Последняя любовь Хемингуэя

–Сейчас появятся. Главное у тебя есть желание.

–Пропало желание.

Они замолчали. Никто не хотел нарушить первым тишину. Наконец, Мэри, поняв, что Хемингуэй не намерен ее больше ласкать, произнесла:

–Мне неудобно лежать. Я встану.

–Я тебе помогу.

–Успокойся, Эрни и не переживай. – Бодрым голосом сказала Мэри. – Как только выздоровеешь, – все к тебе вернется. Ты же болен и должен понимать, что силы у тебя сейчас не те, не как у здорового. Сделай еще поправку на свой возраст. Не обижайся на меня. Я хотела сделать, как лучше, но вижу, что ничего не получится, ты сильно ослаб.

Воспоминание о возрасте глубоко укололо его душу. Проклятые годы, как они быстро пролетели! Он снова глубоко вздохнул, но уже покорно судьбе.

–Давай я тебе помогу встать.

Он помог Мэри сесть на кровати, и та на костылях поковыляла на свое кресло.

–Вот, где мое место сейчас! – Веселым голосом, чтобы еще более подбодрить Хемингуэя, сказала она. – Что ты хочешь взять с калеки? Мы оба калеки. Как выздоровеем, я буду теперь всегда с тобой ходить на охоту, сопровождать на рыбалку. Смотреть, чтобы ты больше не попал в какую-нибудь передрягу. А то у тебя отсутствует чувство меры. Я тебе буду эту меру прививать.

–Поздно, Мэри. Нет такой меры, чтобы меру мерить. Наверное, мера не существует в нашем мире. Всем может быть доволен только дегенерат или евнух. Одним из них я уже стал. Появилась и у меня, наконец, мера. Может, ты уже привила мне это чувство. Как жаль…

–Не переживай, Эрни, и сильно не бичуй себя. Через неделю я докажу тебе, что ты по-прежнему нормальный и сильный мужчина.

–Спасибо, Мэри, за доброе слово. Но если сам себе не докажешь, другой тебе никогда ничего не докажет.

–Снова повторяю, не переживай. Попробуй заснуть. Тебе сейчас необходим покой…

Утром Мэри, расставила в палате цветы, привезенные Джанфранко, постаралась придать палате домашний уют, поцеловала на прощание Хемингуэя, и уехала лечиться в свою больницу в Венецию. Но перед уходом из палаты сказала:

–Как не хочется от тебя уходить. И надо же было, что мы оба одновременно заболели. Я тебе буду звонить, и ты мне тоже звони по пустякам и серьезно. Я так люблю тебя, Эрни!

Хемингуэя тронули ее слова. Он впервые ощутил, а что будет с ним, если Мэри не будет рядом? Пока, за время болезни, в Падуе никто из итальянских друзей его не посетил. Одна Мэри, несмотря на свою болезнь, оказала ему помощь. И он в порыве благодарности произнес:

–Мэри! Ты у меня единственная. Как я счастлив, что ты у меня есть. Что бы я делал без тебя? Сухой листочек под снегом жизни. Мы с тобой еще напишем такие книги, от которых весь мир закачается. Верь, мне. Все еще впереди!

–Верю. Жди меня, Эрни.

Она ушла, еще раз поцеловав его в щеку. Через несколько минут зашел Джанфранко, чтобы взять ее вещи. Они с Мэри ехали в Венецию на машине.

–До свидания, Папа. Выздоравливайте.– Произнес он и застыл под тяжелым взглядом одного глаза Хемингуэя. – Что-то надо? – Осторожно, даже боязливо спросил он.

–Да. – Голос Хемингуэя был жестким. – Ты хочешь, чтобы я тебе подарил свою машину?

–Конечно! – Воскликнул Джанфранко. – Я мечтаю о такой машине, но денег нет. – Концовку он произнес тихо, вроде бы стесняясь своего невысокого материального положения.

–Тогда привези сюда Адриану. И так, чтобы не знала мисс Мэри. Сделаешь?

–Все сделаю. Считайте, что завтра она будет здесь.

–Надеюсь на тебя, Франки.

Это был настоящий Хемингуэй, привыкший не бороться с жизнью, а сражаться и подчинять ее себе. Даже, если нет сил. Он продолжал насиловать свою судьбу. Только до какого предела? Пока он этого не знал.

8

Но на следующий день Адриана не приехала. Не было ее и на другой день. Хемингуэй одиноко лежал в палате, если не считать сиделку, и приходивших для осмотра врачей. Он вставал с кровати только в случае крайней необходимости. Жизненная апатия полностью овладела им. В голову мутным потоком вливались упаднические мысли. По своей натуре Хемингуэй был мистиком, но старался не показывать этого качества миру. Только близкие друзья знали настоящего Хемингуэя. Вот и сейчас ему казалось, что смерть близка. Она идет за следом за ним, буквально по пятам. Врачи пока, не могли сказать ничего хорошего, кроме главного – заражения крови не будет. Но в отношении сохранности глаза они не были столь категоричны. Вообще, итальянцы ничего не могут сказать сразу и точно, все ищут обходные пути, безмерно долго тянут резину. Это раздражало Хемингуэя. И он думал о такой смерти, которая наступила бы сразу, а не тягуче-кроватно. Он был готов к тому, чтобы попросить Джанфранко достать ему яд или, в крайнем случае, снотворного, только побольше. Счеты с жизнью надо решать быстро, в один миг, как его отец. Он поступил мужественно, не захотел умирать медленно. Надо уметь вовремя рассчитаться с жизнью, если не имеешь больше возможности жить. Так будет благороднее перед близкими и знакомыми, меньше заставишь их переживать. Начать что-то писать, чтобы отвлечься от болезни – невозможно. Для этого нужны соответствующие условия и стимулы. А условий не было. Больничная койка не место писателя. Стимулы были равны нулю. А если так, то лучше находиться в состоянии абсолютного нуля. Так сложнее, но проще.

А Джанфранко в тот же вечер, когда приехал из Падуи, сказал Адриане:

–Ади! Я был у Хемингуэя в больнице в Падуе. Возил мисс Мэри. – Пояснил он.

–Как он себя чувствует? – Встрепенулась Адриана.

И Джанфранко решил сгустить краски о болезни Хемингуэя.

–Плохо. Может потерять глаз, а может случиться заражение крови. Он просит, чтобы ты приехала к нему.

Он выжидательно смотрел на сестру.

–Я ж не врач. – Тихо произнесла Адриана. – Чем я могу ему помочь?

–Он очень просит тебя приехать.

–Не знаю. Я сейчас занята. У нас скоро выставка, надо подготовить картины…

Джанфранко ушел, не сказав пока ничего о машине, обещанной в подарок Хемингуэем. Но за приезд сестры. За машину стоит потрудиться. Надо обдумать дальше свои действия.

А Адриана в тот вечер не могла долго заснуть. Она мучительно раздумывала – ехать или не ехать к Хемингуэю. Она ничем ему не обязана. Ну, встречались, целовались. Посетила его, тоже больного в Кортина. Он, конечно, привязался к ней. Она ему нравится. Но он то ей не слишком нравится. Он уже стар и годится ей в отцы. Продолжать дальше с ним встречаться, значит дойти до более близких отношений. Она это ясно понимала. Но все-таки он ей нравится, – призналась она себе. Но не настолько, чтобы быть с ним постоянно рядом. Конечно, посетить она его должна, раз он просит. По-человечески проявить сострадательность. Но ни в коем случае не углублять с ним отношений. Ей надо думать о будущем. Пора замуж. Претенденты на ее руку имеются, только надо из них выбрать такого, кому она желает отдать свое сердце.

Такие размышления не покидали ее и на следующий день. На следующий вечер Джанфранко снова вернулся к вчерашнему разговору с сестрой:

–Ади! Так ты поедешь к Хемингуэю? Он тебя очень ждет.

–Поеду, но чуть позже. У меня много дел в художественной школе.

Джанфранко боялся, что Хемингуэй может, из-за задержки Адрианы с приездом, передумать о своем подарке. И решил сказать, почему ему необходимо срочно доставить сестру Хемингуэю.

–Знаешь, Ади! Мистер Хемингуэй сказал мне так, если я тебя привезу на следующий день, то он мне подарит свою машину. Не везти же ее обратно в Америку? Помоги мне получить «бьюик»?

И тут от негодования Адриана вспыхнула, – оказывается, ею торгует брат, а известный всему миру писатель покупает ее. Она стала у них товаром или разменной монетой.

–Франки! – Закричала она на него. – Тебе не стыдно брать в подарок машину в обмен за мой приезд! Я что – продажная девка из Кастелло?

–Ади! Что ты говоришь? С кем себя сравниваешь? Ты все равно к нему поедешь, также, как ездила в Кортина! Тогда ты просто ехала к простуженному Хемингуэю. А теперь он серьезно болен. А ты сравниваешь себя с девками из Кастелло. Стыдно, сестра! Прояви милосердие. К тому же автомобиль нам нужен, а сами мы его никогда не купим.

–Тебе нужен только автомобиль, а не я! – Гордо закончила разговор Адриана.

Этой ночью она не могла заснуть. Она возмущалась братом – променять ее, на какой-то паршивый автомобиль, хотя бы тот был американским! Но возмущение постепенно улеглось, и она стала думать о Хемингуэе – как он там, в больнице? Он ее ждет, а она показывает брату свою никчемную аристократическую гордость. Может быть, когда она приедет, он сразу же выздоровеет? А может он любит ее? Она, как Эрминия Танкреду, залечит раны Хемингуэя и спасет его от неминуемой смерти. К утру, она была готова, как Эрминия отсечь свои волшебные волосы и перевязать ими раны любимого. Да, ей теперь казалось, что она любит Хемингуэя серьезно, а это не просто слово "люблю", которые она говорила ему раньше. Адриана была готова поехать в Падую, но зло на Джанфранко не проходило, и она решила ни за что не ехать, на условиях обмена. Это унизительно для нее.