Золото по ленд-лизу

– Из наших источников.

– Плевать я хотел на твои источники! Говори конкретно! – задрожал щеками хозяин кабинета.

– От начальника «Смерш» Северного флота» и командования ВВС.

– Да они там что? С ума посходили?!

– Никак нет, согласно полученным докладам, самолет с грузом и опергруппой благополучно прибыл в Вологду, там дозаправился и вылетел на Архангельск. Затем испортилась погода, и к месту назначения, в Мурманск, он так и не прибыл. Бесследно исчез. Скорее всего, где-то совершил вынужденную посадку. Сейчас ведутся его активные поиски, но пока безрезультатно.

Нарком достал из кармана белоснежный платок и утер обильно вспотевший лоб. Затем вскинул льдистые глаза на вытянувшегося перед ним Абакумова и прошипел:

– Исчез, говоришь? Да ты хоть представляешь важность этой операции?

– Да, товарищ нарком. Она касается будущих взаиморасчетов по ленд-лизу.

– Вот именно, – вновь побагровел Берия, – будущих! Мы должны показать союзникам, что уже сейчас готовы выполнять, отсроченные платежи по ним. Чтоб Рузвельт и Черчилль в нас не сомневались и не саботировали отправку жизненно необходимых стране грузов через Арктику и Иран. Это же большая политика! – вскинул над головой пухлую руку.

– И что прикажешь мне теперь докладывать товарищу Сталину? Что груз испарился?!

Берия снова утер лоб платком, налил себе в стакан боржома из стоящей на столе бутылки, и жадно выпил.

– Товарищ нарком, – каменея лицом, отчеканил генерал. – Мы сделали все, что в наших силах. Погоде не прикажешь.

– Но ее можно было предвидеть! Для этого синоптики есть! Кто у тебя готовил операцию?

– Один из моих заместителей, генерал Иванов.

– Это тот старый баран, который еще с Кедровым* работал?

– Он опытный чекист и хороший организатор.

– Вот и организовал, мать бы вас! Значит так. Синоптиков, прозевавших погоду, арестовать и отдать под суд. С твоим заместителем я сам разберусь, а пока отстрани его от дел. Мне сюда, – Нарком потыкал в стол пальцем, – подробную справку обо всем этом и план мероприятий по розыску груза. Немедленно организуй опергруппу из самых опытных розыскников и перебрось их в Вологду. Оттуда пусть и начинают. Если в ближайшее время не найдешь самолет – пеняй на себя.

И благодари Бога, что Рыбаков тебе такую индульгенцию подбросил! – потряс Берия перед носом Абакумова справкой по резидентуре. Все, пока свободен.

Абакумов, деревянно ступая, покинул кабинет. Чувствуя, как ему смотрят в затылок.

Спустившись к себе, он вызвал Иванова и приказал ему в течение часа подготовить необходимые Наркому документы.

– Потом занесешь их мне, – и иди, отдыхай, Виктор Петрович. До особого распоряжения.

– Я отстранен от дел? – пожевал губами заместитель.

– Да. И это не мое решение.

В назначенное время Иванов принес стопку отпечатанных бумаг и положил Абакумову на стол. Присев напротив. Тот их внимательно просмотрел, одобрительно кивнул головой и размашисто начертал сверху «Утверждаю».

Все это время заместитель напряженно молчал, слушая как маятник часов, размеренно отсчитывает минуты.

– Ну, что ж, Виктор Петрович, план, как всегда дельный, – поднял от бумаг глаза начальник. – Будем работать. А ты, иди домой, не томи меня. Может еще и пронесет. Найдем мы этот чертов самолет…

В своем кабинете Иванов подошел к высокому окну, отдернул плотную штору и несколько минут смотрел на моросящий за стеклом дождь и темный памятник Дзержинского на площади. По ней, в пелене брызг, куда-то спешили автомобили, у метро сновали прохожие с зонтами, «орудовец» с жезлом и в накидке, уверенно регулировал движение.

Генерал привычно убрал в сейф разложенные на столе бумаги, со звоном закрыл тяжелую стальную дверцу и запер ее. Опустив ключи в карман галифе с лампасами. Затем достал из шкафа защитную фуражку, габардиновый плащ, оделся и поднял телефонную трубку – вызвать машину. Несколько секунд подержал ее в руке, а потом опустил на рычаг. Горько улыбнувшись.

Из здания он вышел пешком, кивнув на прощание охране, и неспешно пошагал в сторону метро. С тем же именем, что и площадь.

С началом войны он практически на нем не ездил, поскольку работать приходилось до глубокой ночи. Генерала даже удивило многолюдье подземки, почти как в мирное время. Только больше стало военных.

Доехав в гремящем на стрелках вагоне до Парка культуры, Виктор Петрович поднялся наверх, вышел из вестибюля и пошел в сторону Фрунзенской набережной, где недолго постоял у закованной в гранит Москвы-реки, с уставившейся в небо длинными стволами, зенитной батареей.

Затем направился к ведомственному кирпичному дому, поднялся по гулким широким ступеням на второй этаж и отпер обитую дерматином высокую дверь. Прикрыв ее за собой, включил в прихожей свет, снял плащ с фуражкой, водрузив их на вешалку и, ступая хромовыми сапогами по рассохшемуся паркету, прошел на кухню.

Там достал из кухонного шкафа початую бутылку водки и стакан, потом сел за стол и наполнил его до краев. С отвращением выпив водку, поставил стакан на стол, встал и прошел в одну из комнат.

Последнее время он жил один. Единственный сын, летчик, погиб в Испании еще в 38-м. Жена умерла спустя год, узнав о его смерти. С началом войны Виктор Петрович наведывался в квартиру походя, то после очередной командировки на фронт, то после госпиталя, в котором лечился, получив контузию в 42-м. В основном дневал и ночевал на службе.

Включив настольную лампу, он подошел к окну и снял с него давно уже не нужную бумагу светомаскировки, затем присел к своему рабочему столу и выдвинул один из ящиков. Оттуда извлек наган, с врезанной в рубчатую рукоять латунной пластиной и надписью на ней «За безупречную службу от коллегии ОГПУ» и небольшой альбом в бархатном переплете. Наган сунул в карман галифе, а с альбомом прилег на старый кожаный диван. Тихо и уютно скрипнувший.

Открыв его, Виктор Петрович стал перелистывать страницы.

Вот он совсем юный, в гимназической форме с матерью и отцом – учителем подмосковной гимназии, а вот более зрелый, в мундире унтер-офицера с георгиевским крестом. Вот в Первой конной, на коне и с шашкой наголо, а вот с женой, в подвенечном платье, молодой и красивой.

На несколько минут взгляд генерала задержался на групповой фотографии, где он снят вместе с сослуживцами из особых отделов ВЧК и своим первым начальником – Кедровым.

Когда того арестовали, а затем в октябре 41-го расстреляли, он не уничтожил, как многие, этот снимок. Тяжело вздохнув, Виктор Петрович перевернул очередной лист и долго смотрел на фотографию сына – тот был снят в летной форме, сразу же после окончания училища.

По щеке поползла одинокая слеза, и он смахнул ее с лица. Потом закрыл альбом, отложил его в сторону и бездумно уставился в лепной потолок. С пыльной люстрой.

Часы в гостиной с хрипом пробили полночь, и во дворе дома послышался шум въезжающего автомобиля.

Генерал встал с дивана и подошел к окну. Из остановившейся у подъезда «эмки», вышли трое людей в кожаных плащах и неспешно прошли в парадное.

Через минуту тишину квартиры нарушил длинный звонок в дверь. В ответ раздался приглушенный выстрел…

В это же время, по блестящему после дождя Калининскому проспекту, в сторону Кунцево мчались два черных автомобиля – «паккард» и «ЗиС». На заднем сиденье первого, вальяжно покачиваясь на мягком сидении и надвинув на лоб шляпу, глядел в пространство – Берия, а в следующим за ним на некотором удалении – Абакумов.

Грозный нарком ехал на доклад к Сталину, на его «ближнюю дачу», а начальника контрразведки прихватил с собой, в качестве возможного козла отпущения.

Примерно через двадцать минут, урча моторами, автомобили въехали на засаженную тенистыми деревьями территорию тщательно охраняемого двухэтажного особняка и остановились перед входом. Прибывшие вышли из машин, хлопнули дверцы и оба проследовали в дом.

Берия впереди, Абакумов сзади.

Переступив порог, они оказались в небольшом тамбуре, из которого прошли в прихожую. На ее стенах, отсвечивая глянцем, висели две больших карты: одна армейская, с нанесенной на ней линией фронта, вторая географическая, с обозначением объектов наиболее важных строек в СССР.

Здесь же, в полукруглой нише, имелась настенная вешалка, рассчитанная на пару десятков персон, несколько мягких стульев, высокое, матово отсвечивающее зеркало, а также набор щеток для чистки платья и обуви. На паркетном полу лежал бухарский ковер ручной работы, с замысловатым узором.

– Ты пока здесь посиди, подумай, – обернулся к Нарком к генералу, вешая на крючок шляпу и приглаживая жидкие волосы. – А я к Хозяину.