Зеркало Пророка. Том 2

Роман показал пропуск.

– Первая дверь направо, – буркнул сторож и вернулся к газете.

На серой от грязи первой двери направо висела табличка: «Колесник. И П». Роман постучал.

– Да, – отозвалось задверье слегка визгливым мужским голосом.

Войдя, Роман очутился в относительно приличном кабинете. Потолок был побелен. Стены отштукатурены и оклеены обоями в цветочек. Вдоль противоположной от двери стены стояла стенка из шифоньера и шкафов с папками. На полу лежал все тот же линолеум, но здесь он, по крайней мере, не бугрился на каждом шагу. Посреди кабинета стоял письменный стол с телефоном. Перед столом примостились целых 3 стула со спинками.

Сам Колесник оказался презабавным типом. Маленький, толстый, почти без шеи. Мордочка круглая. Голова лысая. Один глаз смотрел в переносицу, второй беспорядочно рыскал по пространству. Говорил он, шепелявя и повизгивая. Когда Роман вошел, Колесник ел бутерброд с сыром и копченой колбасой. Своей очереди на столе ждала огромная чашка с жидким кофе.

– Кофе будешь? – спросил он, пригласив Романа сесть.

– Спасибо. Я недавно позавтракал.

– Настоящий. Растворимый. А не какая-нибудь бурда.

– Спасибо.

– Тогда заполняй. Он вынул из ящика и положил на стол несколько машинописных листков бумаги. Назывался этот труд «Анкета испытуемого номер…»

– А почему анкета испытуемого? – спросил Роман.

– Ты название нашей шарашки на двери видел?

– Ну да, только я не понял, что такое НИЦ.

– Научно исследовательский центр. А знаешь, почему наш центр назван «Лабиринтом?»

– Ну…

– А потому, что он и есть лабиринт. А мы в этом лабиринте крысы. Особенно ты.

– Почему?

– Потому что тебя сюда сдали, как в поликлинику, для опытов. О чем нас вчера предупредили по телефону.

– Но почему? – обиженно спросил Роман, которого совершенно не устраивала роль лабораторной крысы.

– По воле партии и народа. Но ты не расстраивайся. Вивисекцию мы не практикуем по причине отсутствия необходимого оборудования, – сказал Колесник и захрюкал от удовольствия.

– Заполнил? Красава! – обрадовался он, когда Роман протянул ему анкету. Он, не читая, отправил ее в ящик стола. – Теперь иди к Жабе… Жанне Петровне. Это в следующий кабинет.

Жанна Петровна оказалась редкостным страшилищем. Лет сорок. Высоченная, тощая, но мосластая. Жабьими у нее были только выпученные глаза, что подчеркивали очки с сильными линзами в дешевой оправе. Ее зубы были зубами кролика-людоеда, а уши, как у прямого потомка Чебурашки.

Не удивительно, что с такой внешностью Жаба Петровна (ее только так и называли за глаза) была совершенно далекой от мира сего, духовной женщиной.

Что же до кабинета, то он был практически таким же, как и у Колесника.

– То, что я вам сообщу, молодой человек, официально в нашей стране отрицается, однако, очень пристально изучается в секретных институтах вроде нашего, – сообщила заговорщическим тоном она. Затем прочла многочасовую лекцию о биоэнергетике, семеричном теле, чакрах, Рерихах, Блавацкой, Джуне, Мессинге и Тибете. Многое было интересно, но большую часть времени Роману пришлось сдерживаться, чтобы не рассмеяться ей в лицо.

– К практической части нашей работы мы перейдем завтра, – сообщила она, закончив ликбез к несказанной радости Романа.

Едва он вышел в коридор, из кабинета выскочил Колесник.

– Зайди ко мне, – попросил он. – Надо подписать подписку о неразглашении.

– Неразглашении чего? – спросил Роман.

– Неразглашении всего. Ты в секретном научно-исследовательском центре особого отдела КГБ, парень. А это, между прочим, не член собачий.

– А выглядит дырой.

– Ну так… Внешняя убогость – лучшая маскировка.

– Должен заметить, что маскировка здесь на высшем уровне.

– А ты как думал. Хочешь анекдот?

– Конечно.

– Знаешь, почему камбала плоская?

– Нет.

– Ее кит шпилил. А знаешь, почему у Жабы Петровны глаза навыкате?

– С щитовидкой проблемы?

– Да нет, просто она случайно увидела, как кит камбалу шпилил.

Слово «трахаться» появилось значительно позже, во времена видеосалонов.

– Теперь прямо по коридору. Там будет Рада Георгиевна, – сообщил Колесник, когда они отсмеялись.

Судя по ее кабинету, Рада Георгиевна была царицей полей в этом царстве убогости. Во-первых, сам кабинет был значительно больше, чем у Жабы и Колесника. Во-вторых, на полу лежал не линолеум, а палас. Вместо стульев для посетителей стояли удобное кресло и диван. Стенка (мебель) была настоящей, югославской. А на одной из полок красовался кассетный «АКАЙ», который хоть и стоил значительно дешевле бобинного, но никак не меньше 2 тысяч рублей.

На вид Раде Георгиевне было лет 20. Среднего роста, худая. Волосы соломенные, собранные в хвост. Немного курносый нос. На лице веснушки. Одета в джинсы, и футболку. На ногах сланцы. Несмотря на внешнюю обыкновенность, Роману она показалась настолько притягательной, что он обмер, едва вошел. Глядя на нее, он видел умопомрачительную женщину с посредственной внешностью. Эта некрасивая красота выбивала из колеи, так как до этого момента он был уверен, что можно быть либо красивым, либо нет.

– Проходите, садитесь, – пригласила она.

– Куда?

– Куда хотите.

– Тогда я в кресло, ели можно.

– Конечно можно, – улыбнулась она, заставив Романа покраснеть, так как он из-за возникшей нелепой робости влюбляющегося юноши почувствовал себя идиотом.