Воительница Ольга. Книга вторая

Развязанные пленники, быстро заседлав лошадей, выгнали кибитки на тракт и были таковы. В отдалении от обоза, их бдительно сопровождал Лука.

Вдруг, в их похмельные головы взбредет мысль, вернуться и поквитаться с хозяевами постоялого двора. А как сделать, чтобы такая мысль их не посетила – Ольга ему подсказала.

Через три часа, когда Ольга уже собиралась покинуть ночное пристанище, Лука вернулся. По его улыбке, можно было понять, что незадачливые купцы, навсегда забыли дорогу по тракту. Причем, в обе стороны.

Постоялые дворы на трактах, буквально на всех, ставили таким образом, чтобы соответствовать дневному пути купеческого обоза. Переночевали на одном, день неспешного пути – вот он следующий, готовый их накормить и обогреть.

Ольга была без обоза, под ней был Бутон, поэтому выехав от Крупа почти в полдень, к ночи добралась до следующего. Ворота были закрыты намертво. Попытки достучаться, долгое время были безрезультатными. Наконец на подворье появилась пожилая женщина. Не говоря ни слова, молча открыла ворота. Подслеповато щурясь, оглядела гостью. Взор задержался на мече, пристегнутому к широкому, кожаному поясу:

– Заезжай! Место для ночлега есть. Хозяин неожиданно захворал, но голодной спать не ляжешь. Есть сегодняшний заяц и вчерашняя тушеная капуста. Есть немного меда. Других разносолов, не обещаю. Но это только для тебя. Ватагу твою – не прокормлю. За постой – платить не надо. – Голос был тусклым, усталым. Казалось, что она готовы к любым пакостям, которые могут произойти в жизни.

Под присмотром женщины, завела Бутона в пустую конюшню. Откуда – то появился отрок лет десяти, с полным ведром овса и щеткой для лошади. Внук, наверное.

Ольга сама расседлала коня и засыпала овес. Парнишка уже работал щеткой. Сняла лук с колчаном и вышла на подворье:

– Хозяйкой будете? Как звать – величать вас? – Женщина ждала её, стоя в тени стожка с сеном:– Раньше Стояной кликали, а сейчас просто бабкой зовут. А для хозяйки – стара я! Сын мой здесь правит, да вот, неожиданно, занемог! Приходится мне, заместо него, за хозяйством присматривать! Внучок и внучка помогают. Молодая хозяйка, зиму назад, на небеса переселилась, вот мы втроем и перебиваемся, пока их папка болеет! – Видно было, что ей охота поговорить:

– А что, сильно его побили? – Старуху, как кнутом ожгли. Даже в сумерках было заметно, как засверкали её очи:

– Сомнения загрызли, что до смерти его не довели? Это понятно! А вдруг он кому пожалуется на разбой и непотребство? И тебя, довести дело до конца, прислали? Вон, даже меч свой, тебе вожак для этого навесил! Руби, чего уж там! Только не его одного, а всех! Я малых, в одиночку, не подниму! – Смахнула плат с головы. Простоволосая, с редкими седыми волосами, упала перед Ольгой на колени и протянула к ней сухие, старческие руки. Воительница на миг опешила, а затем кинулась к ней и подняла, почти невесомое тело, с колен:

– Ты что, баба Стояна! Окстись! Ты что, во мне душегуба узрела? – Обняла за трясущиеся худенькие плечи, прижала к груди. Старая женщина забилась в сухих рыданиях. Из – за стожка, с вилами в руках, вышел давешний отрок. За его спиной, со сковородой в деснице, испуганно пряталась девчушка лет семи, в длинной, до пят рубахе. Деревянные вилы, против меча, конечно не оружие, но малого защитника это не смущало. Да и закопченная сковорода, в руке отроковицы, не дрожала.

Успокоить плачущую старушку, оказалось делом сложным. Ольга обращалась к ней на «ты», как когда то к бабе Домне. Говорила ей тихим голосом, убеждала в отсутствии черных помыслов.

Наконец, дрожание плеч пошло на убыль, а там и вовсе успокоилось, но она продолжала шептать ей на ухо:

– А меч вожака, который ты признала, достался мне в честном кулачном бою. Побила я всю ватагу и оружие отобрала. Этот меч, больше всех мне приглянулся. Свой то, я в бою потеряла, когда без памяти валялась. – Баба Стояна отстранилась и с недоверием глянула ей в лицо:

– Пошто лгешь старому человеку? Как такое может быть, что девка, одна, десятерых бугаев одолела? В такое поверить – не можно!

– А ты поверь! На свете – всякое случается! Учили меня бою рукопашному, хорошие учителя, а я ученицей была прилежной. Вот в жизни их наука и пригодилась! Ты вот лучше сведи меня к своему сыну. Посмотрю я на его раны. В лекарстве, я немного разумею. Может чем и помогу!

– Да никто ему уже помочь не сможет. Не жилец он. Огневка его доедает. Дня два – три ему осталось жить на этом свете. А может и меньше. В сознание не приходит вторые сутки.

Когда он у пьяной ватаги оплату спросил – они его, всем скопом, бить взялись. Все нутро отбили и ногу, повыше коленки, сломали. А с виду – не узришь. Нога, как нога.

Я, в это время, с внуками по грибы ходила. Пришли, а ватага с кибитками, уже на тракт выехала, от подворья на пол – версты. Он поначалу, был без памяти, а когда пришел в себя – все поведал. И как они платить отказывались, и как по подворью, ногами, катали его вдесятером!

Обглядела я сыночка всего. Голова в крови, на чреве живого места нету, зубы по крыльцу рассыпаны. Поначалу подумалось – ничего страшного. Отлежится две – три луны и на ноги встанет! Ан нет! К ночи нога почернела, и жар у него начался. Видно кость под мясом разошлась и кровь пустила. Я к ней дощечки туго подвязала, да поздно было. Огневка, уже гнездо себе в ноге уготовила. Скоро простимся с ним.

И мне, чую, скоро за облака отправляться. Сирот жалко, пропадут ведь! – Из её горла вырвался булькающий звук. В голос заплакала отроковица. Внук – крепился. У Ольги, от злости, сжались кулаки, ногти впились в ладони.

Встретилась бы она сейчас с купцами! Никого не пощадила! Как она обмишурилась! Посчитала ватагу обыкновенными пьяницами, а это были звери в человеческом обличье!

Сына бабы Стояны, она все – таки осмотрела. Он был без сознания. Жар больного тела, чувствовался в шаге от лежанки и окрашивал лицо горемыки в бронзовый цвет. Правая нога вдвое толще левой. Черная кожа на ней, натянута, как надутый, свиной мочевой пузырь, которым так любят играть дети. И нестерпимый запах гнилой плоти, который, казалось, проникал через кожу. Точно. Не жилец.

Стояна была права: не более двух дней осталось ему радоваться белому свету.

Горницу Ольге отвели в пристройке возле поварни. Застеленный медвежьей шкурой топчан и занавеска от комаров над маленьким окошечком. Вместо стола – широкая скамья. Толстые, домотканые половички, на обмазанном глиной полу. Чисто и даже уютно. От еды она отказалась. Опять подташнивало. Шишак на затылке, напоминал о том, что праща, в умелых руках – страшное оружие. Съела кислое яблоко и легла на топчан. Не раздеваясь. Сон сморил мгновенно.

Утром, решение созрело полностью. В правильности его – воительница, ни на миг не сомневалась. На подворье встретила бабу Стояну, с красными от недосыпа очами. Она всю ночь просидела у пастели сына, подтверждая свое имя (Стояна – стойкая).

Проговорив приветствие, Ольга сразу перешла к делу:

– После погребения сына, отсюда – ни ногой! Собирайте все необходимое и вам нужное, для переезда и жизни на новом месте. Ждите! К вам приедут четыре крытых повозки. Грузитесь, и вас отвезут на земли моего рода: Береговых Ласточек. Это очень далеко. Больше семисот верст отсюда. Но, думаю, что за пол луны, доберетесь, а может быть и быстрее. Там у меня семья. Баба и отец. Городище, в котором они проживают – зовется Игреца, а место где оно стоит – Речные Ворота.

Хоромы у нас просторные, всем места хватит! Хозяйка, баба Домна, немногим тебя моложе будет. Общий язык с ней и отцом, быстро найдете. Отец – княжеский посадник. Человек в городище не последний.

Ну а я буду лично рада, что у меня появятся младшие брат и сестра. Семен и Настя. От себя и моих родственников, даю тебе, баба Стояна, слово: мы их никогда не обидим и сделаем все, чтобы крепко поставить на ноги.

Старая женщина, второй раз, со вчерашнего вечера, опустилась на колени.

5

Нынешнее утро на подворье Ивельской дружины, ничем не отличалось от ему подобных. Но это только казалось, на первый взгляд. Напряжение и тревога, так и витали в воздухе. Поспешное перемещение и напряженные лица воинов, говорили сами за себя. То здесь, то там возникали немногочисленные группки дружинников, снаряженных по— боевому. Они, перебросившись несколькими словами, рассыпались, чтобы объявиться в другом месте и в другом составе.

На конюшне, тревожно ржали лошади, как бы чувствуя настроение своих хозяев. Время от времени в ворота въезжали и выезжали посыльные в город и из города. Иногда, на подворье, заворачивали люди в мирской одежде, как в простой, так и в богатой. Торопясь, забегали в жилое помещение тысяцкого, и через малое время, покидали его. Привычной была только суета десятников.

В воеводском помещении, с окном, выходящим на площадь, временами было тесно от наплыва сотников, временами —пусто. Дубовый стол, за которым, в былые времена сиживали Ерофей, а после него – Ольга, третий день был вотчиной Демира. Теперь уже не сотника – старшины. Так на общем построении решила вся дружина. Тем более, что Ерофей, к которому, по первости, были засланы ходоки – серьезно занемог. Опухли колени, и ходил он, опираясь на дубовую клюку. Воевода, сейчас, он был никакой!

Докладывал сотник Волос:

– В ночь, выслал две десятки по обоим трактам. Пройдут с дозором два десятка верст и возвернутся назад. Есть опасения, что пока мы ходили в поход, любители легкой наживы, начали собираться в ватаги. Эти опасения, кое – где подтверждаются.

Мыслится мне, что дозоры надо посылать на большее удаление. Под носом, варнаки, могут и не безобразничать, а в отдалении, могут чинить разор. Воронье, всегда чувствует мертвечину и пир без опаски. Пока его не пугнешь, они будут клевать очи и каркать безнаказанно. – Демир потер переносицу:

– Согласен с тобой полностью. Не только на трактах ждем непотребства. В городе начали появляться лихие люди! Вчера, ночью, семью золотых дел мастера, Прокопия, начисто вырезали. Даже детей не пощадили! Лавку разграбили полностью!

А возле пристани, пришлось дополнительные караулы ставить. Купцы стараются, после заката, на улицах не появляться.

Ты знаешь, брат, не знаю, за что хвататься! И там тонко и здесь – тонко. Поэтому и рвется во всех местах. Понимаю, что не для моего ума овчинка, а что делать? Я ведь сотник дружины, а не городской голова. Его это дело! А он, сука, из города съехал. У него, по его словам, матушка, которая живет за двести верст, занедужила! А люди судачат, что она еще прошлой зимой представилась!

Эта крыса ждет, чемсход дружины и горожан кончится! Думаю, что после него, он на другой день объявится!

И мировой судья куда – то запропал, вместе со своим помощникам. Челядь глаголет, что на охоту с деверем подался в Рудные леса. Самое время выбрал, лосей гонять! А тяжбу купцов с пристанью кто будет рядить?

Понимаешь, брат, вторую ночь не сплю! Думы одолевают, боюсь головой подвинуться! Как правильно, в это смутное время поступить – никто не подскажет! А эта гадюка Княгиня, вместе с Калиной, закрылась в хоромах и никого видеть не хотят. И еще лазутчиков к нам засылают!

Скорее бы сход! Может после него что – ни будь прояснится! До него еще целых три часа, а я уже, как сопливый отрок перед первым сеновалом, места себе не нахожу.– Демир потряс кудлатой головой и ударил по столешнице дланью:

– Простите мне боги, мою хулу в сторону Великой Княгини! Это же надо, мать пресветлого князя Романа, гадюкой обозвал! Но с другой стороны, как мне её величать, после того, что она со своим ёб… ем натворила? Наших боевых побратимов, разоружить хотела! Воительницу грязными словами порочила! С нами говорить отказалась, ради прошлых, пастельных заслуг, ничем не приметного десятника. И это после того, что победой над врагом, мы, в большей мере, Найдене и Игрицкой дружине обязаны!

Все понимаю: она мать, и весть о том, что её сын и наш князь сгинул бесследно – затмила ей разум и затворила очи. Но ты ведь не просто мать, а еще и Великая Княгиня! И детей у тебя, кроме Романа, – целое княжество! Поэтому не моги разор своей вотчине чинить! Разберись, кто славы, а кто позора достоин! Как правительнице и полагается! Не время сейчас упадку предаваться и наушнику, который только о своем чреве заботится, внимать! – Демир, снова хлопнул дланью о столешницу. Сотник Волос запустил персты в свою дремучую бороду:

– Демир, а что мы будем делать после схода? Есть у нас какая задумка? Кто Ивелем, и всем княжеством править будет? Кто бляху воеводы наденет, кто его стяг поднимет? – Демир засопел так, что крылья носа, стали напоминать мехи кузнечного горна:

– Брат Волос! Не трави душу! Не ведаю я ответов на твои вопросы. Вся надежда, на то, что бояре да купцы нас умнее, и путь – дорогу подскажут! Одно знаю точно: мне стяг воеводы – не под силу поднять! И других дружинников под ним не зрю. Призвать Ерофея, по старой памяти?