245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 1-я

– На погрузке в эшелон сильный мороз был, и я очень серьезно заболел. Думал, что у меня будет сильное воспаление легких. Лечиться пришлось в поезде, до станции выгрузки. Отпоили меня, оттерли. Но все эти дни дороги были, как во мраке…

«Быстрей бы уехать от этого кошмара…»

Александр Синякович:

– Я впервые за две недели выспался в эшелоне. Нервное напряжение было такое, что хотелось спать и спать. Все эти дни, пока шло формирование, было одно желание: скорей бы на войну, хоть выспаться по дороге. Быстрей бы уехать от этого кошмара, а там разберемся. Я в Афганистане воевал, знал, что такое война и что нас ждет. Но оказалось, что сравнивать эти две войны – невозможно.

Постепенно все наладилось, но сначала удивлялся: где же афганский опыт, где те генералы, которые грамотно знали, как формировать войска. Это же было преступление – отправить воевать такой полк, когда под Москвой стояли почти укомплектованные полки Таманской и Кантемировской дивизий. Когда полк формируется с нуля, уходит воевать без боевого слаживания, и бросать его таким в бой – это преступление на высшем уровне. О чем думали наверху?

Только благодаря организованности командира полка он смог нас всех мобилизовать и настроить на войну. Мы все его уважали, да и штатные офицеры хорошо знали друг друга, это очень важно. Все мы, офицеры батальона, были с опытом, дружили, это помогало нам потом во многих опасных ситуациях. В нашем втором батальоне собрался крепкий коллектив. Например, капитан Сергей Хохлов, командир гранатометного взвода, грамотный, опытный офицер, волевой, смелый. Мы с ним в Прибалтике вместе служили, потом он стал ротным, когда я ушел из полка по замене, он принял мою должность, а после Чечни был назначен комбатом. Когда в первом бою ранило командира пятой роты старшего лейтенанта Дмитрия Дынду, то капитан Хохлов стал ротным за него, а и.о командира его взвода поставили сержанта-дальневосточника. Жаль не помню его фамилии, ему было 24 года, шахтер, семейный, он, не чета некоторым офицерам, держал во взводе крепкую дисциплину. Порядок у него был. Комбат подполковник Цуркан даже распорядился, чтобы этот сержант обедал в офицерской палатке.

Когда ранило командира одного из взводов, на его должность назначили прапорщика Евгения Ращупкина. Еще в Германии он у меня был механиком-водителем. Его тяжело ранило на плацдарме за промышленными каналами, тогда нас постоянно обстреливали.

Доволен я был и минометной батареей батальона, командовал ей старший лейтенант Андронов, умница, очень грамотный, требовательный офицер. В первом же бою быстро снял с ГАЗ-66 минометы и боеприпасы, развернул на поле батарею, и люди, толком еще не обученные, через несколько минут открыли огонь по указанным целям.

«Вот такое стадо мы везли…»

Олег Шатохин, капитан:

– Я ехал вторым эшелоном. Проснулись утром – едем. Пошел по вагонам. Людей набили как сельдей в бочке. Проехали Москву – приказ: выдать всем оружие, потом выдать боеприпасы, потому что сразу за Ростовом может быть всякое, и нападение на эшелон. Только выдали боеприпасы, началась стрельба. В отсеке вагона, где ехала рота Суровцева, выстрелили по стеклу, оно осыпалось, и ехали как летом, с ветерком. Давай это окно одеялом забивать. Потом эти отморозки бабстовские начали продавать все подряд – гранаты, патроны – все на водку. Я эту мафию почти всю сдал ментам на станциях. ОМОН подходит, и говорю: «С оружием кидался на офицеров». Я не знаю, что потом с ними делали. Они мне все в спину орали, что замочат в Чечне. – «Смотри не промахнись, я же лучше стреляю, раньше постреляю». Они поняли, что мы не шутим, что скоро война начнется, тем более что я их сдаю. Человек восемь перед Минводами слиняли на станции, правда, без оружия.

Всю дорогу было «весело». Два козла из бабстовских закрылись в туалете, Суровцев прибегает: «У них четыре гранаты, дерутся пьяные». Подхожу – оттуда мат: «Взорвем сейчас все!». Передергиваю затвор и через решеточку под дверью – очередь из автомата. – «Следующая очередь по вам, б…!» – «Не стреляйте, не надо! Сдаемся!». Открываю, вытащил их в тамбур. В общем, рожи им начистил. А что было делать – взорвут пьяные вагон. Сдал их на станции ОМОНу. Вот такое стадо мы везли… А эшелоны идут и идут – война!

«Пошли наводить порядок…»

Евгений Крюков, капитан:

– Вечером семнадцатого января наш эшелон тронулся. В этот же вечер у прапорщика Калькова был день рожденья. Мне удалось перед самой отправкой сбегать в магазин и купить ему подарок, от всех офицеров роты, набор ключей.

Во Владимире на короткой остановке наш эшелон встретил, а это было очень непросто, отец нашего офицера Эдика Тумасова, подполковник запаса. Он поговорил с сыном, мы отошли в сторонку: «Знаешь, замполит, извини меня, но сбереги мне сына…»

В эшелоне кроме ремроты ехали еще два подразделения. Через день-два приходит к нам начальник эшелона подполковник Залуговский и говорит: «Ребята, у вас более-менее нормально, а в некоторых подразделениях – беспредел, пьют по-страшному, дисциплина – не ахти». Свои командиры там не справлялись, боялись связываться – оружия у всех уйма, и пошли мы туда, наводить порядок. Разобрались… Один из бойцов настолько обнаглел – глупее придумать невозможно: взял автомат и на нас направил. Автомат у него из рук вырвали. Свое он получил, хотя по закону и неправильно, но по жизни – верно. Потом те, кого мы успокаивали в эшелоне, подходили к нам в Чечне и говорили: «Здравия желаю!». Не знаю случая, что бы кто-нибудь из солдат потом по своим, тем более офицерам, специально стрелял.

Организовали дежурство на тепловозе. Вместе с машинистами – два бойца, вооруженные до зубов. Въехали на территорию Чечни – всем приказали одеть бронежилеты, солдат посадили в вагоне на пол, офицеры и прапора по тамбурам, встали с оружием, чтобы ответить огнем, если что…