Опадание листьев

– Привет, – сказала она, и от ее голоса мне стало приятно.

– Привет, – ответил я и оскалился в улыбке.

– Ты меня помнишь? Я Дива.

– Дива, – повторил я, пуская струйку слюны изо рта.

– Ничего. Скоро ты вспомнишь. Ты все-все вспомнишь. Я обещаю.

Вскоре со мной начали заниматься вспоминанием. Меня не больно стимулировали током, пичкали лекарствами, заставляли смотреть на какие-то мелькания… И я начал вспоминать. Сначала я вспомнил себя, свое имя, свою биографию. Пока что в общих чертах. Затем я вспомнил, кто такая Дива, а еще позже я вспомнил Грацию.

Параллельно с вспоминанием я обучался понимать и осознавать. Так, благодаря этому, я осознал, что нахожусь в закрытом медицинском центре – весьма живописном месте с прекрасным садом вокруг похожих на дачные домики корпусов. Только пост дежурной медсестры в смежной от моей спальни комнате и запрет выходить на улицу без разрешения несколько не вязались с дачной атмосферой.

Я осознал, что за болью, вспоминанием, физическими упражнениями, массажем и другими процедурами стоят сотрудники этого центра.

Думаю, мое сознание восстанавливалось достаточно быстро, потому, что когда Дива пришла навестить меня в следующий раз, я узнал ее без посторонней помощи.

– Привет, – сказал я, – шикарно выглядишь.

Она действительно выглядела даже очень в подчеркивающих красоту ее попки и ног джинсах, курточке и осенних сапожках на высоких каблуках.

Вместо ответа она расплакалась и бросилась мне на шею.

Мы мило поболтали с ней минут тридцать ни о чем, а когда я спросил про Грацию, она недовольно констатировала:

– Вижу, ее ты тоже вспомнил.

– Конечно, – ответил я. – Как она?

– Не знаю. После того, как ты отправился туда, она исчезла.

Эти слова заставили меня тяжело вздохнуть: «туда» все еще было для меня пустым звуком. Поняв, что творится у меня на душе, Дива сказала:

– Ничего. Спецы говорят, ты идешь на поправку в бешеном темпе. Так что скоро ты будешь совершенно здоров.

– Не буду, – ответил я, – и ты это прекрасно знаешь.

– Откуда ты знаешь? – удивилась она.

– Все оттуда.

Дива внимательно посмотрела мне в глаза, а потом, потупившись, сообщила:

– Ты навсегда останешься нестабильным.

– Это означает, что у меня в любой момент может начаться рецидив, – договорил за нее я.

Теперь она тяжело вздохнула.

– Я сам на это нарвался, – как-то виновато сказал я.

– Грация была права: я действительно всячески пыталась тебя в это втянуть, – призналась Дива.

– Только не говори, что ты об этом жалеешь.

– А если я на самом деле жалею?

– Зря. Не знаю зачем, но мне надо было через это пройти. И ты помогла мне со всем этим справиться. Ты и Грация.

От упоминания о Грации ее передернуло.

– Ладно, мне пора. Не грусти. И жди в гости, – сказала Дива, вставая со стула.

– С нетерпением, – ответил я.

На прощание она поцеловала меня в губы, и я вновь ощутил себя врагом-другом из того рассказа Шекли. Вот почему так всегда: либо ни одной нормальной бабы, либо сразу несколько, словно они, как рыбы, плавают по твоей судьбе косяками.

Оставшись один, я занялся любовью с остатком вкуса дивиной помады на губах и ароматом ее духов. Один, а потом еще один раз. После этого мне стало совсем грустно, и я лег на кровать. Я лежал, смотрел в потолок и предавался самому паскудному из возможных занятий: бесстыдно жалел себя. Упиваясь жалостью к себе, я заснул или, лучше сказать, провалился в одну из внутренних реальностей.

Я шел вдоль высоченной желтой стены. Над головой вовсю жарило солнце. Воздух был неподвижен. Все видимое пространство до горизонта занимала ровная гладь, поросшая сожженной солнцем травой. Было жарко, но жара меня не донимала, как не донимала и усталость от бесконечно долгой ходьбы вдоль стены. Я шел, как вечный жид, год за годом, километр за километром, без сна, без отдыха, без воды и пищи, без вопросов, без понимания, куда и зачем иду. Я просто шел под неподвижно висящим над головой солнцем вдоль бесконечно длинной желтой стены по бесконечной поросшей сухой травой глади. И когда я уже решил, что так будет всегда, в стене появилось огромное, размером с приличную витрину окно. За ним меня ждала тварь, из-за которой я чуть не умер. Она была абсолютно черной, словно сотканной из самой тьмы, и ее напоминающие человеческие контуры были размыты. Увидев меня, тварь злобно оскалила свою тьму-пасть и бросилась на меня, намереваясь покончить со мной раз и навсегда, но разделяющее нас пространство оказалось для нее непреодолимой преградой.

Когда тварь бросилась на меня, во мне что-то оборвалось, и я вспомнил.

– Мы еще встретимся, – прошипела тварь, и я проснулся.

Я действительно вспомнил, и то, что я вспомнил, заставило меня позвать дежурную медсестру.

– У меня есть информация для Дивы, – сообщил ей я. – Это срочно. Очень срочно.

Не знаю, проинструктировали ее так, или она все прочла по моей физиономии, но она пулей вылетела из палаты и буквально через минуту вернулась с телефоном.

– Привет, – сказал я Диве, – жить хочешь? Если да, то отправь прямо сейчас группу захвата по адресу (я назвал адрес явочного дома), и пусть они на всякий случай вырубают всех, прежде чем те попытаются заговорить, а сама срочно ищи Грацию, и дуйте вдвоем ко мне.

– Думаешь, мы там не побывали?

– Так побывайте еще раз! – разозлился я.

– Что, настолько серьезно? – наконец-то догадалась она.

– Возможно, еще серьезней, – ответил я.

Только увидев Грацию, я понял, как мне ее не хватало. Она бросилась мне на шею, и мы просто стояли, прижавшись друг к другу. Мы словно переливались друг в друга, сливались в единое целое, и только когда этот процесс завершился, мы крепко и с удовольствием поцеловались. Потом Грация прошептала мне на ухо:

– Какой же ты все-таки гад.

– Ты еще не представляешь, насколько, – ответил я ей.

Больше всего мне хотелось тогда забраться с Грацией прямиком в постельку, и там, забыв обо всем, забыться на целую вечность, утонув в любви, но сначала надо было расставить все точки над «и». Поэтому я максимально нежно отстранился от нее и предложил дамам присесть. Грация тут же забралась на мою кровать, а Дива устроилась на стуле напротив. Затем я сел рядом с Грацией и начал свой рассказ: