Дуэль четырех. Грибоедов

Дуэль четырех. Грибоедов
Валерий Николаевич Есенков

Талантливый дипломат, композитор, литератор, А.С. Грибоедов оставил свой «след в истории» государства Российского в первую очередь как автор знаменитой комедии «Горе от ума».

Новый роман современного писателя-историка В. Есенкова посвящён А. С. Грибоедову. В книге проносится целый калейдоскоп событий: клеветническое обвинение Грибоедова в трусости, грозившее тёмным пятном лечь на его честь, дуэль и смерть близкого друга, столкновения и споры с Чаадаевым и Пушкиным, с будущими декабристами, путешествие на Кавказ, знакомство с прославленным генералом Ермоловым…

Валерий Николаевич Есенков

Дуэль четырех. Грибоедов

Из Краткой литературной энциклопедии,

т. 2. М. 1964.

ГРИБОЕДОВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ [4(15). 1.1795 (по др. данным 1794), Москва – 30.1 (11.11). 1829, Тегеран, похоронен в Тифлисе] – русский писатель и дипломат. Родился в семье гвардейского офицера. Получил разностороннее домашнее образование. С 1802 (или 1803) по 1805 г. учился в Московском университетском Благородном пансионе. В 1806 г. поступил в Московский университет на философский факультет. В 1810-м, окончив словесное и юридическое отделения, продолжал учиться на физико-математическом факультете. В университете Грибоедов выделялся разносторонней талантливостью, незаурядными музыкальными способностями, владел несколькими европейскими языками. Научные интересы Грибоедов сохранил на всю жизнь (см. его заметки по истории, археологии).

В студенческие годы Грибоедов общался с будущими декабристами: Н. М. и А. 3. Муравьёвыми, И. Д. Якушкиным, А. И. Якубовичем. Впоследствии особенно близок был с П. Я. Чаадаевым. В 1812 г. Грибоедов поступил добровольцем в армию; кавалерийские части, в которых он состоял, находились в резерве. В 1814 г. Грибоедов опубликовал в журнале «Вестник Европы» корреспонденции «О кавалерийских резервах», «Письмо из Брест-Литовска к издателю». В 1815-м опубликована и поставлена на сцене комедия «Молодые супруги» – переделка комедии французского драматурга Крезе де Лессера «Le secret du menage», вызвавшая критику М. Н. Загоскина. Грибоедов ответил памфлетом «Лубочный театр».

В 1816 г., выйдя в отставку, Грибоедов поселился в Петербурге. В 1817-м он зачисляется на службу в Коллегию иностранных дел, знакомится с литераторами – В. К. Кюхельбекером, Н. И. Гречем, позднее с А.С. Пушкиным. В начале литературной деятельности сотрудничает с П. А. Катениным, А. А. Шаховским, Н. И. Хмельницким, А. А. Жандром. В 1817 г. написана комедия «Студент» (совместно с Катениным), направленная против поэтов «Арзамаса», последователей Н. М. Карамзина. Высмеивая их, Грибоедов полемизировал как с чувствительностью сентиментализма, так и с мечтательностью романтизма в духе А.А. Жуковского. Разделяя литературные позиции И. А. Крылова и Г. Р. Державина, Катенина и Кюхельбекера, Грибоедов был близок к группе так называемых «архаистов», состоявших в «Беседе любителей русского слова», возглавлявшейся А. С. Шишковым, хотя, конечно, был далёк от политического консерватизма последнего. Эти взгляды сказались в статье Грибоедова «О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады «Ленора», в которой он защищал перевод, сделанный Катениным, от критики Н. И. Гнедича. Комедия «Своя семья, или Замужняя невеста» написана в 1817 г. в основном Шаховским, но с помощью Грибоедова (ему принадлежит начало 2-го действия) и Хмельницкого. Комедия «Притворная неверность», являющаяся вольным переводом (совместно с Жандром) комедии французского драматурга Барта «Les fausses infidelites», в 1818 г. была представлена на сценах Петербурга и Москвы, в 1820-м – в Орле.

В середине 1818 г. Грибоедов назначен секретарём русской миссии в Персии. Назначение это было по существу ссылкой, поводом для которой послужило участие Грибоедова секундантом в дуэли офицера В. А. Шереметева и графа А. П. Завадовского из-за артистки Истоминой.

В феврале 1819 г. Грибоедов приехал в Тавриз. Вероятно, к этому времени относится отрывок из его поэмы «Путник» (или «Странник») – «Кальянчи» о пленном мальчике-грузине, которого продают на Тавризском рынке. С 1822 г. Грибоедов состоит в штабе главноуправляющего Грузией генерала А. П. Ермолова «по дипломатической части» в Тифлисе. Здесь написаны два первых акта комедии «Горе от ума», задуманной, по свидетельству С. Н. Бегичева, ещё в 1816 г. В 1823-1825 гг. Грибоедов был в длительном отпуске. Летом 1823-го он пишет в тульском имении своего друга Бегичева 3-й и 4-й акты комедии «Горе от ума». Осенью того же года написал вместе с П. А. Вяземским водевиль «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», музыку для которого сочинил А. Н. Верстовский. Летом 1824 г. Грибоедов завершил окончательную обработку текста комедии «Горе от ума».

В конце 1825 г. Грибоедов возвратился на Кавказ. После успеха на литературном поприще, дружеских общений с декабристами (К. А. Рылеевым, А. А. Бестужевым-Марлинским, А. И. Одоевским и др.), встреч с деятелями Южного и Северного обществ (М. П. Бестужевым-Рюминым, С. И. Муравьёвым, С. П. Трубецким и др.) у Грибоедова зрели замыслы новых произведений, дошедшие до нас лишь во фрагментах. План драмы «1812 год» (1824-1825) свидетельствует о том, что Грибоедов предполагал изобразить героев Отечественной войны, среди которых – крепостной крестьянин, изведавший в боях чувство высокого патриотизма; возвращённый по окончании войны «под палку своего господина», он кончает жизнь самоубийством. Дошедшая до нас в отрывке и в пересказе Ф. Б. Булгарина трагедия «Грузинская ночь» (1826-1827), основанная на народном грузинском предании, проникнута антикрепостнической мыслью. План трагедии из истории Древней Армении и Грузии «Родамист и Зенобия» показывает, что Грибоедов отдавал, с одной стороны, дань склонности к историческим исследованиям, а с другой – политическим проблемам настоящего, перенесённым в далёкую эпоху, он размышлял о царской тирании, провале заговора вельмож, не опиравшихся на народ, о роли народа и т. д.

После разгрома восстания декабристов Грибоедов был в январе 1826 г. арестован и привезён с Кавказа в Петербург. С 22 января по 2 июня 1826 г. Грибоедов находился под следствием по делу декабристов. Его спасло отсутствие прямых обвинительных материалов, самообладание на допросах, счастливое стечение некоторых обстоятельств, ходатайство А. П. Ермолова и родственника Грибоедовых, фаворита Николая I – И. Ф. Паскевича. После возвращения в сентябре 1826 г. на Кавказ Грибоедов выступает уже как государственный деятель и выдающийся дипломат. В 1827 г. ему предписано ведать дипломатическими сношениями с Турцией и Персией. Грибоедов принимает участие в вопросах гражданского управления на Кавказе, составляет «Положение по управлению Азербайджана», при его участии были основаны в 1828 г. «Тифлисские ведомости», открыт «рабочий дом» для женщин, отбывающих наказание. Грибоедов составляет вместе с П. Д. Завелейским проект об «Учреждении Российской Закавказской компании», чтобы поднять промышленность края. В 1828 г. принимает участие в Туркманчайском мирном договоре, заключённом с Персией. Затем он назначается полномочным послом в Персию. Грибоедов рассматривал это назначение не как «монаршую милость», а как «политическую ссылку», как «чашу страданий», которую ему предстояло испить.

В августе 1828 г. в Тифлисе, перед отъездом в Персию, Грибоедов обвенчался с Н. А Чавчавадзе. Оставив жену в Тавризе, выехал с посольством в Тегеран. Здесь он стал жертвой заговора, во главе которого стояли Фет-Али шах и его сановники, подкупленные Англией, боявшейся усиления влияния России в Персии после русско-персидской войны 1826-1828 гг. Во время истребления русского посольства в Тегеране был убит толпой персидских фанатиков. Тело его было перевезено в Тифлис и похоронено на горе Св. Давида.

Грибоедов вошёл в ряд великих русских и мировых драматургов как автор комедии «Горе от ума». Отвергнутая цензурой (при жизни Грибоедова были опубликованы только отрывки в альманахе «Русская Талия», 1825), комедия распространялась в многочисленных списках. Впечатление от комедии было ошеломляющее. Декабрист А. П. Беляев говорил, что слова Чацкого о продаже крепостных «поодиночке» приводили читателей в ярость, декабрист И. И. Пущин спешил познакомить с выдающимся произведением опального Пушкина в Михайловском. Литературная полемика, разразившаяся вокруг комедии, свидетельствовала об её огромной общественной актуальности.

С момента появления в печати первых отрывков «Горя от ума», на протяжении столетия комедия Грибоедова стала объектом многочисленных критических оценок, в то же время она оказала значительное влияние на развитие русской прогрессивной общественной мысли. Уже в 1825 г. она подверглась яростным нападкам со стороны реакционной критики (М. А. Дмитриев, А. И. Писарев), утверждавшей, что комедия искажённо рисует русскую действительность, что главный её герой – сумасброд и пустослов, а язык комедии неровный и неправильный. Эти нападки вызвали отпор со стороны писателей-декабристов и их единомышленников. В статьях А. А. Бестужева-Марлинского, О. М. Сомова, С. Н. Бегичева, а также близкого в ту пору к декабристским кругам В. Ф. Одоевского утверждалось, что «Горе от ума» является классическим произведением русской литературы, что это живая картина московских нравов, что Чацкий, будучи во всём противоположен окружающему его обществу, является человеком, истинно любящим родину, что комедия написана живым русским языком, близким к народной речи. К высказываниям декабристов в некоторой мере примыкает отзыв А. С. Пушкина о «Горе от ума» в его письмах к Бестужеву-Марлинскому и П. А. Вяземскому (янв. 1825). Пушкин, не соглашаясь с принципами создания образа Чацкого и мотивировкой его поведения, однако, добавил: «Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собой признанным. Следовательно, не осуждаю ни плана, ни завязки, ни приличий комедии Грибоедова». Комический гений Грибоедова Пушкин видел в создании «характеров и резкой картины нравов». «О стихах я не говорю: половина – должны войти в пословицу». Высоко оценил комедию Н. В. Гоголь. В статье «В чём же, наконец, существо русской поэзии и в чём её особенность» он раскрыл огромное общественное значение «Горя от ума». В 1839 г. К. А. Полевой предпослал 2-му изданию комедии статью «О жизни и сочинениях А. С. Грибоедова», являвшуюся первой критико-биографической работой о Грибоедове.

Большое место в критической литературе о «Горе от ума» занимает непревзойдённая по тонкости анализа статья И. А. Гончарова «Мильон терзаний» (1872). Свидетельством общественной актуальности комедии Грибоедова служит и переосмысление его персонажей в сатире М. К. Салтыкова-Щедрина (например, образ Молчалина в цикле «В среде умеренности и аккуратности», в романе «Современная идиллия»).

Комедия Грибоедова оказала огромное влияние на развитие русского театрального искусства. Явилась блестящей школой реализма для многих поколений актёров. Впервые в 1831 г. в ней выступили М. С. Щепкин (Фамусов) и П. С. Мочалов (Чацкий). Первые её постановки в Петербурге шли в урезанном цензурой виде. Для театров вне Москвы и Петербурга комедия была запрещена до 1863 г. Со 2-й половины XIX в. в «Горе от ума» проявили свой талант великие актёры Малого театра, МХАТа и др.: А. А. Яблочкина и В. Н. Давыдов, К. С. Станиславский и В. И. Качалов. В советское время постановка «Горя от ума» привлекала режиссёров разных творческих направлений – В. Э. Мейерхольда, В. И. Немировича-Данченко, Г. А. Товстоногова и др.

Часть первая

Сосед! на свете всё пустое:
Богатство, слава и чины;
А если за добро прямое
Мечты быть могут почтены, –
То здраво и покойно жить,
С друзьями время проводить,
Красот любить, любимым быть
И с ними сладко есть и пить…[1 - Сосед! на свете всё пустое… – Г. Р. Державин «Философы, пьяный и трезвый» (1789).]

Славно, забавно, на душе хорошо! Размышляя об этом, мысленно с лёгкой улыбкой читая стихи, Александр наблюдал, как в этот миг Якубович, высокий, плечистый, с яростью воткнул свою длинную драгунскую саблю в заснеженную, но всё ещё по-осеннему мягкую землю и зычно, раскатисто прокричал:

– Пора!

Громкий крик, внезапно раздавшийся в тишине просторного поля, угрюмо молчавшего под низким нахмуренным небом, толкнул высокого Иона в сутулую тощую спину. Ион в испуге метнулся вперёд, широко и неловко взбрасывая длинные ноги, старательно взмахивая правой рукой в вязаной толстой перчатке, после каждого шага тревожно обводя всех наивным вопрошающим и осуждающим взглядом.

Все зашевелились, задвигались. Злобно скалясь, сверкая бешеными глазами, молодой Шереметев сорвал фуражку взлохмаченной головы и не глядя отбросил её куда-то под куст. Секунданты в военных шинелях завозились у плоских чёрных лакированных ящиков, застывшими пальцами суетливо отпирая замки. Низенький доктор в чёрной шляпе и в чёрном штатском пальто невозмутимо толкался вдали, у трёх тонких обнажённых берёзок, постукивая сапог о сапог. Отрывисто раздавались невнятные быстрые приглушённые голоса. Хрустел свежий снег под толстой кожей подошв.

Накануне металась совсем зимняя долгая злая метель, нагоняя тоску. Ночью притихло, стукнул первый, лёгкий, ещё не привычный мороз. День выдался звонкий, здоровый, но серый, строго насупивший тяжкие тучи. Пар валил изо рта. Хотелось сильных движений и быстрого бега лёгких саней.

Как пенится вино прекрасно!
Какой в нём запах, вкус и цвет!
Почто терять часы напрасно?
Нальём, любезный мой сосед!..

Высокий чёрный цилиндр беспечно был сбит на затылок. Александр, совершенно согласный с любезным Гаврилой Державиным, неслышно бормоча эти бодрые строки, отодвинулся несколько в сторону, чтобы не помешать поединку. Тонкие длинные ноздри, широко раздуваясь и вдруг опадая, жадно хватали морозную бодрую свежесть. Он весь был празднично возбуждён, и от этого возбужденья ему становилось нетерпеливо и жарко и трудно на месте стоять. Насмешливо улыбаясь, спокойно и прямо глядя на хлопотавших друзей, неизменных спутников всех его шалостей, которым предавался напропалую уже целый год, он рывками сдёрнул с верхних петель крючки, но хлынувший холод не остудил разгорячённую грудь. Ему не терпелось ввязаться в это весёлое, в это славное дело. Озорство и азарт переполняли его. Он переступал с ноги на ногу, ожидая, когда и его наступит черёд и он подойдёт к длинной сабле и уж покажет, покажет себя.

А тем временем Ион, нескладный и тощий, бормоча по-немецки, смешно путаясь в долгополой русской, застёгнутой наглухо шубе, с торопливой медлительностью отмерял роковые шаги. Лицо, костистое, длинное, с колбасками рыжих немецких бачков, было растерянным, бледным и совсем некрасивым, ещё некрасивей, чем бывало всегда. Припухлые красные губы испуганно и виновато приоткрывались.

Чего же он медлит? Экий болван!

Наконец Ион встал, и рядом с ним воткнули в землю ещё одну саблю, короче, гвардейских гусар. Ион заворожённо, непонимающе глядел на неё. Ему кричали, призывно махая руками:

– Богдан Иваныч, подите сюда!

Но бедный Ион всё не двигался с места с этим своим застывшим, смущённым, недоумевающим взглядом, когда всё это было так весело, так хорошо, чудак человек!

Между саблями было отсчитано десять шагов, – это ли пристойное расстояние так сильно смущало учителя, иное ли что? Э, да чёрт с ним!

Чёрные петли кистей, украшавших эфес, мерно раскачивал низкий незлой порывистый ветер.

Глядя как будто на эти чёрные петли, бедный Ион, казалось, готов был заплакать, чего доброго, ещё зарыдать.

Александр улыбнулся открыто, довольно, чуть не смеясь. Он нарочно вытащил своего неуклюжего учителя-дядьку на эту двойную дуэль. Один вид пистолета бросал доброго, сентиментального Иона в мелкую дрожь. Ещё будучи, заботами матушки, наставником и гувернёром, Ион частенько сопровождал его в тир по обязанности, однако вечно оставался за дверью, где его мучили совесть и страх, и старательно забивал свои длинные уши хлопчатой бумагой, и сбивчиво, повторяясь и торопясь, бормотал и путал молитвы, которые оберегли бы порученное его попечению хоть и взрослое, но неразумное детище.

Теперь Александр с удовольствием глядел на него сквозь стёкла очков. Взъерошенный, встрёпанный, Ион напоминал ему зайца, присевшего на задние лапы и вытаращившего с испугу глаза. Его подмывало вдруг свистнуть в два пальца и поглядеть, как ошарашенный Ион скачками забьётся в сплошные кусты и спрячется в них. Он не свистел, жалея наставника-друга, но про себя насмешливо повторял:

«Небось уши здесь не заткнёшь… Привыкай, привыкай, Богдан-Иоганн…»

Завадовский, чопорный и прямой[2 - Завадовский, чопорный и прямой… – Речь идёт о графе Завадовском Александре Петровиче (1794-1826), камер-юнкере, сослуживце Пушкина и Грибоедова по Коллегии иностранных дел.], изображая прирождённого родового британца, подошёл своим обыкновенным, размеренным, точно искусственным, деланным шагом и сказал по-английски негромко несколько сухих, простучавших как игральные кости, отрывистых слов.

Ион усиленно закивал в знак согласия и поплёлся, сутулясь, шмыгая толстым пористым носом, и широкая русская шуба, точно зипун на жирафе, нелепо болталась на узких костлявых плечах.

Александр, оглядывая картину, с наслаждением ощущал своё лёгкое сильное тело. Голова хорошо и сладко кружилась, как от первого хмеля. Он насмешливо повторял:

«Ай-шагай, Богдан-Иоганн… ай-шагай…»

Его кружила любезная ему бесшабашность. Может быть, в первый раз испытал он это отличное чувство на балу у кичливого старого польского пана, твёрдо мог бы сказать, что запомнил, что в первый раз. С той поры бесшабашность завлекала, бесшабашность манила его, как вино. Он и счастлив бывал лишь тогда, когда безумная бесшабашность завлекала его чёрт знает куда. Хорошо!

Ему тоже поднесли пистолеты на выбор. Он взял свой не глядя; не снимая перчатки с нагретой руки. Время у него ещё было: он стрелялся вторым.