нажить злата или нажить ума – что важнее? Как решишь, так и живешь. Сделал свой выбор – и топай, пока душа не расстанется с телом. Не знаю уж, что ты задумал, а только удачи тебе. Прощай.

– Погоди, – остановил его Сухов. – Спасибо, конечно, за пожелание, ну а если помочь?

Каторжник склонил голову к плечу.

– Чем?

– Голландский знаешь?

– Почти с рождения.

– Это самое… научи меня десятку-другому фраз.

А то, сам понимаешь, трудно безъязыкому.

– Да легко!

И весь остаток вечера Олег с Игнаасом посвятили уроку голландского…

Глава 6,

в которой Олег занимается греблей

Рано утром шиурму вывели на причал.

Шагая в шаркающей, звякающей, кашляющей колонне, Олег прислушивался к разговорам вокруг, хоть и понимал с пятого на десятое:

– Хмырь толкует – в Брюгге идем.

– Эт-хорошо…

– Чё хорошего?

– Близко…

– Слыхали? Самого Деда повезем!

– Иди ты!..

– Да правда! Сам слышал, как комит с чинами какими-то базарил.

– Ну и черт с ним. Главное, что не на войну.

– И не говори… Потопят если – все спасутся, кроме нас, грешных!

– Да уж… Помнишь Косого? Ну старикан такой был, всё косил! Двужильный прямо. Сам-то до костей усох, а всё одно крутил весло, как заведенный. Так он рассказывал, как однажды их галера тонула, и как ему повезло – брус прогнил, и он таки смог кандалы вырвать. – А толку? Они же сразу на дно утянут!

– Правда твоя. И утянули бы, коли б мачта срубленная не подвернулась. Так и до берега доплыл. Только собрался цепи разбить, а тут солдаты! «Живой? – говорят. – Молодец! Марш на новую галеру!»

– Суки…

Олег слушал и мотал на ус – фигурально, разумеется, поскольку усы у него были сбриты.

Пока что он понятия не имел, как быть и что делать. Знал только, что задерживаться на галере не собирается – ему есть чем заняться.

А вот известие насчет Деда – это здорово. Если слухи правдивы.

Дедом ласково звали Михаэля де Рюйтера, адмирала, насколько знаменитого, настолько и любимого флотскими – что капитанами, что простыми матросами.

Выходец из народа, де Рюйтер, по сути, стал отцом «правильной» – линейной тактики, когда корабли выстраивались в линию кильватера, обращаясь к противнику одним бортом.

Недаром трехдечные фрегаты так и назывались – линейными кораблями…

Смутная идея забрезжила, укрепляясь в мыслях.

Галера «Нептунус» выглядела внушительно – две мачты с косыми парусами, десятки мощных весел, сложенных на филаретах – особых стойках над постицами, этакими брусьями, вынесенными за борта на опорах, на них как раз и находились уключины.

За кормой на привязи качалась шлюпка – ялик на четыре весла с невысокой мачтой.

Правда, нипе, кормовая надстройка, выглядела куда скромней, чем на французском «Реале», сказывались республиканские модные тренды, помноженные на скромность, которую исповедовали протестанты.

Легкие стенки перекрывались поверху тентом-табернаклем, проседавшим на полукруглых дугах.

Между надстройкой и первыми банками места было совсем мало – три шага сделать, и то проблема.

И на этом-то крошечном пятачке суетились офицеры во главе с капитаном, толкаясь и мешая друг другу, – теснотища.

Матросы возились на носу и на длинном гальюне, что вытягивался в шпирон, надводный таран, смахивавший на бушприт.

По куршее, узкому помосту выше палубы, что тянулся от надстройки до бака, перебегали аргузин с помощникомсуаргузином – они словно готовились к приему гребцов.

Встречать шиурму вышел комит в черном камзоле, с серебряной дудкой на груди. Зычным голосом он стал командовать:

– Последняя пятерка по левому борту – марш! Последняя по правому борту – марш! Живее, живее, канальи!

Аргузин красноречиво покачивал смотанным кнутом, обещая в случае чего придать ускорение особо неторопливым.

Бранкада за бранкадой, поддерживая кандалы, перекинутые через плечо, гулко топали по куршее, спрыгивали к своим банкам, и рассаживались по всем правилам гребного искусства.