В рясе смертника

– Чао, Лумумба! Клевый у тебя прикид. – На что чернокожий ответил оскалом с рекламы «бленд-а-меда» и плебейским поклоном. За это ему, клоуну, Флоренский деньги и платил. Чтобы входя в казино, клиенты уже с порога ощущали себя полубогами, для которых за их денежки здесь возможно исполнение любых желаний…

В холле у подножия мраморной лестницы стоял гориллоподобный охранник, от его уха уходил под воротник черного пиджака тонкий проводок. Юрка сразу подошел к громиле и решительно произнес:

– Мне нужен шеф. Я договаривался утром…

– Как вас представить? – Было видно, что слово «вы» далось надменно оглядевшему посетителя свиноподобному бритому секьюрити с большим усилием. Не иначе как наслышан уже об утреннем госте, хряк…

– Скажи – Юра, – без тени робости ответил Юрка и, давая понять, что беседа окончена, отошел к журчащему фонтану. В его кристально прозрачной воде, как выяснилось, плавала маленькая, но самая настоящая остроносая стерлядка.

Бугай тем временем, не спуская глаз с гостя, достал крохотную рацию и вполголоса пробурчал в нее несколько слов. Выслушал ответ, кивнул в пустоту, убрал рацию и застыл в прежней позе, со сложенными спереди волосатыми ручищами, напоминая выстраивающегося в «стенку» футболиста, который опасается получить по шарам.

Вскоре открылась одна из выходящих в холл боковых дверей, и оттуда появился подтянутый невысокий мужчина лет пятидесяти. Охранник дернул подбородком в сторону дерзкого гостя, и мужчина неспешной походкой подошел к Юрке.

– Здравствуйте, я Борис Антонович Лакин, начальник службы безопасности казино, – представился он. – Дежурный передал, что вы… э-э… приходили утром… Для чего вы хотели видеть Леонида Александровича?

– Для того чтобы передать ему привет из Вологды, – оглядев мужика, с достоинством ответил Юрка. – И не только… Дело в том, уважаемый Борис Антонович, что я – его сын.

– Простите? – удивленно приподнял брови Лакин. – Я не ослышался?! Вы сказали…

– Я сказал, что я – сын Флоренского, – твердо повторил Юрка. – Моя мама и ваш хозяин когда-то очень давно, двадцать один год назад, имели близкие отношения, потом расстались, а позже родился я. О том, что у меня есть отец в Питере, я узнал совсем недавно и решил, что личная встреча нам совсем не помешает… Теперь вам все ясно, Борис Антонович?

– Пожалуй, что… да, – ошеломленно пробормотал шеф охраны казино. – А как, если не секрет, зовут вашу маму?

– Надежда Величко. На всякий случай… – Сунув руку в карман пиджака, Юрка достал бумажник, вытащил черно-белую фотографию – единственную, где были запечатлены улыбающиеся отец и мать, стоящие в обнимку на фоне березовой рощи, и протянул ее Лакину. Фото было необычное – его, похоже, разорвали, а потом бережно склеили.

– Передайте господину Флоренскому. Надеюсь, эта карточка освежит его память.

Взяв снимок, Лакин не без интереса изучил его, сдвинув к переносице тронутые сединой брови, и, поджав губы, промычал нечто неопределенное. Снова поднял глаза на Юрку и вдруг совсем другим, более благожелательным тоном поинтересовался:

– Кстати, юноша, вы сегодня ужинали? Не хотите перекусить, пока я доложу о вашем визите Леониду Санычу? – Главный секьюрити ткнул рукой в сторону мраморной лестницы.

– Боюсь, тогда придется оставить в этом кабаке последние деньги, – хмыкнул Юрка, прислушиваясь к недовольно бурчащему животу. Он не ел с самого утра, много гулял на свежем воздухе и впрямь заметно проголодался. – В заведениях вроде вашего бокал разливного пива стоит десять баксов, а горячее – всю сотню. Я прав?

– Ну, в некотором роде, – с иронической улыбкой подтвердил Лакин. – Клуб «Полярная звезда» действительно ориентирован на весьма состоятельную публику. Но, думаю, в данном конкретном случае проблемы со счетом не возникнет. Прошу вас, – пригласил секьюрити, первым шагнув к лестнице.

Юрке ничего не оставалось, как пойти следом. На втором этаже в огромном, но потрясающе уютном овальном зале с высоченным потолком располагались игровые столы казино, бар и эстрада для артистов. Начальник охраны провел гостя еще выше – на подковой изогнувшийся вдоль стены балкон-террасу, где стояли накрытые вишневым бархатом столики, и указал на один из них, расположенный чуть в стороне, на выступающей, словно театральная ложа, площадке. С этого места открывалась вся панорама игорного зала. Посетителей в восьмом часу вечера было еще мало, сцена терялась в едва подсвеченном разноцветными софитами полумраке, игра шла всего за тремя столами – за одним в рулетку и за двумя в «блэк-джек». Возле полированной стойки бара парочка вызывающе одетых молодых девиц с ярким, похожим на боевую раскраску индейцев макияжем посасывала коктейли и с тоскующим любопытством поглядывала по сторонам в поисках прибашленных одиноких самцов.

– Сейчас я приглашу официантку. – Лакин достал из кармана модного пиджака золотую бензиновую зажигалку и, щелкнув, зажег стоящую в центре столика витую фиолетовую свечу в медном подсвечнике. – Заказывайте, не стесняйтесь и, пожалуйста, никуда не торопитесь… Юра, – предупредил, уходя, впервые назвавший его по имени шеф охраны.

«Что ж, подождем. Да и перекусить не мешает…» Поудобнее устроившись на мягком кожаном диванчике, Юрка закурил, вытянул ноги и, даже не заглянув в меню, стал с интересом рассматривать овальный зал казино. А посмотреть было на что! То сверкающее, волнующее и сдержанно респектабельное великолепие элитного игорного дома, что предстало перед глазами Юрки, больше походило на яркую картинку из западного журнала для миллионеров, чем на реальность. Но ведь это не сон, а самая настоящая правда!

«Наверное, в старые времена, до революции, пол был выложен инкрустированным дубовым паркетом, здесь проходили званые балы и пары кружились в вальсе, – разглядывая покрытые зеленым сукном столы и суетящихся возле них крупье, отстраненно подумал Юрка. – Интересно, кому принадлежал этот огромный трехэтажный дом раньше? Какому-нибудь князю…»

– Добрый вечер! – раздался над ухом мелодичный, словно перезвон колокольчика, голосок. – Рады видеть вас у нас в гостях! Что будете заказывать?

Юрка обернулся: рядом со столиком стояла высокая брюнетка в красной мини-юбочке, с ногами от ушей, рвущимся из выреза белой блузки крутым бюстом и блокнотиком в руках. От нее пахло дорогими духами и готовностью исполнить любое пожелание богатенького клиента, на которого, к слову сказать, расположившийся за отдельным столиком молодой парень после покупки модного прикида и посещения парикмахерской был очень даже похож. Как говорится, лохи сюда не ходят. Официантка, игриво посверкивая глазами и хлопая длинными ресницами, терпеливо ждала заказа.

– Светлого, пива, похолоднее… – неуверенно начал Юрка.

– Какое желаете? – мягко перебила девушка. «Холстен», «Туборг», «Кофф», «Лёвенбрю»? У нас пятнадцать сортов разливного пива.

– А «Балтики» нет?

– К сожалению, – надув пухлые губки, пожала плечами официантка, при этом ее коричневый от искусственного солнца бюст угрожающе закачался и подался вперед, норовя и вовсе выскочить из полупрозрачной блузки. – Только фирменное. Но, если очень хотите, я могу попросить девочек, и они сходят…

– Не нужно, я здесь ненадолго, – махнул рукой Юра, и тут его словно прорвало: – Значит, так, золотце. Тащи бокал пивка, любого. Орешки лесные. Буженины с зеленью и хреном, креветки и жюльен из боровиков.

– Это все? – быстро черканув в блокноте, мурлыкнула красотка. – А пить ничего не будете? Коньяк? Виски? Есть коллекционные марки…

– Нет. Все, иди, не отсвечивай, – по-барски взмахнул ладонью Юра, пыхнул сигаретой и отвернулся к лакированным балясинам балкона.

И тут снова на него накатило поганенькое ощущение принадлежности к тем, кто заказывает свою музыку, а не пляшет под чужую. Вот он, простой вологодский парень, недавний морпех, в тельняшке под модной итальянской рубашкой и пиджаком, сидит в одном из лучших в Питере, да что там – во всей России! – казино и, небрежно цедя слова, заказывает блюда, названия которых случайно запомнил по одному из отечественных телесериалов о ментах и бандитах. Там такой же в точности заказ делал в московском ресторане «Славянский базар» крестный отец сибирской братвы Треф, приехавший в столицу на переговоры с местными криминалами, бомбанувшими его фуру с наркотой… А он, Юра Величко, вдруг возьми да и повтори то же самое! Что за наваждение такое! «Ты что, сержант, крышей поехал?! Сладкой жизни Северной столицы на халяву захотелось? За чужие денежки? Кем ты себя возомнил, ноль без палочки?! А как же мама, растившая тебя одна, без помощи сделавшего ноги папаши и в две смены вкалывавшая на вредном производстве ради крохотной комнаты в коммуналке и места в детсаду?! Ты ведь сейчас ее светлую память за тридцать сребреников, за халявный ужин в дорогом отцовском кабаке продаешь, брат… Что, исчезло желание раскрыть Флоренскому глазки, собраться с духом и по-мужски врезать в челюсть, а потом развернуться и уйти из его сытой жизни навсегда?»

Юрке вдруг стало так погано, так стыдно за свои попугайские слова, лениво слетевшие с губ в разговоре с пышногрудой официанткой, что он, глядя вслед ее вихляющейся попке, с досадой стукнул кулаком по столу и вслух отматерил себя последними словами.

– Все, баста, наигрался в крутого мэна, – процедил он тихо. – Кретин… Давись теперь своим жюльеном, – и подумал мимоходом: «Знать бы еще, что это такое – жюльен и с чем его едят! А то выхлебаешь, как у Задорнова, пиалу с персиком, поданную для мытья рук после омара…»

Нет, никакой халявы он не допустит. Ужинать за счет заведения – значит, с ходу встать перед отцом-подонком на задние лапки, как выпрашивающий конфетку и плебейски виляющий хвостом Тузик.

Юрка твердо решил, что по счету заплатит сам. От взятых с собой в дорогу денег после покупок осталось пять с половиной тысяч рублей – этого должно хватить с лихвой. Пусть Флоренский не думает, что объявившийся великовозрастный сыночек приехал к богатому папочке, чтобы сесть ему на шею и свесить ножки! «Не-ет, такой номер не пройдет. У нас еще гордость мужская имеется. Обязательно потребую принести счет!..»

Решение самому заплатить за ужин вернуло Юрке утерянное было чувство собственной значимости. Он перестал ощущать себя бедным родственником, чужаком на празднике этой «сладкой жизни». Сержант Величко честно, не прячась за чужие спины, воевал с «духами» в Чечне, получил от государства свои заслуженные боевые рубли и теперь имеет полное право тратить их так, как считает нужным!

От таких самоутверждающих мыслей и без того волчий аппетит разыгрался еще сильнее. Когда официантка принесла поднос с закусками и Юрка увидел, что заказанный им таинственный жюльен есть не что иное, как запеченные в сметане с луком грибы под корочкой расплавленного сыра, к тому же в крохотной металлической кастрюльке «на два зуба», то в придачу попросил шашлык из лососины и столичный салат. И с огромным удовольствием приступил к поглощению деликатесов, запивая их кисловатым, явственно отдающим дрожжами бледным импортным пивом. Если верить наклейке на бокале и эмблеме на подложенном под него картонном кружочке, пойло называлось «Гролш», и стоило оно уйму денег. Впрочем, на Юркином аппетите это нисколько не сказалось…

Увлеченный ужином, он не забывал поглядывать вокруг в поисках наверняка наблюдающего за ним со стороны папаши. Но ни мордоворотов-охранников, ни самого Флоренского, насколько Юрка мог судить по разорванной, а позже склеенной матерью старой фотографии, на балконе не наблюдалось. Уже сорок минут как ушел Лакин, а он все торчит здесь, за особым столиком, совсем один…

«Если через десять минут не появится лось сохатый, расплачиваюсь по счету и на хрен уезжаю на вокзал!» – с раздражением решил Юрка, в очередной раз взглянув на подаренные комбатом «командирские» часы.

На стенах казино, как уже отметил Юрка, часов не было вообще. Не было и дневного света – на высоких окнах зала непреодолимой для него преградой висели тяжелые бархатные шторы. Хитро придумано! Чем незаметнее летит время, тем дольше клиент торчит за игровым столом. А чем больше играет – тем больше проигрывает… Неужели все те, кто приходит сюда по вечерам с карманами, набитыми бабками, об этом не знают? Знают ведь! А все равно идут. У богатых, как известно, свои привычки…

Прикурив последнюю, как он решил, сигарету и холодно скользнув взглядом по узкой винтовой лестнице, ведущей из зала на балкон, Юрка заметил быстро поднимающегося по ней человека. Он еще не мог разглядеть его лица, но сердце предательски защемило, а по спине, от затылка до поясницы, пробежала ледяная волна. На секунду стало трудно дышать…

Это был отец, вне всякого сомнения. Он чуть погрузнел, чуть полысел, но оказался вполне узнаваемым. На нем были белые хлопковые брюки, легкая рубашка с расстегнутым воротником и свободный бежевый пиджак в мелкую клетку. На шее поблескивала не особенно толстая золотая цепочка, а на брючном ремне висел мобильный телефон в кожаном чехле. В целом Флоренский производил впечатление средней руки торговца, зашедшего расслабиться и проиграть пару сотен долларов, и уж никак не походил на хозяина казино. Юрка представлял себе его в строгом черном костюме, с бриллиантом в два карата на безымянном пальце, с холодным, равнодушным взглядом и неизменной сигарой в зубах.

Ничего подобного не было и в помине! Хозяин «Полярной звезды» Леонид Александрович Флоренский на вид ничем не отличался от обычного крепкого коммерсанта, каких и в Вологде пруд пруди. Где-то в глубине души Юрка даже был немного разочарован, подсознательно ему хотелось увидеть отца в образе этакого Майкла Корлеоне, неспешно шествующего мимо игровых столов в сопровождении двух мордатых амбалов в черных очках. А тут такой облом! Иные клиенты казино, как успел заметить со своего наблюдательного пункта Юрка, смотрелись не в пример круче его папаши.

Господин Флоренский подошел к столику.

Ну вот и свиделись. Мать твою…

Не поднимая глаз, Леонид Александрович выдвинул стул, сел, вытащил из кармана и бросил на бархат скатерти пачку «Мальборо» и зажигалку, прикурил, жадно вдохнул дым и лишь затем, подперев ладонью гладко выбритый раздвоенный подбородок, посмотрел сыну в глаза долгим взглядом. Пару раз Юре казалось, что отец хочет заговорить, но тот лишь на мгновение приоткрывал рот, набирая в легкие воздух, и продолжал молча разглядывать его.

Тогда Юрка первым нарушил тишину и, уставившись на мерцающий огонек свечи, тихо проговорил:

– Ну здравствуй, что ли… отец, – и тут же поразился, как робко и придушенно прозвучал его обычно твердый и уверенный голос. – А ты совсем не изменился, такой же, как на снимке двадцатилетней давности. Я бы тебя в толпе узнал.

– Здравствуй, парень, – выдохнул наконец Флоренский. Бросив сигарету в пепельницу, он, сопя, медленно провел ладонями по лицу, словно смывая остатки затянувшегося сна. А может, сбрасывая с себя наваждение. – Ты очень похож на Надю… на свою мать, – прошептал, медленно отнимая ладони от лица, коммерсант. – Прости ради бога, что спрашиваю об этом, но… когда ты родился? Месяц, день? – Флоренский замолчал, напряженно ожидая ответа и не спуская с сына изучающего взгляда.