39-й роковой

– Следующая совершенно несомненная цель, предложенная братцем Гитлером во вчерашней речи – Центральная и Южная Америка.

Товарищ Сталин один в своем кабинете, он может позволить себе засмеяться погромче. Господин президент либо делает вид, либо уверен, что передаёт речь «братца Гитлера», а в действительности рассуждает как свойственно рассуждать американскому лавочнику, отдыхающему после закрытия кассы у стойки соседнего бара. В самом деле, как обычно действует «братец Гитлер»? «Братец Гитлер» обычно вооружает, в Австрии, в Судетах, теперь в Данциге, своих оголтелых сторонников, готовит мятеж, предъявляет ультиматум и по примеру и при полном попустительстве западных демократий вводит войска туда, куда ввести войска полагает выгодным для себя. И точно так, будто бы за него, а на самом деле как привычно любому представителю американского капитала, рассуждает господин президент Соединенных Штатов Америки, которые тоже обычно вооружают своих оголтелых сторонников, готовят мятеж, предъявляют ультиматум и вводят войска туда, куда ввести войска полагают выгодным для себя:

– Гитлер будет господствовать в Европе и заявит Аргентине: «Приношу тысячу извинений, но мы не будем покупать вашу пшеницу, мясо или кукурузу, если вы не подпишете эту бумагу». А в бумаге будет сказано: «Во-первых, мы приобретаем вашу кукурузу в обмен на наши товары, мы приобретаем ваш скот в обмен на наши товары, мы оплатим вашу пшеницу нашими товарами и сами выберем, какие товары давать вам. Во-вторых, вы должны вверить нашим офицерам вашу оборону и военную подготовку. Ах да, чуть не забыл, вы можете сохранить ваш флаг».

Постойте, господин президент! Разве не так поступают всюду представители американского капитала, в Панаме, в Центральной Америке, в Мексике, на Гаити, на Кубе, после чего, если понадобится, вводят войска? Именно так! Для чего же валить с больной головы на здоровую? Господин президент не слышит и не может услышать товарища Сталина. Он продолжает, увлечённый открывшейся перспективой захватов, которые он сам был бы непрочь совершить:

– Так вот, если бы мы были аргентинцами, мы подписали бы эту бумагу, ибо запрет экспорта нашего скота, пшеницы и кукурузы в Европу приведёт к банкротству страны. Затем настанет черёд Бразилии, где уже живут 250 тысяч немцев… Центральная Америка? При соответствующей подготовке и умении сыскать нужных людей революция в любой из стран Центральной Америки стоит от одного до четырех миллионов долларов. Иными словами, это только финансовый вопрос. Всё это вы должны помнить. Сколько от Юкатана до Нью-Орлеана или Хьюстона? Сколько от Тампико до Сент-Льюиса или Канзас-Сити? Сколько?

Господин президент делает вид, что германские войска уже на Юкатане и в Тампико, хотя не может не знать, что Германия не имеет авианосцев, а её флот уступает даже британскому флоту, не говоря уже о соединённом флоте Британской империи и Соединенных Штатов Америки. Больше того, так прозорливо предвидя германские войска на Юкатане и в Тампико, господин президент не ударил палец о палец, чтобы Соединённые Штаты имели бронетанковые войска для защиты своих сухопутных границ. Вы будете смеяться, однако в 1935 году американские вооружённые силы имели всего 31 танк, потом появились прототипы легких двухбашенных танков, потом среднего танка с пушкой 37 мм и шестью пулеметами, именно прототипы, в серию они ещё не пошли. Зачем ударять? Он блефует, как вечерами блефует за карточным столом в своей уютной белой, розовой или зелёной гостиной со своими приятелями:

– Не говорите, что это химера, не говорите, что это выдумка. Мог ли кто-нибудь из нас помыслить шесть лет назад, когда к власти пришел этот Гитлер, а Германия была полнейшим банкротом, страна, задолжавшая всем, дезорганизованная, которую вообще нельзя было рассматривать как силу в мире, мог ли кто-нибудь вообразить, что через шесть лет она будет безраздельно доминировать в Европе? Именно поэтому мы не можем позволить себе роскошь рассиживаться здесь, воображая, что перед нами всего-навсего химера… Идёт постепенное окружение Соединённых Штатов, уничтожается наша первая линия обороны.

И тут господин президент, не вступая в переговоры с этой жалкой Европой, не подписывая ни с кем никаких соглашений, властной рукой определяет эту «первую линию обороны» как сферу жизненно важных интересов Соединенных Штатов Америки:

– А она проходит в Европе и по Средиземному морю.

Вот она – его центральная мысль! «Братец Гитлер» предупрежден: Европа и Средиземное море не для него, Европа и Средиземное море для Соединенных Штатов Америки, и если он посмеет переступить указанную черту, он будет иметь дело не только с англичанами и французами, он будет иметь дело также с бомбардировщиками, авианосцами и боевым снаряжением на четыре миллиона бойцов, которыми обладают Соединённые Штаты Америки в настоящее время. Что же «братцу Гитлеру» после этого остаётся? После этого «братцу Гитлеру» остаётся идти на восток, ведь восток, то есть Чехия и Словакия, Польша и Советский Союз не входят в сферу интересов Соединённых Штатов Америки, на восток «братцу Гитлеру» дорога открыта, только туда. Кому-то приходит в голову уточнить:

– Следовательно, американская граница проходит по Рейну?

Господин президент не любит ничего определённого, ясного в своих выступлениях и отрезает, сверкнув американской улыбкой и не церемонясь с тем, кто осмелился задать ему дурацкий вопрос:

– Так может сказать только болван.

Понятное дело, у него на уме иные границы, чем дальше, тем лучше, но он предпочитает разглагольствовать о самозащите, о защите его страной других стран, вопреки тому, что о защите другие страны его пока не просили:

– Кажется, Артур Крок заявил: «Разве это не против нейтралитета?» Можно сказать и так. Но я сделаю всё возможное как главнокомандующий вооружёнными силами и как глава правительства, чтобы не допустить отправки военных материалов в Германию, Италию или Японию. Почему? Потому что самозащита – часть американской политики. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы сохранить независимость других стран, предоставляя им всё за наличный расчет, то есть примерно сорока или пятидесяти государствам.

Итак, независимые государства станут получать военные материалы за наличный расчет, увеличивая по мере платежеспособности золотой запас американского казначейства, тогда как вычеркнутые из их числа Германия, Италия и Япония, не заплатив ни пфеннига, ни пенса, ни цента, с прямого разрешения Англии и Франции, с одобрения Соединённых Штатов Америки приобретают новые и новые ресурсы в таких громадных масштабах, каких никогда не купить независимым государствам ни за какой наличный расчет. Италия уже приобрела Абиссинию, не очень жирный, а всё-таки хороший кусок. Германия только в прошедшем году получила Австрию и Судетскую область со всеми их военными материалами и более чем десятью миллионами новых отличных работников и солдат. Япония уже захватила Кантон и подступила к Хайнаню, а это не только военные материалы, но и промышленность, способная выпускать самолёты и танки. И где же ваша «самозащита», где хотя бы ваше слово протеста, господин президент? Разве вам не известно, как далеко замахиваются японские милитаристы? Они предполагают присоединить к Стране Восходящего Солнца всего-то навсего Китай, Маньчжурию, Монголию, Юго-Восточную Азию, Центральную Азию, Малую Азию, даже Европу, после чего доблестные самураи «скрестят мечи» ещё и с Россией. Ведь после такого приобретения «военных материалов» от раздобревшей Японии никакая «самозащита» вас не спасет. Не пора ли вам именно ради вашей самозащиты хотя бы самураев остановить? Правда, необходимо признаться, он и останавливал их много раз в правильно построенных и в то же время прочувствованных речах, и осуждал агрессию Японии против Китая, тем не менее американские промышленники как поставляли, так и продолжают поставлять этой десятки раз осуждённой Японии авиацию и артиллерию, всего за три последние года истощив японский золотовалютный запас с восьмисот до трехсот миллионов иен. Как может и должен понимать эту и все прочие речи главный германский фашист? Приблизительно так: если Германия все-таки нападёт на англичан и французов, не готовых к войне, Соединённые Штаты не направят им на помощь свои вооружённые силы и не продадут Германии хоть за наличный, хоть за безналичный расчет ни одного танка, ни одного самолёта, ни одной паршивой винтовки, однако американские промышленники не прекратят поставок в Германию, как не прекращают поставок в Японию. Как это называется, если выражаться на русском, а не на американском диалекте английского языка? Это называется так: подстрекательство к агрессии.

Такими речами товарища Сталина не обмануть. Никого не собирается останавливать господин президент, разумеется, на условии, что, нарастив свою мощь, Германия, Италия и Япония обрушатся на Советский Союз.

– В этом и состоит внешняя политика Соединённых Штатов Америки.

В Англии и Франции его понимают с первого слова. Три месяца назад Чемберлен был убежден, что привёз из Мюнхена мир для целого поколения, теперь он громко рассуждает о близкой войне, о войне в ближайшее время, о войне чуть ли не с сегодня на завтрашний день:

– Согласно информации, которой я располагаю, министр иностранных дел Франции Боннэ заявил в палате депутатов, что в случае войны, в которую окажутся вовлечёнными обе стороны, все силы Англии будут в распоряжении Франции, точно так же, как все силы Франции будут в распоряжении Англии. Это заявление Боннэ целиком совпадает с точкой зрения английского правительства. Нельзя предвидеть в деталях все возможные случаи, но я хочу ясно заявить, что общность интересов, объединяющих Францию и Англию, такова, что при всякой угрозе жизненным интересам Франции, откуда бы эта угроза ни исходила, это должно вызвать немедленное сотрудничество со стороны Англии.

Правительственная печать Франции бурно отзывается на это заявление английского премьер-министра. Газеты уверяют читателей, что отныне Англия будет с Францией не только с первых дней военных действий, но и с того момента, когда самая угроза конфликта появится на горизонте. Тут же в правительственной печати появляется иной, абсолютно неожиданный поворот. Видите ли, для Франции заявление английского премьер-министра означает, представьте себе, что если завтра Италия попытается развязать войну с Францией, к примеру, начав провоцировать серьёзные инциденты, требующие ответных действий, англо-французское сотрудничество примется действовать без промедления.

Италию приплетают, естественно, неспроста: французскому колониальному капиталу очень не хочется отдавать итальянцам Тунис, Джибути и Корсику. И тотчас, не успевает возникнуть всего лишь тень возможности Тунис, Джибути и Корсику потерять, французское правительство спешит задобрить Италию и резко меняет свое отношение к фашисту и мятежнику Франко, на стороне которого воют фашисты Италии. Оно вдруг открывает границу для беженцев из республиканской Испании, для двухсот тысяч женщин, детей, стариков и ста пятидесяти тысяч республиканских солдат, сложивших оружие, однако этих мучеников свободы не принимают как братьев, их принимают как представителей воющей с Францией стороны, вопреки тому очевидному факту, что республиканская Испания с республиканской Францией не воевала и не собирается воевать, а воюет она с фашистами Франко и с интервентами фашистской Италии и фашисткой Германии, стало быть, как военнопленных их отправляют в концлагеря, мало сказать – на полуголодную полужизнь-полусмерть. Такого истязания республиканских бойцов, сражавшихся против фашизма, демократической Франции мало. Их окружают колючей проволокой и чёрными стрелками из Сенегала. Им не дают ни палаток, ни матрасов, ни одеял, ни пищи, ни воды, ни медицинской помощи раненым и больным. Так нигде в мире не поступают даже с преступниками. Так не поступают даже в фашистских концлагерях с евреями и коммунистами: там по крайней мере имеются бараки, вода и баланда. Демократическое правительство Франции в своем пресмыкательстве перед фашизмом идет ещё дальше. Агентам Франко позволяют беспрепятственно идеологически обрабатывать и элементарно соблазнять куском хлеба умирающих на голой земле под открытым небом людей, и тех, кто от слабости предает свое прежнее знамя, без промедления переводят в другие лагеря и предоставляют им другие, почти нормальные, почти человеческие условия. После этого подлого акта отменяется французское воздушное сообщение из Тулузы в Аликанте, что прерывает всякую связь между республиканской Францией и республиканской Испанией. Англия присоединяется к Франции, словно бы на Францию уже собираются начать наступление. Она прекращает почтовые сношения, но не с фашистом, мятежником Франко, а с испанским правительством, избранным испанским народом. Возникает законный вопрос: что готовят европейские демократии, если одной ногой переходят на сторону фашиста и мятежника Франко? Ответа долго ждать не приходится. Правительство Франции заключает соглашение с фашистом и мятежником Франко, по которому всё золото и всё военное снаряжение республиканской Испании передаются мятежникам. В тот же день правительство Франции признает фашиста и мятежника Франко в качестве законного правителя уже не республиканской, а фашисткой Испании, не поставив никаких условий по сохранению жизни республиканских бойцов, вопреки тому, что повсюду на захваченных территориях уже идут расстрелы коммунистов и республиканских бойцов. В палате депутатов премьер-министр Даладье объясняет свое решение, как ни покажется странным, соображениями самозащиты от возможного нападения итальянцев и немцев:

– Здесь говорили о третьей границе в Пиренеях. С конца января мы имеем на этой границе, протяжением в шестьсот километров, соседство правительства Франко. Именно для того, чтобы Франция не должна была защищать третью границу, я хочу поддерживать с правительством Франко добрососедские отношения. Хотите ли вы, чтобы иностранные войска обосновались на границе протяжением в шестьсот километров? Я утверждаю перед палатой, что для этого нет другого способа, чем признание де-юре правительство Франко.

Палата одобряет это решение большинством голосов. Нижняя палата английского парламента также голосует за признание правительства Франко. Чемберлен хладнокровно излагает сомнительные причины, которые оправдывают это решение, сомнительные потому, что правительство Республики ещё продолжает существовать и далеко не все её войска сложили оружие:

– Правительство Его Величества уделило очень серьёзное внимание положению в Испании и тем мерам, которые оно должно принять в свете всей имеющейся в его распоряжении информации. В результате падения Барселоны и овладения Каталонией генерал Франко теперь контролирует большую часть испанской территории на континенте и за его пределами. Эта территория включает наиболее важные промышленные центры Испании и источники главного её производства. Более того, правительство Его Величества не полагает возможным рассматривать республиканское правительство Испании, которое ныне рассредоточено и неспособно более осуществлять установленную власть в качестве суверенного правительства Испании. В этих условиях оно решило известить генерала Франко о своем решении признать его правительство правительством Испании, и сегодня в этом отношении предприняты формальные шаги.

Товарищ Сталин мог бы напомнить господину премьеру, что ещё не очень давно, на памяти господина премьера, было ещё более жёсткое и, многим казалось, абсолютно безысходное время, когда марионеточные правительства Колчака, Деникина и какого-нибудь Ноя Жордания, официально признанные законными и единственными правительствами России тогдашним правительством тогдашнего его величества, тоже контролировали большую часть российской территории на континенте и за его пределами и эти территории включали наиболее важные промышленные центры России и источники главного её производства, после чего задать ему очень и очень неудобный вопрос: а где нынче эти марионеточные правительства и где, в какой земле нынче гниют бесславные кости всех этих ставленников английского, американского и французского капитала. Однако к чему задавать такие вопросы. Чемберлен слишком стар, чтобы помнить двадцатилетнюю даль. Нынче он твёрдо помнит о царских долгах, которые победившая советская власть отказалась платить именно потому, что разорение, учинённое интервентами четырнадцати держав во главе с Англией причинила ущерб приблизительно в пять раз больший, чем бестолковые долги бестолкового царя Николая. Нынче он годен только на то, чтобы в демагогическом азарте воскликнуть:

– Неужели мы должны толкнуть Франко в стан наших противников, унизив его? Вы должны знать, что мы не могли добиться никаких обязательств, разве только если бы мы пошли на войну!

Итак, демократическим правительствам Англии и Франции понадобилось долгих семь лет, чтобы признать правительство трудового народа бывшей Российской империи, и только семь дней, чтобы признать фашистское правительство мятежника Франко, который приведён к власти фашистами Италии и Германии, а закулисно демократами Англии, Франции и Соединённых Штатов Америки, ради истребления революционного духа в Европе и в мире и порабощения народа Испании, а также ради распродажи достояния испанского народа иностранным капиталистам.

В сущности, Англия и Франция с удивительной ловкостью всунулись в Испанию в самый последний момент. Они не вмешивались в испанские дела, они предоставляли это сделать фашистам Италии и Германии и уничтожили нежелательную Республику кровавыми руками фашистов. Естественно, за помощь, оказанную фашисту и мятежнику Франко, придётся платить, и итальянскому и германскому капиталу надлежит получить свой весьма и весьма куш, исчисляемый десятками и сотнями миллионов рейхсмарок. Однако Англия и Франция первыми признают законность правительства фашиста и мятежника Франко, следовательно, английскому и французскому капиталу также надлежит получить свой значительный куш десятками и сотнями миллионов фунтов и франков. К чему это не может не привести? Это не может не привести к глубокому и неразрушимому конфликту интересов итальянского и германского капитала с интересами английского и французского капитала в Испании. Полная победа тут невозможна. Капитал своего никому не уступит, ничего не отдаст. Однако возможна борьба за преобладание, за получение большего куша, чем сможет вырвать противник. И борьба, как видно, уже началась. Чем может английский капитал припугнуть Германию перед предстоящим разделом добычи? Английский капитал может припугнуть Германию сближением Англии и России против Германии. Англичане не медлят. Первым принимается за дело английский премьер, и принимается за дело чрезвычайно эффектно. Первого марта в советском полпредстве устраивается ежегодный календарный приём. На приём приглашаются все министры, видные политики, банкиры, промышленники и журналисты крупных газет. Давно стало обычаем, что наиболее влиятельные министры никогда не посещают этих приёмов, не говоря уже об английских премьерах: со дня установления дипломатических отношений ни один английский премьер не переступал порога советского полпредства в Лондоне, в такой мере всё советское английским премьерам претит. И вдруг первого марта 1939 года в дверях приёмного зала появляется под руку с дочерью сам Чемберлен, высокий, сухой, с измождённым лицом. В зале – столпотворение. Гости замирают на полуслове, бегут, подобно ребятишкам, смотреть, как премьер станет себя вести в советском полпредстве, словно на чудо. Полпред проводит господина премьера в бальный зал, затем приглашает в свой кабинет, предлагает, по обыкновению, водки, премьер соглашается выпить глинтвейна. Расположившись у стойки буфета, хозяин и гость завязывают беседу на разные, поначалу, естественно, самые посторонние темы. Кабинет в тот же момент заполняет толпа. К ним теснятся возбуждённые люди и ловят каждое слово. Чемберлен не смущён. Он как будто нарочно доводит до сведения банкиров, промышленников и журналистов свои последние мысли об английской внешней политике. Прежде всего он сообщает, что по решению кабинета в Москву выезжает Роберт Спир Хадсон, консерватор, опытный политик, пятидесяти трёх лет, глава департамента по делам заморской торговли, то есть министр хоть и младшего ранга, но всё же министр. Целью поездки является урегулирование различных торговых неполадок и подготовка расширения объёмов англо-советской торговли. Полпред возражает, что жалобы английских предпринимателей на неполадки в англо-советской торговле неосновательны, в лучшем случае преувеличены, что главная трудность не в том, чтобы увеличить объёмы советских заказов английским фирмам, а в том, чтобы найти английские фирмы, которые согласились бы их выполнять, и напоминает, что в прошлом году не удалось разместить заказов на два с половиной миллиона фунтов и задержано выполнение заказов ещё на два миллиона, причем у всех отговорка одна: английская промышленность перегружена заказами по английской программе вооружений.

Чемберлен изъясняет, попивая глинтвейн:

– Действительно, вам нужны те же самые вещи, которые нужны в настоящее время и нам. Однако не вечно же это будет продолжаться. Не всегда же народы Европы будут думать только о войне и оружии. К тому же наши возможности не исчерпываются только этой номенклатурой товаров. Мы могли бы снабжать вас потребительскими товарами, почему вы не покупаете их?

Майский с самого начала тактично, но твёрдо обрывает эту старую-престарую и давно надоевшую песню:

– Советский импорт регулируется общим планом социалистического строительства, и в настоящее время мы не имеем возможности тратить ресурсы на ввоз потребительских товаров. Может быть, когда-нибудь в будущем…

– Что же вы делаете с вашим золотом?

– Держим на чёрный день, как и все.

Чемберлен пожимает плечами, а в голосе его сквозит раздражение:

– Нынче все только и думают, что о войне!

Он допивает глинтвейн, ставит пустой стакан на стойку буфета, некоторое время молчит, успокаивается и вдруг задаёт ненужный и крайне опасный вопрос:

– Каковы ваши отношения с Германией и Японией. Верно ли, что в Москву прибывает немецкая торговая делегация?

Понятно, что это истинный его интерес, что английский капитал больше всего страшится именно этого, и Майский осторожно и верно излагает событие, которое могло быть, но которого не было:

– В конце января немцы действительно поставили нас в известность о прибытии торговой миссии. Однако потом передумали. Инициатива принадлежала им. Мы с одинаковым спокойствием встретили как сообщение о её приезде, так и сообщение о её отсрочке.

Видимо, Чемберлен удовлетворён именно, тем, что переговоры не состоялись, это можно заключить по тому, что он тотчас перескакивает от Германии к Японии:

– Опасаетесь ли вы японской агрессии?

Майский облегченно вздыхает:

– Япония, известно из опыта, чрезвычайно беспокойный сосед. Мы уверены тем не менее, что Япония десять раз подумает, прежде чем рискнуть на какую-либо авантюру против нас, она хорошо знает нашу силу на Дальнем Востоке.

Чемберлен кивает головой в знак согласия и прибавляет:

– Япония слишком глубоко увязла в Китае. Ей теперь не до авантюр в других направлениях. Положение Японии в Китае всё больше напоминает положение Наполеона в России.

– В таком случае как вам рисуются ближайшие европейские перспективы?

Чемберлен не задумывается:

– Несмотря ни на что, я остаюсь оптимистом. Общее положение, на мой взгляд, улучшается. Народы Италии и Германии не хотят войны, и Гитлер и Муссолини заверяли лично меня, что их задачей является мирное развитие вверенных ему государств и тех ресурсов, какие в них есть. У меня сложилось определённое впечатление, что Гитлер и Муссолини боятся войны.