Частное лицо

– Ну раз так, теперь твоя очередь доставить нам с Ватсоном удовольствие.

– Ладно, давайте ваши вопросы.

– Скажи, ты когда-нибудь видела талисман?

– Разумеется, каждый раз во время ритуала.

– Он тебе нравился?

– Если честно…

– Только честно и никак иначе.

– Тогда не очень.

– А почему?

– Не знаю, какой-то он… не такой.

– Не впечатляющий.

– Вот именно, не впечатляющий.

– Скажи, а его мог кто-нибудь украсть?

– Конечно мог, раз украли.

– А кто-нибудь выходил во время вашего бдения?

– Все выходили.

– Вот как?

– А вы думали, можно пробдеть всю ночь и ни разу не захотеть попить или в туалет?

– Тогда почему все уверяют, что никто не выходил?

– Потому что они – идиоты.

– Ты уверена.

– А вы разве нет?

– Хороший вопрос. Но я не могу разглашать ответ в интересах следствия.

– Понятно, – улыбнулась она.

– Нам тут вчера сказали, что Гроссмейстер перепутал слова.

– Чушь собачья.

– Да?

– Как он может перепутать слова, если вместо слов он несет откровенную пургу. Он только говорит, что это – латынь, тогда как на самом деле…

– Думаю, ты сама так делаешь на собраниях своего филиала. Угадал?

– Не скажу.

– У нас раньше на танцах так исполняли песни на «английском языке». Текстов никто не знал, поэтому плели все, что придет в голову, лишь бы было созвучно, – предался я воспоминаниям.

– Похоже, Ватсон, барышня слишком юна, чтобы помнить о том, что когда-то вместо диджеев на корчах играли местные ансамбли на дерьмовых инструментах.

– Как вы сказали? – заинтересовалась Катя.

– Извини, дорогая, но я дословно уже не повторю.

– Нет, как вы назвали свои допотопные дискотеки?

– Корчи.

– Корчи, – рассмеялась она. – Гламурненько.

– Видишь, Ватсон, теперь даже не говорят «клево» или «прикольно». Я чувствую себя динозавром брежнеозойской эры. Ладно, оставим лирику на потом. Скажи, Кать, а кем тебе приходится Гроссмейстер?

– Он – никем.

– А не он?

– А неон – это что-то из химии. Я уже и не помню. Еще вопросы есть?

– Отдыхай.

– Да нет, сейчас будут звать на завтрак. Вот смотрите: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один, ноль…

Когда она дошла до ноля, послышался удар гонга, прямо как в фильмах с Брюсом Ли.

– Класс! – отреагировал Клименок. – А перед обедом что, в гонг не бьют?

– Бьют, но вчера там что-то поломалось.

– Понятно, и спасибо за помощь следствию.

– Всегда пожалуйста.

Должен признаться, что как писатель я искренне завидую тем мастерам пера, которые могут развести листов на десять описание ветки сирени, или не менее подробно описывать натюрморт на столе, густо сдабривая его пустыми разговорами. Подобный талант легко позволяет раздувать даже сводку погоды до размера как минимум повести. К сожалению, таких способностей у меня нет. Возможно, это связано с тем, что, как читатель я терпеть не могу все эти толстовские дубы глазами князя Андрея, и стоит мне нарваться на более или менее длинное описание гостиной или тучек на небе, как я гарантированно пропускаю этот кусок. Если таких описаний становится слишком много, я попросту перехожу к другой книге. Поэтому, несмотря на желание это сделать, я не стану описывать ни деликатесы, которые нам посчастливилось съесть, ни светские беседы. Только то, что имеет отношение к делу.

Короче, завтрак уже подходил к концу, когда Анна Степановна, она же Шапокляк, она же Жрица Милосердия, постучав ножом по бокалу, как это делают на банкете, когда хотят произнести тост, заявила: