Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг. Учения и биографии

Няня – строгая пожилая женщина или любящая «вторая мама»? Кем она приходится отцу и почему не остается на ночь в их комнате, как «первая мама»? Да и кто из них является «первой мамой» для маленького мальчика, если в зрелом возрасте, в период своего самоанализа, Фрейд назвал няню «праматерью», что имело место в его письме Флиссу от 3 октября 1897 года?

Мама, ласковая и любящая, неизменно называвшая своего первенца «мой золотой Сиги». Кем она является для отца и сводного брата Филиппа? Кто «виновник» того, что красивая, стройная мама неожиданно превращается в полную женщину, дающую жизнь другим детям – сперва брату Юлиусу, а затем сестре Анне?

Сводный брат Филипп, играющий с маленьким Сигизмундом и находящийся рядом с матерью. Какое отношение он имеет к изменению фигуры матери и к исчезновению из их дома няни? Как первое, так и последнее обстоятельство не прошло мимо внимания Фрейда. Только впоследствии он узнал, что няня была обвинена в воровстве и по настоянию Филиппа арестована за свое деяние.

Кто знает, какие детские «объяснительные конструкции» возникали у будущего основателя психоанализа в возрасте до трех лет? Кто может поведать о его переживаниях, связанных с попытками мальчика прояснить для себя место, роль и значение фигур отца, матери, няни, сводного брата в его собственной жизни и подоплеку тех изменений, которые происходили в семье?

Можно выдвигать различные предположения об истинных отношениях между всеми этими фигурами в семье Фрейда.

Можно, например, предположить, что между матерью Фрейда и Филиппом сложились такие отношения, которые вызывали ревность у Якоба Фрейда, и это явилось одной из причин (наряду с другими) их разъезда, когда семья Фрейда переехала сначала в Лейпциг, потом в Вену, а старшие дети Якоба отправились в Англию.

Возможно, что и настояние Филиппа на аресте няни было связано с тем, что она вызывала у него негативную реакцию в связи с непростыми отношениями с отцом и его молодой женой.

Но все это из области домыслов, догадок, предположений, не имеющих принципиального значения для понимания Фрейда как человека и основателя психоанализа.

Более важно и существенно другое. А именно то, что, как показывает осуществленный взрослым Фрейдом анализ сновидений, в которых присутствуют образы няни, отца, матери и Филиппа, детские вопрошания и переживания по поводу столь сложных для понимания ребенка семейных отношений оставили свой след в его душе. Материал, содержащийся в написанной и опубликованной им работе «Толкование сновидений», является наглядным тому подтверждением.

Известно, что Амалия Натансон безумно любила своего первенца, которому уже при рождении пророчили великое будущее. Много лет спустя он отмечал, что когда являешься любимым ребенком своей матери, то на всю жизнь сохраняешь победное чувство и уверенность в успехе.

Но, кто знает, какие переживания он мог испытывать в первые годы жизни, когда ему приходилось делить любовь между матерью и няней? Какие наивные вопросы возникали у него, когда он ставил няню и отца в один ряд? Какую испытывал потребность в объяснении со стороны матери или Филиппа по поводу исчезновения няни, которую любил?

Достаточно прочитать изложенные Фрейдом в зрелом возрасте воспоминания, относящиеся к раннему детству и касающиеся эпизода с сундуком, в который Филипп якобы спрятал няню, чтобы убедиться в том, какие глубокие переживания могли охватывать будущего основателя психоанализа. Фрейд вспомнил детали этого эпизода, вызвавшие у него в далеком детстве тревогу и плач, а его анализ этих деталей вскрыл глубокие переживания, связанные с попытками ребенка ответить на вопросы, являющиеся весьма щекотливыми даже для взрослого человека.

Как сам он подчеркивал в работе «Детское воспоминание из “Поэзии и правды”»(1917), посвященной разбору воспоминаний Гете, «удержавшееся в памяти и есть самое значительное в жизни, либо уже в период младенчества, либо под влиянием более поздних переживаний».

Вряд ли может быть случайным, например, то обстоятельство, что через несколько десятилетий Фрейд уделил особое внимание теме двух матерей. Это нашло свое отражение в его работе о Леонардо да Винчи, где основатель психоанализа отметил факт наличия в детстве у великого художника и ученого двух матерей – родной матери, которой он лишился в раннем возрасте, и юной мачехи, жены отца. Отсюда Фрейд сделал вывод, что в загадочной улыбке Джоконды, как и в других женских портретах Леонардо да Винчи, соединены воедино воспоминания художника о двух матерях.

Фрейд не углублялся в распутывание клубка семейных отношений, детское восприятие которых оказалось столь сильно и глубоко вытесненным, что потребовался тщательный самоанализ, прежде чем он смог кое-что вспомнить из своего раннего детства. Хотя в процессе своей теоретической деятельности и клинической практики он стремился к выявлению правды, раскрытию истины, тем не менее для него самого семейные тайны нередко становились камнем преткновения на пути самопознания.

Во всяком случае, смутно догадываясь о чем-то, он все же не смог (возможно, не захотел) преодолеть до конца сопротивление, не позволившее ему оказаться по ту сторону суждения (осуждения) будущих исследователей, способных воспользоваться биографической истиной в целях дискредитации его самого и созданного им психоанализа. Как бы там ни было, но некоторые семейные тайны действительно оказались для Фрейда, что называется, за семью печатями.

Абсурдное сновидение

В работе «Толкование сновидений» Фрейд воспроизвел ряд своих сновидений, которые представлялись ему интересными и значимыми в плане понимания работы бессознательного. Одно из них, названное им абсурдным, включало в себя сюжеты жизни об умершем отце:

«Я получаю извещение от общинного совета моего родного города с требованием внести плату за содержание в госпитале в 1851 году. Я смеюсь над этим, так как, во-первых, в 1851 году меня не было еще на свете, во-вторых же, мой отец, к которому это могло относиться, уже умер. Однако я иду в соседнюю комнату, где он лежит в постели, и рассказываю ему это. К моему изумлению, он припоминает, что в 1851 году он был сильно пьян и его куда-то отвезли. Это было, когда он работал для Т. “Так ты, значит, и пил? – спрашиваю я. – И вскоре после этого женился?” Я высчитываю, что я родился в 1856 году; это представляется мне непосредственно следующим друг за другом».

Разбору этого сновидения Фрейд посвящает несколько страниц, разделенных между собой изложением и обсуждением других приснившихся ему абсурдных сновидений.

В тексте самого сновидения обращают на себя внимание несколько деталей. Упоминание о родном городе, в котором Фрейд родился. Женитьба его отца в интервале между 1851 и 1856 годами. Сарказм и ирония по отношению к отцу («Так ты, значит, пил?»), соседствующая рядом с осуждением и неодобрением его поведения («И вскоре после этого женился?»).

В контексте интерпретации этого сновидения Фрейдом содержатся не менее важные, чем в самом сновидении, пассажи и размышления основателя психоанализа, которые в плане понимания как работы бессознательного, так и его переживаний представляют несомненный интерес.

«Конфликт ощущений, который в случаях разногласий между сыном и отцом вызывается ролью и прежними заслугами отца».

«Всякой цензуре присуще то, что о запретных вещах можно скорее говорить неправду, нежели правду».

«Отец женился в 1851 году; я, старший, родился в 1856 году. Это верно» (умозаключение желания).

«Разница в 4–5 лет не имеет никакого значения» (мысли, скрывающиеся за сновидением).

«На сновидение не возлагается труда самостоятельного творчества; оно может и должно использовать с этой целью материал из мыслей».

Не слишком ли много совпадений с местом и временем действия, которые могли иметь место в реальности и которые нашли свое отражение в сновидении Фрейда более 40 лет спустя?

Не свидетельствует ли данное сновидение о том, что в детстве Фрейду пришлось столкнуться с одной из семейных тайн, которая вызвала у него в то время неудовлетворенное вопрошание и глубокое переживание, а в период возникновения психоанализа – тревожащие воспоминания и нежелательные умозаключения?

События, связанные с этой тайной, произошли до рождения основателя психоанализа. Но, судя по всему, они настолько затронули внутренний мир маленького Фрейда, что даже осуществленный им впоследствии самоанализ оказался бессильным перед вытесненными и подавленными в детстве переживаниями.

Считалось, что его отец Якоб Фрейд был дважды женат – сперва на Салли Каннер, а затем на Амалии Натансон, давшей жизнь основателю психоанализа. Эта точка зрения опиралась, прежде всего, на высказывания самого Фрейда, который в работе «Психопатология обыденной жизни» писал:

«Наш отец женился впоследствии вторично и был, таким образом, намного старше своих детей от второго брака».

Поэтому нет ничего удивительного в том, что официальный биограф Фрейда Э. Джонс в своем трехтомном труде придерживался именно этого взгляда.

В конце 1960-х годов Р. Гикльхорн опубликовала в одном из медицинских журналов статью о результатах исследования фрайбергского периода семьи Фрейда, в которой сообщила о том, что на самом деле Якоб Фрейд был женат трижды. Опираясь на это исследование, авторы биографических трудов о Фрейде, включая Р. Кларка, Р. Дадуна и других, неизменно упоминают о таинственной Ребекке, как второй жене Якоба Фрейда.

О второй жене Якоба Фрейда имеются скудные данные. Известно лишь, что примерно в 1852 году она появилась во Фрайберге вместе с его двумя сыновьями от первого брака. В то время ей было 32 года.

Откуда она родом, где и как познакомилась с Якобом Фрейдом, в каком году стала его женой, какие отношения были между ней и уже взрослыми сыновьями Якоба, как и при каких обстоятельствах она исчезла из его жизни, дав возможность ему жениться в третий раз на Амалии Натансон, – все это остается неизвестным.

Ни в одной из работ Фрейда нет упоминаний о второй жене отца. Правда, в его эпистолярном наследии упоминается имя Ребекки, как это имело место в его письме к берлинскому врачу В. Флиссу, датированному 21 сентябрем 1897 года. Да и то в этом письме речь идет не о жене его отца, а о еврейской шутке, в которой используется имя Ребекки. Приводимая Фрейдом цитата звучит следующим образом:

«Ребекка, сними свое платье, ты больше не невеста».

Казалось бы, что особенного в том, что в контексте шутки Фрейд упоминает имя Ребекки. Известно, что он любил еврейские анекдоты, шутки, каламбуры и неоднократно использовал их в своих работах. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в письме к Флиссу фигурирует распространенное еврейское имя.

Вместе с тем обращает на себя внимание то обстоятельство, что в упомянутом выше письме к Флиссу Фрейд делится с ним своими сомнениями по поводу ранее выдвинутой им теории неврозов. Излагая свою точку зрения на сексуальные фантазии детей по отношению к родителям, уходящую своими корнями в детство этиологию неврозов и безуспешность собственных попыток в понимании подавления, он пишет о возможности восприятия ребенком отца как «совратителя». При этом Фрейд подчеркивает, что его собственный отец не составляет исключения в этом отношении.

Является ли случайным упоминание Фрейдом в одном письме отца и имени Ребекки? Почему из коллекции еврейских шуток он выбрал именно ту, в которой содержится имя второй жены его отца?

Фрейд неоднократно подчеркивал, что в психике нет ничего случайного. Конкретизируя это теоретическое положение и закладывая основы психоанализа, он исходил из того, что случайные на первый взгляд действия могут быть сведены к активизации подавленного психического материала, который, будучи вытесненным из сознания, не лишен способности тем или иным образом проявлять себя.

В 1897 году Фрейд активно занимался самоанализом. Смерть отца, последовавшая годом раньше, явилась неким рубежом, преступив который он устремился навстречу новым представлениям о бессознательном, неврозах и сексуальных истоках их возникновения.

Вполне вероятно, что именно в то время ранее вытесненные из его сознания детские воспоминания и переживания активизировались. Во всяком случае они могли проявить себя таким образом, что вызвали ассоциативную связь между отцом и именем Ребекки, и, не осознавая того, в очередном письме Флиссу Фрейд процитировал еврейскую шутку, которая с учетом выше изложенных соображений выглядит более чем двусмысленной.

В данном случае ее двусмысленность заключается в следующем.

С одной стороны, после смерти своего отца Фрейд мог вновь, как и в детстве, ощутить проявление нежных чувств к нему и простить (оправдать) слабости (второй брак), свойственные ему.

С другой стороны, он мог выразить критическое отношение к нему в связи с тем, что, уйдя из жизни, отец так и не поведал об одной из семейных тайн, унеся ее с собой в могилу.

Двойственность переживаний Фрейда, вызвавшая, видимо, воспоминания о его амбивалентном отношении к отцу в детстве, инициировала такую работу бессознательного, в результате которой в письме к Флиссу появилась соответствующая цитата. За ней могло скрываться иное содержание: «Ребекка, не обременяй память, ты больше не жена отцу, которого уже нет в живых».

К сожалению, о Ребекке известно не более, чем о первой жене Якоба Фрейда.

Нет достоверных источников ни о ее жизни, ни о ее смерти. Историки науки не располагают данными о том, умерла ли она до того, как Якоб Фрейд женился в третий раз на Амалии Натансон, переехала ли в другой город после разрыва с Якобом или продолжала жить во Фрайберге после рождения Сигизмунда.