Хранитель в красных доспехах

– Сам ты труба! Это саксофон.

– Знам, как свириш на него![4 - Знаю как ты на нем играешь! (болг.)] Постави тръбата на мястото му!

На столе появился пистолет, зрачок которого смотрел прямо на Зорана.

«Он знает и про саксофон?» – подумал Зоран.

Сейчас Зоран был больше Менестрелем, чем Фракийцем. Воином-музыкантом. Хотя, больше ему нравилось быть лекарем-музыкантом. Или рассказчиком-музыкантом. Или просто музыкантом.

Нет, на саксе поиграть ему не дадут, это уж точно! Зоран аккуратно прислонил футляр к стене. Это в кино музыкальные инструменты с пулевой вентиляцией смешно выглядят, на деле ничего веселого из этого не получится.

Болгарин все так же пристально смотрел ему в лицо. Что он там нашел? Лицо как лицо. Зоран посмотрел Болгарину в глаза, затем заглянул в зрачок пистолета.

– Ну что ты на меня так смотришь, как будто я тебе доллар должен? – спросил он.

Болгарин промолчал. Пистолет снова спрятался под столом. Заречный, видимо ничего не понял, он не знал болгарского. Он решил пойти на крайние меры, но не знал всего, что могли знать о Зоране болгары. Оно и понятно, дружба между спецслужбами может быть только такой – никогда не выдавать всех тайн своим друзьям.

«Саксофон отменяется», – подумал Зоран. Ну, есть и другие способы, не такие эффективные, конечно, но все же действенные. И, судя по тому, как спокойно ведет себя болгарин с пистолетом на коленях, он об этом ничего не знает. Ну, что ж, стоит попробовать…

Зоран сложил губы трубочкой и засвистел древнюю мелодию, которую сочинил очень давно. Она не раз помогала ему в подобных ситуациях. Когда нужно вырубить на время противника – самое то. Конечно, флейта или любой другой инструмент усилит действие, но сейчас выбирать не приходится. На время отключить обоих, тогда у него будет время убраться отсюда, пока болгарин не проделал пару лишних дырок в его голове.

Этой мелодией в качестве оружия мог воспользоваться только Зоран. Тут мало просто просвистеть или проиграть набор нот – нужно пропустить музыку сквозь себя, отфильтровать все ненужное. Направить звуки куда следует, вложить в них свою силу – только в том случае они подействуют.

Для того чтобы уложить русского, понадобилось три секунды. При первых же звуках глаза его затуманились, и он завалился набок. Не отворачивая от Зорана головы, он поленом грохнулся на пол.

Болгарин не упал. Мелодия, которую свистел Зоран, нисколько на него не подействовала. В одно мгновение пистолет снова выскочил из-под стола.

– Млъкни![5 - Заткнись! (болг.)] – выкрикнул он, и Зоран перестал свистеть.

– Ты глухой? – спросил Зоран, поняв, почему его свист не подействовал на болгарина.

– Ну да, – болгарин осклабился. – А ты хотел так легко отделаться? А я думал, ты только трубой умеешь людей глушить. Давай колись, как ты в сон попадаешь! Только говори медленно, я по губам читаю.

Он поднял руку с пистолетом и направил ствол в лоб Зорану.

– Это детектор лжи, – болгарин хохотнул. – Стреляет при первом намеке на вранье.

Заречный продолжал лежать на полу. Минут через двадцать он должен прийти в себя. Прямо как Штирлиц. Тянуть нельзя, нужно действовать.

Зоран резко подбросил край стола. Стаканы с остывшим чаем посыпались на болгарина. Рука эсбэшника дернулась и пятнадцатизарядный «арсенал» выплюнул пулю. В шкафу над головой Зорана брызнули стекла. Пистолет грохнул второй раз. На этот раз выстрел был прицельным, но Зоран успел присесть и выскочить в коридор. Болгарин, выматерившись, отбросил стол и, споткнувшись о Заречного, выбежал вслед за Зораном.

Зоран, добежав до двери, ударил рукой по выключателю и скользнул в гостиную. В темноте у него было преимущество перед болгарином – он мог ориентироваться на слух. Тот это понял и принялся стрелять наобум. Зоран упал на пол и перекатился к дивану. В метре взорвалась настольная лампа, обсыпав его стеклянной крошкой. Вспышки выстрелов на мгновение озаряли комнату, но навряд ли глухой успевал что-либо разглядеть.

Ждать, пока стрелок опустошит обойму – все пятнадцать патронов – смысла не было, хоть одна из пуль обязательно достигнет цели. Зоран, пользуясь тем, что противник его не слышит, а в полной темноте еще и не видит, подполз поближе к дверям и, схватив попавшую под руку табуретку, вскочил на ноги. Ударить он успел, но очередная вспышка, ослепила его, пуля полоснула по предплечью и, кажется, порвала мышцы. Удар табуреткой пришелся прямо по голове – болгарин уронил пистолет и упал на пол.

Зоран включил свет и бегло осмотрел свою руку. Рана оказалась неопасная, пуля лишь чиркнула по мышцам. Крови, правда, многовато. Он закатал рукав и, найдя на столе ножницы, отрезал кусок от занавески. Быстро замотав руку, вернулся к болгарину. Тот лежал на спине, раскинув руки. «Арсенал» валялся рядом с ним. Зоран взял пистолет, проверил обойму – она была наполовину пуста, и положил оружие в карман куртки. Обшарив вещи, он нашел водительские права на имя Демира Танчева. Знать бы еще, кто это такой…

Да, надо уходить. На кухне лежит в глубокой отключке русский, в гостиной болгарин. Оба имеют прямое отношение к спецслужбам. Так что нужно сваливать отсюда, и поскорее.

***

Через полчаса к центральному вокзалу подъехало такси. Из него вышел седовласый старик. В одной руке он держал небольшой кейс, во второй футляр с саксофоном. На этот раз старика звали Зоран Златков. Поезд должен был скоро отойти. Зоран ехал на восток, к морю. Некоторое время он думал прожить, зарабатывая игрой на саксофоне. На морском побережье в это время года много туристов, так что без денег не останешься. А потом снова устроится в какой-нибудь университет и станет преподавать историю, или литературу. Может быть, даже вернется в Софию. Но не сейчас, пусть сначала все уляжется.

Зоран вышел из такси и направился к железнодорожным путям, серебряными ниточками связывающим два мира – прошлое и будущее. В прошлом осталась вся его жизнь, будущее предстояло отстраивать заново.

***

…Когда Спартак привык к храму и уже не пытался убегать, то даже проникся идеей. Хотя не очень-то и желал он быть героем только потому, что миру грозят войны и катастрофы.

Да, в истории человечества хватает разрушений, но если бы не Спящие, то Земля и вовсе развалилась бы на части.

– Учитель, – спросил однажды Спартак наставника, – зачем все это? Ну, убьют еще тысячи людей, а нам-то что? Всего лишь очередная война. Я не хочу геройствовать, я желаю жить в свое удовольствие. И, к тому же не хочу рисковать жизнью ради этих…

– И не мечтай! – ответил наставник. – Ты просто еще многого не понимаешь. Здесь дело не в количестве погибших от землетрясений и убитых в битвах. При нарушении равновесия нервы Земли расшатываются, и если мы не будем заниматься своим делом, то когда-нибудь планета просто сойдет с ума. Она погибнет, а с нею погибнут и все люди. Конечно, с точки зрения одного человека – это пустяк, ведь Земля погибнет не сейчас и свой век он уж как-нибудь доживет. Но думать нужно не только о собственном благополучии. И ты должен это помнить всегда. И там, где мы являемся противовесом, то сражаясь на стороне Света, то на стороне Тьмы, ты должен это помнить и понимать.

«Свет» и «Тьма», «Добро» и «Зло», «Хаос» и «Порядок» – это понятия людей, другими категориями мыслить они не умели. В том мире ничего этого не было. Только равновесие и перевес одной из сил. А уж что это за силы, людям не понять. Но ученики требовали конкретных объяснений происходящего, вот наставники и выкручивались, как могли, порой и сами не совсем понимая, о чем они говорили.

3

Поезд шел северным путем, через Червен Бряг, Плевен и Тырговище. Мерно перестукивались колеса, вагон покачивало и кренило на поворотах. В окне мелькали огни домов, в которых обычные семьи сидели перед телевизорами и смотрели дежурные вечерние мелодрамы или комедии. Жизнь у них текла как обычно, вот только у Зорана снова все переменилось.

В поезде медальона он надевать не стал. Мало ли что может произойти во Сне. Истекать кровью на виду у проводников ему совсем не хотелось. Одну ночь Мир равновесия как-нибудь без него обойдется.

Соседями Спящего были подслеповатая старушка, которая ехала к сыну в гости, веселый рабочий с завода проката цветных металлов, решивший провести отпуск на море и молодой человек, о себе ничего не рассказывавший, он вел себя скромно и все больше помалкивал. Рабочий тараторил без умолку, запивая вином рассказы о буднях родного цеха переплавки цветмета, бабка что-то трещала о своих внуках, а молодой человек молчал и выглядел каким-то слишком уж нервным. Нервничать полагалось Зорану, но он улыбался, глядя в мелькающие огни за окном. Целая жизнь. Для него и таких как он – полвека – это всего лишь один миг.

Поезд остановился на небольшой станции. Фонарь вырывал клочья пространства из темноты и Зоран вдруг увидел, что в вагон поднимаются трое полицейских с собакой. Бояться ему было особо нечего – перед тем как покинуть квартиру, он оперативно изменил цвет волос, наложил на лицо биомаску, подправил «узоры» на подушках пальцев и даже подкорректировал радужную оболочку глаз. На подобные случаи у него всегда имелся комплект, который он называл «новой жизнью». Открываешь припрятанный кейс, достаешь все приборы и через десять минут начинаешь новую жизнь. Новый паспорт, новое имя. Пальцы так и остаются «чужими», а биомаску он со временем снимет и снова поменяет фотографию в паспорте – уж очень Зоран не любил эти органические маски, в них он себя чувствовал каким-то ущербным.

Несмотря на то, что встречи с полицией не боялся, Зоран приготовился к худшему. Жаль, на саксе сыграть не дадут, но уж троих он и художественным свистом сможет уложить.

Однако обошлось. Полицейские искали наркотики. Собака облаяла молодого парня, сидевшего напротив Зорана, и после короткой беседы юноше предложили сойти с поезда. Причем, предложение было сделано в категорической       форме. А отказать невозможно только женщинам и полицейским, о чем бы они ни просили. Больше Зоран молодого человека не видел. Работяга болтать перестал, припрятал вино и полез на верхнюю полку. Старушка, еще немного рассказав неизвестно кому о своих любимых внучатах, тоже улеглась спать. Зоран продолжал сидеть у окна и, глядя на мелькающие по ту сторону стекла огни, потягивать вино. В последнее время ему начинало казаться, что как здорово быть простым рабочим с завода цветных металлов. Отработал смену – ушел домой. Отработал год – поехал на море. Отработал сорок лет – ушел на пенсию. Прожил семьдесят лет – попал в Рай. Не жизнь, а малина!

Из головы все не выходили эти двое. Один, конечно, был русским. Вот только кем? Скорее всего, он был военным, выправка выдавала его. Но вещи, о которых он знал, наталкивали Зорана на мысль, что его недавний собеседник – из русской спецслужбы. Вот только из какой? Этих чертовых служб с приставкой «спец» развелось уж слишком много.

Далеко за полночь Зоран уснул. Ему ничего не снилось. Он уже давно не видел снов. А может быть, видел, но не запоминал. И только Сон, который на самом деле сном не являлся, он помнил всегда во всех деталях. И за всю жизнь так и не мог понять, где его жизнь была реальней – в яви или во сне.

Несколько раз Зоран просыпался и думал о Максе. Он был, наверно, самым молодым Спящим, ему и тысячи лет не стукнуло. Пятьсот с лишним лет назад он носил имя Михаил Триволис. Но помнят его как Максима Грека, православного богослова и переводчика богословских книг. Грек по происхождению, он волею судьбы попал в Россию. И за свой неспокойный нрав, за критику власти и духовенства был заточен в монастыре, где и провел целых двадцать два года. Борода его стала такой густой и широкой, что все считали его глубоким стариком. Но Спящие стареют намного медленнее обычных людей, и в свои восемьдесят с лишним лет он выглядел на сорок, но никто об этом и не догадывался. А потом Максиму Греку подошел срок умереть. Это произошло 21 января 1556 года в Сергиевом посаде. Нельзя жить дальше, люди бы заподозрили неладное, ему и так было уже восемьдесят шесть лет. Максим Грек умер – да здравствует Максим Светов, или как тогда было его прозвище? Макс сбрил бороду, превратившись в относительно молодого человека и даже некоторое время пожил в монастыре в качестве послушника, а потом ушел. К тому времени он уже давно был прозревшим Спящим и знал все, что положено знать для борьбы за Равновесие.

…И вот что-то произошло, и никто не знает, что именно. Макс пропал, но другие Спящие говорили, что видели его в стане врага. Макс перешел на сторону сильных, и для равновесия это был большой удар. Не было больше равновесия. И не может быть, пока Макс не вернется назад. Все считали, что Макс дезертировал не по своей воле, что его обратили. После того, как Заречный сказал, что Максим Светов умер, то эта версия более чем верна. Макс умер в этом мире, но во сне он остался жить. И он наверняка находится под психологическим влиянием, а то и под воздействием гипноза, или что там еще можно применить для подавления воли. И его обязательно надо найти и вернуть, иначе равновесие так и будет нарушено и нервы Земли расшатаются и в конце концов она погибнет. Макса надо вернуть.

***

Беда пришла, когда ее никто не ждал. Римские легионеры железным клином прошли по Фракии, сожгли несколько селений. Местные жители пытались противостоять сильной и организованной армии римлян, но что могли сделать варвары против хорошо вооруженных и обученных солдат? Нет, фракийцы были прекрасными воинами, но им не хватало организованности.

Храм Спящих был разрушен, больше половины людей убиты, Спартак взят в плен и продан в школу гладиаторов Лентула Батиата. И чудом было то, что у него не отняли медальон, с помощью которого он переносился в Сон. И он очень хорошо помнил слова наставника. И каждую ночь, где бы он ни оказывался, Спартак призывал Сон, в котором был противовесом зарвавшимся добру и злу. И несмотря на жестокость варваров, живших на Земле, он продолжал оберегать их от всеобщей гибели.

Но он оставался в душе все тем же обычным человеком, который помнил все обиды, боль и кровь. И ни за что не хотел быть куклой в кровавом спектакле под названием «гладиаторские бои». И целых два года держал в страхе Римскую Империю. Целую империю. По ночам он был воином Равновесия, а днем – нарушителем этого самого равновесия. И не важно, хорошее дело делаешь ты или нет (любое дело для одних является хорошим, а для других плохим), важно то, что ты нарушаешь равновесие. Даже если и пытаешься противостоять сам себе.

Глупые римляне, сами того не ведая, разрушили свою империю в тот момент, когда сожгли Храм Спящих. Спартак долго не мог найти никого из своих товарищей и пытался удержать мир в равновесии в одиночку и это у него не получалось. Со временем он смог разыскать кое-кого из товарищей, но процесс разрушения уже был запущен. Он не любил устоев Римской империи за то, что она сделала с Фракией, но любая Империя – это порядок. А хаос – это всегда хаос, как его не назови. Прошло четыреста лет, Империя раскололась на Западную и Восточную. Еще сто лет борьбы за равновесие не увенчались успехом – Западная Империя пала. Не удалось удержать и Восточную, хоть она и просуществовала достаточно долго, еще целое тысячелетие. С тех пор не рождалось ни одной империи, которая продержалась бы столь же долго, как Рим. Восстановить Равновесие не удавалось.