Превратности любви. Психоаналитические истории

С этими словами, сделав небольшой реверанс в сторону гостей, Вайсман вышел на кухню. Не успели его коллеги перекинуться парой фраз, как он вновь появился в гостиной с огромным блюдом, на котором красовалась утка с яблоками.

Поджаристая коричневато-золотистая кожица запеченной утки не могла не привлечь к себе внимание гостей. Приятный, пропитанный какими-то пряностями запах пробуждал аппетит. Но лишь Киреев, будучи холостяком и в силу этого лишенным постоянной женской заботы, не скрывая того, проглотил слюну. Остальные гости, соблюдая правила приличия, держали себя достаточно сдержанно, особенно профессор Лившиц, жена которого обладала прекрасными кулинарными способностями и потчевала своего мужа различной вкуснятиной.

– Прошу всех к столу, – жизнерадостно провозгласил Вайсман.

Он поставил большое блюдо с уткой в центр круглого, накрытого праздничной скатертью и уставленного разнообразными закусками стола. Потом рассадил вокруг него своих гостей, для чего пришлось принести еще один стул из рабочего кабинета, так как не предполагалось, что в гостях будут пять человек.

Как радушный хозяин дома, Вайсман торжественно разрезал запеченную утку на несколько кусков и предложил начать рождественскую трапезу.

Наполнив всем бокалы шампанским, он предоставил первое слово профессору Лившицу, который, поблагодарив за приглашение в столь гостеприимный, как он выразился, дом, предложил выпить за отсутствующих, но прекрасных дам и прежде всего за хозяйку, создавшую в этом доме уют и, несомненно, приложившую значительные усилия для того, чтобы мужчины могли ощутить комфорт даже в ее отсутствие.

Все поддержали профессора, отдавая дань признательности жене Вайсмана, и стоя выпили за хозяйку дома. Отделываясь шутками по поводу своего благополучного семейного положения, Вайсман следил за тем, чтобы тарелки гостей не были пустыми, ненавязчиво предлагал им различные закуски и, заметив у кого-нибудь пустой бокал, старался незаметно пополнять его. Он был достаточно прост в общении со своими коллегами и предельно почтителен по отношению к профессору.

Благодаря его тонкому дипломатическому искусству поддержания непринужденной обстановки за рождественским столом все гости чувствовали себя действительно как дома.

– Черт возьми! До чего же хорошо находиться в семейном доме, – пробормотал размягченный от еды и выпитого коньяка Киреев.

– А ты, Валера, женись, и у тебя будет дом полная чаша, – стал подначивать своего коллегу Разумовский, который прекрасно знал, что тот является заядлым, принципиальным холостяком.

– Э, нет, не нашлось еще такой бабенки, которая смогла бы охомутать меня. Знаю я эту паскудную породу. Всем им надо лишь одно – деньги и побрякушки.

– Ну и что? – не то чтобы возразил, но не поддержал Киреева Вайсман. – Да, многие из них любят деньги и дорогие украшения. И пусть! На то они и женщины, прекрасный пол. Зато если жена хорошая хозяйка и понимающая супруга, то она создаст такой комфорт, что можно спокойно заниматься своими делами и ни о чем не беспокоиться.

– А что такое понимающая супруга? – осторожно спросил молодой психоаналитик.

– Понимающая супруга? Это… Впрочем, извините меня, вы женаты? – обратился Вайсман к молодому человеку.

– Пока нет, хотя подумываю и считаю, что в принципе у психоаналитика должен быть надежный тыл в лице верной жены.

– Чего, чего? – презрительно воскликнул Киреев. – Надежный тыл, верная жена. Это все только в принципе, а на деле все бабы вертихвостки. Прошу прощения, уважаемый профессор, но это не относится к вашей жене, которая является приятным исключением.

Профессор Лившиц ничего не ответил и лишь покачал головой в знак несогласия с подобной общей оценкой женщин, хотя ему было приятно слышать от такого противника семейной жизни, как Киреев, что его жена составляет исключение.

Он слышал от своих коллег, что в молодые годы Киреев был что называется по уши влюблен в одну девушку. Та вроде бы тоже отвечала ему взаимностью. Однако девушка предпочла ему, в то время бедному студенту, какого-то состоятельного пожилого мужчину, то ли директора комбината, то ли партийного функционера. С тех пор Киреев стал ярым противником каких-либо семейных отношений, считая женщин, как он сам неоднократно заявлял, продажными потаскухами.

Так ли это было на самом деле или нет, профессор Лившиц точно не знал, да и не стремился к подобному знанию. Однако после однажды услышанной от кого-то истории о несчастной любви Киреева он стал относиться к нему более терпимо, чем ранее, и не реагировал слишком уж резко ни на его язвительные высказывания в адрес женщин, ни на его подчас экстравагантное поведение, ни на его колкости, связанные с дискуссиями по поводу эффективности психоаналитической терапии и профессионального статуса психоаналитиков.

– Нет, лучше уж общаться у себя дома со своим вторым Я, чем выслушивать требования и капризы несносных баб, патологически мечтающих о замужестве, – продолжал Киреев.

– Постой, Валера, ведь ты только что признал, как хорошо находиться в семейном доме, наслаждаться коньяком и жареной уткой, – прервал монолог Киреева Разумовский.

– Не передергивай, Вадим. Я сказал, что хорошо быть в семейном доме, имея в виду гостеприимный дом, в который можно прийти с друзьями и насладиться всем тем, чем мы сейчас наслаждаемся. Но я не говорил, что ради жареной утки готов впустить какую-то женщину в свой холостяцкий дом. Мне это совсем ни к чему, тем более что в данный момент я имею возможность отведать это вкусное блюдо, за что, Аркаша, тебе особое спасибо.

– На здоровье, дорогой! Кушай, не стесняйся! – с нарочито грузинским акцентом произнес Вайсман.

– Но давай вернемся, извини за каламбур, к нашим баранам. Молодой коллега спросил, что значит понимающая жена. И я хочу ответить ему.

Мне думается, что понимающая жена – это та, которая прощает некоторые вполне допустимые шалости мужа и, несмотря на ревность и обиду, остается верной супругой и хранителем семейного очага.

Сделав небольшую паузу и выразительно посмотрев в глаза молодого психоаналитика, Вайсман спросил его:

– Надеюсь, я понятно выразился?

Молодой психоаналитик не успел ничего ответить, как подал голос Разумовский:

– Аркаша! Не пудри мозги молодежи! Оставь свою философию при себе! Молодой человек серьезно относится к предстоящему браку, и нечего его смущать.

– Кто смущает его, Вадим? Я ведь говорю о прозе жизни. Кстати, для человека еще не женатого, но собирающегося создавать семью, полезно будет послушать старый, как говорится, с бородой, но, надеюсь, не менее актуальный и сегодня анекдот про еврея, который никак не мог принять окончательного решения относительно женитьбы:

«Жениться мне или нет, как ты думаешь, Иосиф, – попросил совета Абрам. «Конечно, женись, рядом будет любимая женщина», – посоветовал тот. «Любимая женщина – это хорошо, но вдруг она будет неверной мне», – рассуждает Абрам. «Ну, так не женись», – говорит Иосиф. «С любимой женщиной хорошо, она и обед сварит и постирает», – размышляет Абрам. «Тогда женись», – говорит Иосиф. «Женишься, дети пойдут, а их надо кормить», – возражает Абрам. «Тогда не женись», – говорит Иосиф. «Не будет детей, тогда в старости никто стакан воды не подаст», – горестно отвечает Абрам».

Коллеги не раз слышали этот анекдот от Вайсмана, но он с таким неподражаемым еврейским акцентом рассказывал его, что они не могли не засмеяться. Поскольку анекдот адресовался молодому психоаналитику, то он тоже поддался общему веселью, хотя и довольно сдержанно, поскольку, судя по всему, ему было не так уж и смешно.

Вайсман же, довольный смехом коллег, продолжал:

– Так вот я и говорю, что понимающая жена всегда простит, назовем все своими именами, измену мужа. Простит и стерпит ради сохранения семьи.

– А что? В этом что-то есть, – подхватил высказанное соображение Разумовский. – В отличие от женщины мужчина по своей природе полигамен. Так что ему сам бог разрешает иметь кроме жены и наряду с ней других сексуальных партнеров.

– Иметь или не иметь? Вот в чем вопрос, – перефразировал Шекспира Киреев. – По мне, так лучше иметь их всех вместе взятых вместо того, чтобы иметь какую-либо одну бабенку в качестве жены. Как говорится, лучше оставаться пусть голодным, но свободным, чем быть сытым, но связанным по рукам и ногам. Или, прошу извинить меня, уважаемый профессор, за молодежный сленг, лучше трахать других, чем быть рогоносцем самому.

– Не так ли, коллега? – обратился он с вопросом к молодому психоаналитику.

Тот не сразу ответил, не решаясь высказать свое мнение по этому вопросу в присутствии профессора Лившица.

Да и что он мог сказать старшим коллегам, когда в отличие от многих своих сверстников, свободно вступающих в любые сексуальные отношения с любыми партнерами мужского и женского пола и имеющих жен и детей, у него самого не было стабильной сексуальной жизни.

Его собственный сексуальный опыт ограничивался довольно непродолжительными близкими отношениями с двумя зрелыми женщинами, и с ними, кроме элементарной сексуальной разрядки, он не чувствовал ничего такого, что могло бы захватить его с головой.

В его представлениях о высокой любви, чувственность должна органически сочетаться с нежностью к тому единственному человеку, оргазм с которым был бы величайшим наслаждением на земле. А этого-то как раз и не было в его отношениях с замужними женщинами, которым, судя по всему, он доставлял сексуальное наслаждение, но сам не испытывал того, что ему представлялось верхом блаженства. Поэтому, не говоря о том, имеет ли смысл трахаться без настоящей любви, молодой психоаналитик предпринял попытку перевести разговор на другую тему.

– Существует ли какое-либо психоаналитическое, а не расхожее объяснение тому, почему мужчина полигамен, а женщина моногамна? – задал он вопрос своим старшим коллегам, не адресуясь лично к кому-то из них.

Киреев, будучи женоненавистником, но отнюдь не аскетом, без всяких раздумий обронил:

– Какие тут нужны психоаналитические объяснения, которые по большей части являются интеллектуальной туфтой! Запад есть Запад. Восток есть Восток. То же самое и в отношении мужчин и женщин. Первые полигамны, вторые моногамны. Человеческую природу не переделаешь. Так было во все века, и страдающие комплексом кастрации феминистки явное тому подтверждение. Ведь их активная, направленная против доминирования мужчин деятельность является не чем иным как рационализацией сексуально озабоченных женщин, не желающих признаться в том, что их гложет извечная зависть к пенису.

– Так-то оно так, – задумчиво произнес Разумовский. – Только современные женщины оказываются не менее полигамными, чем мужчины. Во всяком случае в отличие от дам предшествующих столетий они не только вызывающе сексуально активны, но и не скрывают своих похождений.

Это раньше говорили, что некоторые мужчины меняют женщин как перчатки. Сегодня данное изречение подходит, скорее, к женщинам, которые нередко меняют мужчин, действительно, как перчатки.

Быть может, именно инфантильная зависть к пенису во взрослом возрасте все чаще толкает их к поиску разнообразных пенисов. Отсюда и их полигамность, которая, судя по всему, отнюдь не меньше, чем полигамность мужчин. Во всяком случае, в этом отношении женщины несомненно добились равенства с мужчинами.

На эту тираду Разумовского Вайсман с присущей ему обворожительной улыбкой, мягко заметил:

– Друзья! Я думаю, что полигамность полигамности рознь. Мужчина может позволить себе не только легкий флирт со многими женщинами, но и длительные сексуальные отношения с некоторыми из них. А вот женщине, особенно если она замужем, не пристало ходить по мужикам. Лучше пусть ублажает своего мужа, являясь для него не только матерью их детей или хозяйкой, доставляющей удовольствие от добротной и вкусно приготовленной пищи, но и настоящей любовницей, владеющей всеми приемами эротического искусства. И пусть жена испытывает зависть к пенису именно своего мужчины, а не гоняется за чужими пенисами в поисках чего-то сверхъестественного! Так что полигамность мужчины должна дополняться такой полигамностью женщины, которая включает в себя не другие пенисы, а разнообразные позы собственного тела, где один и тот же пенис сможет доставить ей многократное удовлетворение, для чего ей следует холить и лелеять божественные причиндалы мужа как непреходящую и наивысшую ценность их семейной жизни.

Профессор Лившиц внимательно, как казалось, слушал своих коллег. На самом же деле его забавлял этот психоаналитический треп, который, по его разумению, не имел никакого отношения к существу дела.