– Только галошу снимите, – хмыкнул Алешка.
И мы пошли в нашу комнату, а собака Норд, не раздумывая, – на кухню.
Я снова уселся за сборку магнитофона, а Лешка (лишь бы уроками не заниматься) стал строить из себя следователя.
– И что за «Гречанка» у вас пропала? Молодая или старая?
– Старая, – ответила Лена. – Две тысячи лет.
– Заблудилась по старости, – с пониманием кивнул Алешка, и вдруг до него дошло: – Сколько-сколько?
Мне тоже стало интересно, тем более что упрямый магнитофон мне уже вот так надоел.
– Давайте я все по порядку расскажу, – сказала Лена. – «Гречанка» – это очень древняя греческая монета. Очень ценная. У дедушки она осталась одна из всей его коллекции. Это его единственная радость…
– А остальные радости где? – спросил Алешка.
– Их украли в прошлом году. А эту монету воры не взяли – она такая старая на вид, что даже на монету не похожа. Вроде медной шайбочки…
– Дедушка сильно переживает? – спросил я.
– Он еще не знает об этом. А если узнает – не переживет. У него после этой кражи сердце очень слабое.
– Но ведь если мы обратимся к отцу, – сообразил я, – то твой дедушка все узнает. Отец же должен с ним поговорить, выяснить все обстоятельства…
– А как же быть? – растерялся Санек и, виновато посмотрев на Лену, рассказал нам, как исчезла монета.
– Мы сами ее отберем у этого продавца, – решительно заявил Алешка.
– А если у него ее уже нет? – возразил я. – Если он и вправду кому-нибудь на сдачу ее отдал?
– Врет он, – уверенно сказал Алешка. – Кто ее возьмет-то, такую старую медную шайбочку?
– Я тоже думаю, – сказала Лена, – что он сразу все сообразил, когда мы к нему за монетой пришли.
– А чего тогда сидеть-то? – вскочил мой младший братец. – Пошли к нему, пока он вашу «Гречанку» еще не продал. Баксов за сто!
Для Алешки сто баксов – запредельная сумма, дальше нее его мечты никогда не устремлялись.
Лена посмотрела на него, как будто была втрое старше и вдвое умнее, и печально сказала:
– Дедушка говорил, что «Гречанка» стоит миллион баксов.
Алешка в изумлении плюхнулся на стул, будто его ноги не удержали:
– Ни фига себе!
– Да он ее нипочем не отдаст! – добавил и Санек. – Загонит кому-нибудь.
Лена совсем сникла.
– Но ведь продавец об этом и не догадывается, – постарался я ее успокоить. – О такой ценности монеты.
– А какая мне разница, – вздохнула Лена, – за сколько он ее кому-нибудь продаст? За тыщу баксов или за три рубля…
Действительно…
– Вот! – опять вскочил Алешка. – Вот! Раз он ей цену не знает, значит, у кого-нибудь будет спрашивать, у знатока. Чтобы не прогадать.
– Ну и что?
Алешка фыркнул на мою несообразительность, как рассерженный кот на горячее молоко:
– Раз будет спрашивать – значит, монета у него. И он будет искать, кому ее толкнуть подороже, так?
– Так… – Мне самому стало неудобно за свою тупость. А у Алешки все просто получалось.
– Мы его выследим, а потом все папе расскажем! Как он на него нагрянет со своим Интерполом! И все! Миллион снова в кармане! У Ленкиного дедушки.
Вообще-то, мысль, как иногда говорит папа, не очень глубокая, но достаточно здравая.
И Санек ее подхватил:
– Ленк, я во всем виноват! И я тебе обещаю приложить все свои усилия, знания и опыт, чтобы вернуть драгоценную реликвию твоему дедушке!
Красиво сказал, торжественно. Наверное, где-то слышал или в книге прочитал.
Тут с кухни пришел Норд, облизываясь и помахивая хвостом.
– Он у вас что-то стащил, – испугалась Лена.
– Что у нас стащишь? – с интонацией, очень похожей на мамину, возразил Алешка. – У нас в доме всяких реликвий нет… Одни долги…
Лена улыбнулась:
– Он что-нибудь съедобное стащил. Со стола.
– И съедобного ничего не было, – заметил я. – Все в холодильнике.
– Ну хватит вам болтать, – поднялся Санек. – Пошли скорее к киоску. А то он скоро уйдет.
– Пошли, – сказал я, сгребая несобранный магнитофон в кучу. – Только к киоску мы с Алешкой подойдем, чтобы внимание не привлекать. Вас он уже хорошо приметил и будет осторожничать. А нас что ему опасаться, пацаны как пацаны.
– Это как сказать, – с угрозой произнес Алешка. – А ты, Санек, вообще не ходи. Ты в одной галоше слишком приметный. И удрать не сумеешь, если придется.
Санек так круто запротестовал, что нам пришлось отыскать для него старые Алешкины кроссовки.
– Не потеряй, – сказал ему Алешка, – шнурки покрепче завяжи.