Васильковая Русь

Константиново

Высокий берег над Окой,
Ступени деревянных лестниц
И прелесть «рощи золотой»,
Как память о России вестниц.

Здесь неземная красота
Лугов, полей и пашен.
Чарует леса пестрота,
Что осенью для нас раскрашен.

Здесь отдыхаю всей душой,
Люблю бродить под медью ивы,
И одноногий клён родной
Кивает кудрями учтиво.

Берёзки милые мои,
Меня завидев, загрустили,
Как будто вспоминая дни,
Когда Есенина любили…

В ночи о зорьке ясной думает луна

В ночи о зорьке ясной думает луна,
Средь звёзд гуляя в небе золотистом.
Степь уж колышет рощи берега.
Туман плывёт ковылем шелковистым.

Дорога нитью улеглась и ждёт
К себе колёс прикосновений.
Луна ей сквозь берёзы шлёт
Горсть серебра к утру для омовений.

Оно росой сверкает и манит
В атласе трав и шёлка паутины.
Вдруг заалел пурпур зари ланит,
Стерев с луны поблекшие патины…

Соловей в прохладной тиши

Соловей в прохладной тиши
Вот уж час заливается трелью.
До чего ж вечера хороши!
Роща писана, словно пастелью…

Эхо вторит позывы сверчка,
Иногда пролетит майский жук.
Им волной отвечает река
И двух дятлов вдали перестук…

Русь!

Русь! Даль далекая,
Ширь бескрайняя…
Из берёзок и златых полей.
Ты любовь моя одинокая,
Сторона Богом данная,
Нет прекрасней тебя и милей!

Синеокая Русь!

Синеокая Русь!
По полям бирюзой.
Через улицу гусь.
Я за ним молодой.

Мне ещё где-то пять,
Или, может быть, шесть.
Из окна смотрит мать
И зовёт меня есть.

Я махнул ей рукой
И ромашек нарвал.
В черемше козодой
Через прутьев завал.

В небе сильный хлопок,
Самолёта стрела.
Глиной кинул в горшок,
Что по тыну стена.

Где-то блеет козлёнок.
Грохнул дверью сосед.
Пёс залаял спросонок,
Я иду на обед.

Я ещё молодой!
Где-то пять, может шесть.
Возле печки удой,
Я за стол, что б поесть.

Да бабуля грозит.
Черпаком от ведра:
Руки мой, паразит!
Выйди вон из стола.

Улыбаюсь я ей
И ромашки в ответ.