– Так вот, – продолжал доктор, – Мария Ивановна лично попросила, чтобы мы сделали для вас всё возможное, и я надеюсь, что с вашей точки зрения всё именно так и выглядит. Не хотелось бы огорчать эту женщину.
– Всё замечательно, доктор, – ответил я, – упрекнуть вас не в чем, для меня такое прекрасное обслуживание, честно говоря, очень необычно. Говорю это искренне и без всякой иронии. Непонятно даже, чем я такое заслужил…
– Об этом вам лучше спросить Марию Ивановну, и извините меня, но мне пора, – сухо закончил он и вышел из моей палаты.
Мне показалось, что он слегка обиделся, но копаться в причинах этого мне не хотелось. Я таких причин не видел, а врачи, с их узкой специализацией, видимо, воспринимают всё по-своему.
***
Когда доктор вышел, часы на стене показывали 19.55.
Подошло время ужина. Как только эта мысль сформировалась в моей голове, я понял, что жутко проголодался.
Встав с кровати, я почувствовал некоторую слабость, пришлось снова ненадолго присесть.
Ничего удивительного, думал я, слишком уж длинным оказался этот день. Но как бы там ни было, мне хотелось сходить в больничную столовую самостоятельно, нельзя же постоянно лежать, так можно и по-настоящему заболеть. Но для начала нужно было выяснить, есть ли тут вообще столовая в привычном понимании этого слова. Может быть, в этой супер клинике еду готовили сугубо индивидуально для каждого пациента и подавали исключительно в постель?
Я вышел за дверь и сразу же наткнулся на удивлённый взгляд Лизы. Она сидела за маленьким столиком, на котором стояли лекарства и были разложены папки, похожие на медицинские карты.
– Вы куда? Владимир Михайлович, вам же нельзя выходить, – просительно сказала она.
– Не волнуйтесь, Лиза, – сказал я, – у меня совсем недавно был доктор, и он сказал, что я практически здоров. Некоторая слабость есть, но я потихонечку, вдоль стеночки. Чувствую, что пора начинать двигаться. Вы лучше, Лиза, расскажите, есть ли тут столовая и как до неё добраться. Очень уж есть хочется.
Лиза подробно объяснила всё. Столовая была расположена на втором этаже. Пациенты, которым было разрешено двигаться вне палаты, и которым не было назначено индивидуальное питание, могли её посещать.
– Но вы точно нормально себя чувствуете? Вы уверены, что вам не нужна помощь? – никак не могла успокоиться она. – Нет, я не имею права отпускать вас одного, я вас провожу.
Я не стал возражать, ведь это её работа. Как-никак персональная медсестра.
***
Столовая занимала половину второго этажа этого здания. Это не была столовая в привычном понимании. Не было ни окна раздачи, ни подносов, ни полок за стеклом, где были бы представлены варианты блюд.
Мы попали в огромный зал, в котором увидели столики под белоснежными скатертями, редко расставленные на начищенном до блеска паркете.
Мы с Лизой уселись за один из них.
Практически мгновенно рядом с нами материализовался официант и положил передо мной и Лизой меню.
– С вашего позволения, могу порекомендовать, – приглушённым голосом начал он, – очень хорошее овощное рагу со сложным соусом, к нему паровые котлетки или говядина, но говядина несколько пресновата. Салаты в большом ассортименте, на выбор, всё великолепно приготовлено, то же касается и десертов. Напитки на выбор – чай, кофе, минеральная вода, соки.
Мы сделали свой заказ.
В отдалении за такими же столиками сидели другие пациенты, неторопливо ели и вели тихую непринуждённую беседу.
Какая же это столовая? – думал я – это настоящий ресторан, причём не из дешёвых.
Сегодняшний день становился всё более и более насыщенным.
Первый посетитель
В больничном ресторане мы с Лизой провели довольно много времени – за ужином, за лёгкой беседой с милой девушкой оно пролетело незаметно. Я совсем забыл, что меня ждёт посетитель, незнакомая мне женщина, о которой упоминал Эдуард Львович.
Когда мы вернулись, у двери в мою палату стояла она.
Безупречная фигура, дорогая элегантная одежда, подчёркивающая эту безупречность, длинные светлые волосы, уложенные в модную причёску, лёгкий макияж и, наконец, большие голубые глаза, в которых светились спокойная уверенность и сила.
Она была очень и очень привлекательна, но настолько же и недоступна.
– Отсутствуете на рабочем месте, Лиза, – сказала она.
– Мария Ивановна, я же сейчас персональная медсестра и сопровождала пациента в столовую, – оправдываясь, ответила Лиза.
– А пациенту можно самостоятельно передвигаться? – спросила женщина.
– Не ругайте Лизу, Мария Ивановна, – вмешался я, – Эдуард Львович сказал, что моему здоровью ничто не угрожает.
– Рада это слышать, – ответила она. – Не пригласите в палату? – Нам нужно поговорить.
Я открыл дверь, и мы вошли.
Сели за стол у окна, и Мария Ивановна, внимательно оглядев меня, сказала:
– Досталось вам прилично.
– Доктор обещал, что через неделю я снова буду как новенький, – ответил я.
– Да, лечить они могут профессионально, – ответила она, – но тут как при ремонте новой машины, которую разбили. Можно всё исправить, ничего не будет видно, и не узнаешь, что был ремонт, только новой эта машина уже не станет никогда.
– Если продолжать аллегорию, – ответил я, – то тут скорее ремонт подержанной машины: поменяли детали, сделали профилактику, и теперь она стала как новая. Выглядит посвежее и бегает побыстрее.
Мария Ивановна улыбнулась.
– Но как бы там ни было, Владимир Михайлович, я очень виновата перед вами, – сказала она.
– Как? – удивился я. – Вы-то тут при чём?
– Тот серебристый «Мерседес» на стоянке, помните? Это была моя машина, – ответила она.
В самый первый момент я даже не нашёлся, что на это ответить.
Я смотрел на неё, и постепенно мозаика стала складываться в связанную картинку.
Женщина за спиной того типа в лифте. Имя – Мария, такое же, как имя женщины Игоря, и такое же, как назвал тот охранник, совершая звонок. Изображение на фотографии – безусловно, это была она, хотя сейчас и выглядела намного привлекательней. Наконец, поставки медицинского оборудования в рассказе Игоря и здесь, в этой клинике.
Как же всё перепуталось!
Ничто в её облике не говорило об её истинной сущности. Солидная, привлекательная, интеллигентная женщина…. Неужели все бандиты из тех, что покруче, сегодня выглядят так, что сразу не догадаешься, кто они на самом деле, думал я. Всё настолько перемешалось, что понять это можно лишь тогда, когда они начинают действовать.