– И что?
– Все, что угодно.
– Это пройдет?
– Не знаю.
– Тогда, может, лучше ее не лечить, чем так?
– Все еще может быть хорошо.
– Ты подумай.
– Ладно. Ты мне вот что скажи, ты говорил, что готов оплатить стимулятор. Это так?
Он ответил что-то уклончивое, а потом добавил:
– Если надо, ставь самый лучший.
– Импортный стоит 5 штук баксов.
Мамуля, тем временем (ее перевели в терапию, и в палате постоянно толпились посетители), всем рассказывала, что Коля пообещал взять на себя расходы по предстоящей операции. Она говорила это не без гордости за себя и за своего сына. Я был настроен скептически, особенно после того, как он более трех лет отдавал деньги, которые взял на пару месяцев. По другим долгам он вообще отказался платить.
– Вот как заплатит, тогда и будешь говорить, – сказал я маме.
В областной больнице маму приняли хорошо. Операцию делал тот же врач, который ставил ей временный стимулятор: молодой, симпатичный парень. Сделал все на совесть. Хочу сказать, что ни у нас в больнице, ни там не было даже намека на деньги, естественно, кроме официальной оплаты за аппарат. Не надеясь на брата, я выбрал отечественный. Тогда мамино сердце работало еще само, и аппарат должен был его только страховать. Стоил он в районе штуки баксов. Конечно, я «сказал спасибо» всем, включая областных специалистов, но уже потом, при прощании. Наконец, ее выписали домой. Вечером позвонил брат.
– Как ты?
– С того света вернулась. Теперь уже хорошо, – ответила мама.
– Мы за тебя молились.
– Нам пришлось занимать деньги. Полторы тысячи долларов. Ты поможешь?
– Все будет, как надо.
На следующий день брат позвонил снова.
– Я узнавал, операция должна была быть бесплатной. Вас обманули. Они там все проходимцы и воры…
– Не надо, Коля, – поморщилась мама. – Не хочешь, не надо, я у тебя ничего не требую. Ты сам предложил…
Утром пришла Солнце.
– Не знаю, нужно мне говорить или нет… Звонил Колька.
– Чего ему? – насторожился я.
– Он представился, а потом сказал: нечего заставлять больную женщину выпрашивать деньги, и пусть твой Михайлов сам платит по своим счетам.
– Значит, я ему не мать, – заплакала мама.
– Да ну его на хуй! – решил я.
– Может, не надо было говорить… – Солнце чувствовала себя не в своей тарелке.
– Ты все правильно сделала.
Следующая напасть случилась через 7 лет. Я проснулся от какого-то грохота около 6 утра. Решив проверить, что это был за шум, я обнаружил маму лежащей на полу у себя в комнате. Ее лицо было удивленно-растерянным. Я помог ей подняться и сесть в кресло.
– Что случилось? – спросил я.
– Не знаю, – ответила она. – Я встала, как обычно, и…
Я измерил ей давление. Оно было повышенным, но не настолько, чтобы от него падать в обморок.
– Ты ничего себе не сломала, не отшибла? – спросил я.
– Нет… А что случилось?
– Не знаю. Я тебя нашел уже лежащей на полу.
– Правда? – удивилась мама. Она ничего не помнила. Мне пришлось раз шесть повторить свой рассказ, а потом мама выдала:
– Представляешь, я забыла, как идти на работу. Вот выхожу я из дома, а, что делать дальше…
От ее слов меня словно по голове чем-то тяжелым ударило. Успокоив более или менее маму, я позвонил Эмме Алексеевне, маминой медсестре. Объяснил все. На следующий день мама отправилась с ней в больницу. Маму положили в неврологию, в палату на 2 человека, сделали по блату какой-то укол… От этого укола она чуть не умерла, а заодно и приобрела аллергию на кучу лекарств, включая основные препараты от давления. И начался у нас сущий ад: ночью «скорые», днем припадки с падениями и потерей сознания… Во время приступов она на пару секунд теряла сознание. При этом ее лицо становилось жутким: Совершенно безумный взгляд, блуждающие глаза… Короче говоря, зрелище не для слабонервных. Несколько раз приступы случались на работе.
Однажды мама встала взять историю болезни, и с ней случился приступ. Эмма Алексеевна попыталась ее поддержать, в результате они упали обе. Лежат. Мама снизу, Эмма Алексеевна сверху. Встать не могут. Зашел больной. Тоже пожилой, под девяносто лет, человек.