Принц воров

На войне после этого раздается резкий выстрел, и говорящий прерывается на полуслове, поймав пулю тем местом, которым говорил.

Да, не те времена… Ярослав помнил знаменитый приказ о заградотрядах. Самому ему, естественно, ощущать за спиной заградотрядчиков не приходилось – не тот уровень, однако о «героизме» сталинских чекистов он был хорошо наслышан. Но здесь, видимо, посчитав, что группа НКВД гораздо умнее оголтелой банды, чекисты промазали. И были в чем-то, наверное, правы. Откуда им было знать, что основную кучку головорезов Святого будет выводить из окружения боевой офицер, профессиональный разведчик, Герой страны? И будет выводить в направлении, которое заведомо считалось неприемлемым…

Когда выстрелы в Коломягах затихли, когда не стало видно даже дыма от догорающего саркофага Святого – пана Тадеуша, когда солнце окончательно рассеяло туман и утро вошло в свои права, Корсак лег на спину и, ощущая, как жар на спине начинает остужать ледяная утренняя роса, посмотрел в небо. Оно было омерзительно голубым, безоблачным и веселым, что совершенно не соответствовало ни времени года, ни его настроению.

– Курить будешь? – прохрипел Крюк, протягивая ему пачку «Беломора». Все шестеро сидели тесным кружком, кто-то хлебал из фляжки воду, кто-то ждал своей очереди и, не теряя времени, прикуривал. Послышался хруст и лязг – двое рядом с Корсаком с тяжелыми придыхами вскрывали ножами банки с тушенкой.

– Не курю.

– Тогда, может, выпьешь? – и в руки Корсаку сунули фляжку.

С жадностью приложившись к ней, Слава в первую же секунду понял, чем так страстно утоляет жажду его окружение. Спирт. Чистый медицинский спирт.

Сплюнув, Слава отдал фляжку обратно.

– Не пьет, не курит, – весело, почувствовав неожиданно наступившую свободу, хохотнул один из бандитов, – может, ты еще и на баб не лазишь? – и, довольный своей шуткой, расхохотался.

– Не, у него есть баба, – возразил ему другой. – Мне говорили, что даже очень недурная баба! Быть может, первая в Питере! Оглобля как приехал, так все про нее только и базарил! И сиськи добрые, и ножки точеные, и ротик такой, что…

Договорить он не успел. Корсак быстро дотянулся до «ППШ» сидящего рядом урки, одним незаметным движением молниеносно отсоединил от него тяжелый диск и резко – в воздухе раздался лишь хлопок его рукава – метнул его в сторону говорящего.

Послышался хруст, диск отскочив, упал в траву, и бандит с дымящейся меж пальцев «беломориной» рухнул на спину, прервав свою речь на полуслове.

Угодив в переносицу, диск вырубил бандита, из его расплющенного носа хлынули две струи крови.

– Да он, сука, перебьет нас всех! – и с этим криком двое из сидящих, выхватив ножи, бросились в сторону Корсака.

– Сидеть, сявки! – угрожающе прохрипел, абсолютно не двигаясь, Ярослав. – Перережу!.. Если бы не я, вы бы уже давно во всем белом на арфах играли!..

Ответ был обоснован, и бандиты остановились. А быть может, веса словам непонятного спутника придал окрик Червонца.

– Если кто худое слово еще хоть раз скажет – убью, – пообещал Корсак. – А насчет «перебьет» – припомните, что я с Гусем делал и что с Гусем сделал ваш «иван». И кто вас от НКВД увел – тоже помните. А ты, – Слава развернулся к Червонцу, – вижу, не очень-то стремишься выполнить волю умирающего! Пора назвать деревню и следовать туда.

Отбросив в сторону окурок, Червонец поднялся с земли, но не встал, а лишь присел на корточки. По лицу его струился обильный пот от непривычной физической нагрузки.

– Деревня называется Хромово. Сорок верст по дороге от этого места, лесом меньше, но дольше. Предлагаю взять на дороге первую попавшуюся полуторку.

– А черный флаг с черепом и костями на ней вывешивать будем?

– В смысле? – огрызнулся Червонец, прекрасно понимая ход мысли Корсака.

– И это тебе папа собирался оставить пятьдесят человек и общак? Ты идиот, что ли, Червонец, я что-то не пойму?.. Сейчас всю область чекисты прочесывать будут на предмет вышедших из окружения врагов народа, а он говорит – «пойдемте, возьмем полуторку». Послушай, мне решительно плевать на этот схрон! Меня интересует семья! Но в силу обстоятельств я вынужден заботиться о ваших шкурах! Кажется, я уже продемонстрировал вам свою вынужденную преданность. Быть может, вы послушаетесь меня и во второй раз?

– Пусть говорит, – бросил Крюк, которому уже порядком поднадоела эта очевидная грызня, которая неминуемо приведет к гибели всех. – Святой умер, а он его сын. Принц, можно сказать. Принц воров. Говори дело, принц.

– Я тебе не принц, гнида, – кровь прилила к лицу Корсака. – Я офицер советской армии, вынужденный хавать ртом гнилой воздух в вашем окружении! Я нужен вам так же, как вы нужны сейчас мне! А потому давайте договоримся раз и навсегда! Я выведу вас и приведу, куда нужно! А вы выполните просьбу Святого, иначе я, если останусь в живых, обязательно разнесу по городам весть о том, насколько можно доверять людям, которых ведет за собой человек с погонялом Червонец. И еще…

– Во как! – миролюбиво заметил Червонец, которого такой расклад, похоже, вполне устраивал. – Что же еще… паныч?

Корсак стерпел и закончил:

– А еще вот что. Если я услышу из какой-то глотки дурное слово о себе или своей семье, я эту глотку перережу.

– Чем, концом? – съехидничал один из бандюков. – Концом своим ты сучку свою пугай!.. А будешь так базарить, «красный», мы ее на хор поставим, и никто в Питере не упрекнет Червонца за то, что ослушался дохлого ляха!..

Слава молниеносно выхватил из рук одного из двух едоков банку тушенки и резким движением махнул ею перед лицом наглого бандита. Поставив банку в траву, брезгливо отер руки и, морщась, поднял глаза:

– Зачем нам идиот в коллективе, верно, Червонец? Ему одно говоришь, а он норовит поперек встать. Сначала нюхать нужно, а уж потом гавкать – правильно я говорю, Червонец?

Поначалу никто ничего не понял. Ослушавшийся Корсака бандит молчал и сидел с побагровевшим лицом, хватая ртом воздух. И только после того, как Ярослав еще раз отер руки, его прорвало…

Кровь из горла, распоротого зазубренной крышкой банки из-под тушенки, хлынула мощным потоком. Бандит тяжело повалился на бок и стал судорожно закрывать руками рану. Даже не поняв, что с ним произошло, чувствуя одну лишь боль и ужас от приближающейся смерти, он сучил ногами по траве, вырывая ее с корнем, рыхлил каблуками осеннюю землю и свистел распоротым горлом.

– Вы можете убить меня прямо сейчас, – равнодушно сказал Корсак. – Но я знаю деревню Хромово. Это скорее не деревня, а поселок городского типа. На кладбище никак не меньше двадцати тысяч могил, половина из которых – склепы. Вперед, братва. Копайте. Пожелать же вам успеха я не могу, потому что в успех этот ни на грамм не верю. – Он взял выпавшую из рук бандита вилку, поднял банку и зачерпнул добрый кусок мяса, не обращая никакого внимания на блестящую на крышке свежую кровь. Он ел с аппетитом, не обращая ни на кого внимания.

– Да он, кажется, прав. Он нас всех перережет, – уже без вызова констатировал кто-то. – Нужно решать, братва, – сказал он, адресуясь ко всем, но глядя на Червонца, – либо мы его, в натуре, кончаем сейчас, без волокиты и лишних хлопот… – он удивленно скосил взгляд на Корсака, который красноречивым кивком подтвердил его правоту, – либо спокойно и молча идем на какое-то кладбище, зачем нам идти туда, я совершенно не понимаю.

– Домбровский, – окликнул Червонец и, не встретив никакой реакции, повторил уже громче: – Домбровский!

– Я не Домбровский, но что ты хочешь сказать, я знаю, – Корсак начал рыть ложкой ямку. – Мы идем на кладбище, и я вас туда веду. Но если я вдруг задумаю по пути что-нибудь нехорошее, вы прирежете меня, как барана. Я ничего не пропустил?

Крюк улыбнулся, поглядывая на Славу, и не заметить этого тот не мог.

– Все правильно, красный офицер… – кивнул Червонец. – Последний вопрос, пока мы тут сидим перед дорогой. На хера ты роешь землю? Могилку Сычу?

Корсак уронил в ямку банку, жестом приказал принести из травы вторую и приказал бросить туда все окурки.

– Мусор надо похоронить, а вот Сыча придется нести по очереди до болота. Если я не ошибаюсь, километров пять. Кто уходит от преследования, тот не гадит по дороге. Я ваши условия принимаю, они мне подходят. А как же насчет моих условий?

– Я выполню обещание, данное Святому, – угрюмо пообещал Червонец.

– Это само собой. Я о других условиях.

– Это… о каких это? – опешил вор.

– Если хоть одна падла за время в пути скажет хоть одно нехорошее слово о моей семье, я перережу ей глотку.

– Принято, – согласился Червонец.

Один из бандитов взвалил Сыча на спину, и группа двинулась к опушке ближайшего перелеска. Перемещение зигзагами от перелеска к перелеску удлиняло путь почти вдвое, но ходить по простреливаемым взглядом местам запретил Корсак. А его слово среди них уже кое-чего стоило…

Глава 4

Они шли весь день и еще половину следующей ночи.

Отдыхали по очереди, как велел Корсак, мучились от голода и жажды, но не заходили ни в попавшуюся по пути сторожку с видимыми признаками жизни, ни в маленькое селение.

– Как же так! – возмущались двое из «рядового состава». – Ведь пожрать-то надо?!