От Пентюхино до Красновятска. Сборник рассказов

– Вот, вот. Демократия. У нас все люди, вместо того чтобы дело делать, рассуждать начали, – вставил свою реплику директор детдома. – От этого и живем плохо.

– Да что плохо? Что плохо? – возмутился Илья Абрамович. – Да вы не знаете, как плохо-то жить! Ведь у нас сейчас голодных нет, голых нет, и бездомных не числится вроде бы. Чего еще нужно? Да сами мы во всем виноваты. Лень наша российская все губит да желание жить не по средствам. В магазинах, видите ли, ничего путного нет. Да ничего и не надо. Живешь на земле – умей все для себя от земли взять. А мы хотим на земле жить и картошку с капустой покупную есть. Чушь какая-то. Разве так можно!?

– А масла-то сливочного как раз и нет, – со вздохом произнес Иван Кузьмич.

– Сегодня нет – завтра будет, – заверил его Илья Абрамович. – Из дефицита стали национальную трагедию делать. Да разве в этом суть?

– А в чем? – заинтересовалась Пшеничкина.

Все депутаты с недоумением посмотрели на нее. А в чем, действительно, суть?

В это время в кабинет председателя ввалился здоровенный мужик в синей фуфайке и милицейской шапке сдвинутой на левое ухо. Присутствующие не сразу признали в нем старого участкового Толю Самару, настолько испуганным и бледным было у него лицо.

– Опять, Иван Кузьмич, – выпалил Толя, – опять покойник!

– Чего такое? Кто?

– Колхозный кочегар Мишка Малинин.

– Что с ним?

– Отравился жидкостью для разжигания примусов. Вчера в скобяной магазин привезли. Вот все Пентюхино и пьет эту дрянь вместо вина уже второй день.

– Этой гадостью и отравился? – переспросил Иван Кузьмич.

– Ну!

– Какая судьба у человека! – испуганно прошептала Пшеничкина.

– Запретить бы надо продажу этой жидкости на всякий случай, – посоветовал Илья Абрамович.

– Запретить, запретить! – поддержал его директор детдома.

– Да уже всё продано, поздно запрещать-то, – уточнил Толя Самара.

– Какая судьба! – вздохнула секретарша Пшеничкина. – Какая судьба!

Вертолет

Вертолет прилетел вечером, он сделал над Пентюхино два больших круга и сел где-то в лесу. Причем сел так далеко и так стремительно, что сделалось даже обидно.

Через несколько минут в Пентюхино на колхозном тракторе примчался Колька Ставрида и сообщил, что железная стрекоза разбилась возле Сталинского выселка, но от нее еще много чего осталось, так что, мужики, не зевай.

И мужики зевать не стали. Хватали ключи, плоскогубцы, молотки, топоры – все, что под руку попадалось, и бежали в лес к упавшему вертолету. Даже бывший сельповский конюх Владимир Фомич, который в это время булычел у пивного ларька, не выдержал общей суматохи – рванулся за мужиками, но после нескольких торопливых шагов опомнился, с жалостью посмотрел на свое недопитое пиво и вернулся обратно к широкому столу, сколоченному из половых досок. Куда уж ему, старому обмолотку, за молодыми бегом, хотя посмотреть, конечно, хотелось, что у вертолета внутри.

Когда потные и красные от бега мужики приблизились к вертолету, он показался им очень большим и не достаточно сильно помятым, чтобы сразу преступить к разборке. Возле вертолета лежали вершины порубленных деревьев, куски железа, битое стекло. Но летчиков в кабине летающей машины почему-то не оказалось.

– Должно быть, они успели катапультироваться, – решили мужики.

Теперь можно было подойти к летающей стрекозе поближе и хорошенько её рассмотреть. Мужики со всех сторон обступили вертолет и замерли в нерешительности. А стоит ли его разбирать? Возможно, он ещё сможет подняться.

Потом к вертолету подъехал колхозный трактор с телегой. Из телеги стали выпрыгивать молодые сборщики металлолома и просто любители экзотики с топорами, ломами и плоскогубцами. Этих было уже не остановить. Один из них увидел рядом с кабиной пилотов какой-то помятый электродвигатель в черном кожухе, другой обнаружил на салоне солидную дыру, из которой вытекала пахучая жидкость, и радостно закричал:

– Все, мужики, отлеталась козявочка. Ее все равно сейчас на металлолом, а нам, может, чего пригодится. Круши, мужики!

И тут же единым взмахом топора отшиб с кабины вертолета какую-то блестящую штуковину.

– Во! Кажись, прибор какой-то. Дома разберусь. Куда-нибудь приспособлю… Не переживайте, мужики, не мы – так другие все равно разберут.

– Не трактор ведь, летательный аппарат, поди больших денег стоит? – неуверенно засомневался Иван Голенищин.

– Да чего уж теперь! Начали, дак! – зашикали на него мужики, нетерпеливо вынимая из карманов припасенный инструмент и приступая к делу. Мужикам страшно захотелось разобрать поскорее летающую стрекозу, вникнуть в ее железную суть; понять, почему так пыхтит и так высоко забирается? Как там все устроено и налажено у нее внутри, по какому принципу, в соответствии с каким законом?

Открученные детали каждый складывал в свою отдельную кучу, но при этом зорко следил, чтобы кто-нибудь другой по невнимательности, не утащил из этой кучи болтик или гаечку. Всё ненужное и громоздкое, которое уж точно никуда не годилось, складывали в отдельную груду. Правда, эта груда росла медленно, так как ненужное одному иногда казалось очень нужным другому…

К ночи дело было сделано. От красивого вертолета остался только худенький железный каркас да огромные черные лопасти основного винта. Все остальное ободрали и разделили между собой запасливые пентюхинские мужики.

– А вообще-то в вертолете ничего сложного нет, – заключил после окончания разборки Иван Голенищин, – вертолет устроен как трактор, только сцепление сделано маленько по-другому. Да вместо гусениц – винт.

– И проводов в нем почему-то очень много, – уточнил Володька Рябинин – колхозный электрик.

– Много-то много, – поддержал его Харитон Кадочников равнодушно, – да вот я ума не приложу, куда их девать, – и показал всем здоровенный моток разноцветного провода.

– Может, куда приспособишь, – успокоили его мужики.

– Может, и приспособлю, – согласился Харитон.

До Пентюхино в этот раз мужики шли пешком. В тракторной тележке везли детали, которые весело позвякивали. При этом старики как-то очень охотно вспоминали детство, а молодежь уже представляла, как будут огорчены те, кто не успел к разборке вертолёта, кто никогда не узнает, как устроена эта железная машина. Ведь это было что-то таинственное, летающее и блестящее, как детская мечта, а они эту штуковину разобрали. Но, ничего не поделаешь – такова инерция познания!

В тот памятный день вечером все Пентюхино шумело и шевелилось. Десятка два мужиков и баб стихийно собрались на берегу Вятки, там, где возвышался штабель полусгнивших осиновых бревен, чтобы вместе обсудить случившееся. Падение вертолета было для этих людей событием из ряда вон выходящим, можно сказать, значительным. В этот вечер все пентюхинцы как-то вдруг забыли, что живут в двадцатом веке, что в небе кроме вертолетов летают ещё и ракеты, и самолеты, и воздушные шары…

А может быть, так произошло потому, что во все времена дома их обогревались с помощью печей; не имелось в них ни ванн, ни теплых туалетов. Из-за того, что в осеннюю пору Пентюхино напоминало нестройное скопище убогих деревянных хижин, как бы сошедших с полотен Васильева и Левитана. Километрами ветхих заборов оно было рассечено на правильные квадраты, завалено вдоль дороги дровами и прелым мусором, и по ночам не освещалось из экономии. Редкие певчие птицы, вынужденные проживать в этом селе волей случая, частенько сдыхали от скуки в самом начале осени. И только ленивые местные грачи да наглые вороны доживали до холодов и улетали отдыхать в солнечную Африку.

– Мой-то наволок железяк полон сарай, – хвасталась жена Ивана Голенищина перед продавщицей Клавой.

– А мой всё в кучу сложил возле бани. Говорит, попробую из этих деталей собрать холодильник.

– Еще бы самолет с деньгами упал где-нибудь недалече, – посетовала жена Ивана.

– Да, хорошо бы. В колхозе-то который месяц ничего не платят. Как хочешь – так и живи…

Чтобы разобраться в происшествии из районной прокуратуры вскоре приехал следователь. По правде сказать, его совсем не ждали. В чем тут собственно разбираться? Машина-то была совсем непригодная для дальнейшей эксплуатации. С огромной высоты упала, разбилась вдребезги, можно сказать. Но государственного человека, да ещё при погонах разве в чем-нибудь убедишь.

Следователь стал, что называется, воду мутить, невинных людей допрашивать. Устроился в сельской администрации на втором этаже и решил на расхитителей чужой собственности дело клепать. Ну, на Ивана Голенищина – ладно: у него дом новый и деньги есть, а на Силантия-то зачем? Силантий гнездовище развел: одних детей шесть человек да еще два старика в доме. Ему и так тяжело.

Голенищина, конечно, вызвали одним из первых. Заметная фигура. Быка по осени на мясо сдал, сено прошлогоднее продал по двадцать пять рублей за килограмм, и с виду человек серьезный. Иван нарядился олухом, нашел пиджак застиранный, штаны-галифе, сапоги кирзовые и после бритья не душился, чтобы навозный дух не отшибло. Городские-то отрехолки это ценят, когда от мужика простотой несет.

– Объясните мне, пожалуйста, – начал вкрадчиво следователь, – с какой целью вы вертолет разобрали?