Охота на охотников

Помрачнев, Каукалов рубанул ладонью воздух, словно бы отсекая от себя приятеля, потяжелел всем своим чистым большеглазым лицом.

– Тебе все смехуечки…

– Вот именно, – радостно подтвердил Аронов.

Каукалов с досадой поморщился. У небольшого магазина одежды, расположенного недалеко от Пушкинской площади, он остановился:

– Давай-ка нырнем сюда!

Пока рассматривали костюмы, свитера, брюки, аккуратно развешенные на пластмассовых плечиках, Каукалов молчал и так же молча забраковал все, что подсовывал ему напарник, а когда вышли из магазина, сказал Аронову:

– Вообще-то, нам надо обзавестись одеждой, самой разной. Вплоть до плавок.

– А плавки зачем? Чтоб не обмочиться, когда станет страшно?

– У нас с тобой будет три или четыре двухнедельных отпуска в году. Как на тяжелом, вредном для здоровья производстве.

– Отдых с девочками – это круто, – обрадовался Аронов. – Четыре раза по две недели… Це-це-це! Две недели в Египте, две недели в Таиланде, две недели в Бахрейне… Це-це-це!

В следующем магазине они застряли надолго – Аронов увидел модные сверкающие майки из тактеля – особой синтетической ткани. Стоили майки дорого – по сто двадцать долларов штука.

– Покупаем! – призывно провозгласил Аронов. – Я давно мечтал о майке из тектеля! В Париже такая стоит пятьсот пятьдесят франков, в переводе на «зеленые» – сто с небольшим долларов. А здесь – сто двадцать… всего сто двадцать. Цена божеская, не намного дороже парижской.

– Дорого! – ворчливо произнес Каукалов. – Нам с тобой деньги достаются нелегко. Транжирить их мы не имеем права.

– Но это же последний скрип, последний писк моды! Дешевле майки не будут – будут только дороже. Ведь они же из ткани фирмы «Дюпон». Знаешь, чем хороши тактелевые майки? Человек в них никогда не потеет. В хэбэ потеет, в шелке потеет, в шерсти потеет, а в тактеле – нет. Ткань всю жидкость, весь пот выталкивает на поверхность, тело остается сухим.

Каукалов заинтересованно помял майку и неожиданно согласно наклонил голову.

– Ладно. Уговорил. Берем по одной штуке.

– По паре штук!

– Кому по паре, а кому – одну. Каждому – свое.

Помыкивая под нос незамысловатую мелодию, Каукалов выбрал майку с популярной надписью «Хуго Босс». Потом, немного подумав, решил все-таки взять и вторую майку, чтобы не отставать от напарника, – с изображением пляшущих, призывно мерцающих человечков – даже при самом малом движении человечки эти отбрасывали в пространство пучки света, вспыхивали разноцветным пламенем, играли радужно и гасли.

– Это называется «эффект дьявола», – пояснил Аронов.

В тот день они купили все, что требовалось пришедшему из армии Каукалову: костюм для парадных выходов и шелковую куртку, брюки с модными пузырями на бедрах и туфли из лаково поблескивающей добротной кожи – так называемой шлифованной, американские джинсы фирмы «Левис» и кроссовки «адидас», сработанные под китайские кеды – «крик, писк, стон», как восторженно отметил Илюшка Аронов.

Когда со свертками подъехали к дому, Каукалов со вздохом вывернул карманы брюк.

– Все! Пусто, как в почтовом ящике после новогодних праздников. Что у меня имелось – все спустил…

– А почему это в почтовых ящиках после новогодних праздников бывает пусто? – Аронов в недоумении потер лоб. – Не усеку никак.

– Да потому, что почтальон долго не приходил.

Старым, уже испытанным способом Каукалов с Ароновым добыли «жигули» – долго присматривались, выбирали, как на рынке, и наконец выбрали вишневую, с пластмассовыми широкими молдингами, наклеенными на корпус, «семерку» (попали в точку: и сама машина оказалась новая, и мотор у нее был что надо. Когда Каукалов нажимал ногой на газ, машина буквально выпрыгивала у него из-под зада, резко устремляясь вперед)…

– У тебя безошибочное чутье! – похвалил Каукалова напарник. – Все время попадаешь в яблочко!

– Похлебай в армии баланды с мое – и у тебя чутье появится, – довольно угрюмо отозвался на похвалу Каукалов.

– Ты чего, не с той ноги встал?

В ответ Каукалов пробурчал что-то невнятное, но когда подъехали к гаражу старика Арнаутова, оттаял и, загоняя «семерку» внутрь, похвалил машину:

– Нормальный агрегат!

– То, что доктор Коган прописал, – подхватил Аронов.

В следующий миг он неожиданно побелел осунувшимися щеками: на него накатила картина только что совершенного убийства. Ему пришлось какой-то черной, с облупленной краской железкой – деталью неведомого станка – глушить владельца «семерки» – краснолицего, с покатыми толстыми щеками, плохо выбритого человека, одетого в старенький костюм и такую же старенькую рубаху-ковбойку.

Аронов бил его железкой в висок, отчетливо слышал, как под ударами с тупым хряском лопается кость, слышал рвущееся дыхание водителя и не понимал, как можно после таких ударов еще дышать, сипеть, выворачивать усталые красные глаза, чтобы увидеть лицо своего убийцы. Нет, все-таки человек – чрезвычайно живучее создание. Такая живучесть не укладывалась в голове Аронова, сам бы он скончался после одного слабенького удара… А этот все живет и живет!

Тело убитого водителя сбросили в Яузу, там же в Яузе вымыли руки, ополоснули лица.

– То, что доктор Коган прописал! – повторил Аронов, глядя в глаза старику Арнаутову.

– Насчет доктора Когана не знаю, но что это за машина – покажет матушка-жизнь, – пробурчал старик Арнаутов, заглядывая в салон. – Ладно, завтра вечером можете забирать машину, на прежнюю «семерку» она будет похожа не более, чем юный ангел на меня.

– А документы?

– Олечка Николаевна распорядилась и насчет документов, – сказал Арнаутов. – Получите все, весь пакет – и номера новые, и техпаспорт, и даже чек об оплате автомобиля, – все, словом…

– Вот это класс! – восхитился Аронов, но тут же осекся, придавленный тяжелым взглядом напарника.

– Ты выпить не хочешь? – спросил Каукалов у Ильи, когда они очутились вдвоем в черной московской ночи.

– Я «за», – ответил напарник.

Они добрались до центра, заглянули в какой-то шумный крохотный кабачок. К ним подскочил официант, с глазами врастопыр, наряженный в красную, с косым стоячим воротником, как у трактирного полового, рубаху.

– По двести граммов холодной водки в граненых стаканах, – Каукалов устало поднял указательный палец, – обязательно в граненых, как это делали когда-то наши деды.

– А в круглом, хрустальном, чешского изготовления, разве не годится? – официант стремительно свел на переносице свои хитрющие глаза: он искал в этом заказе какой-то подвох, но не находил его.

– Не годится, – Каукалов повысил голос, – только в граненом стакане. Если у вас нет граненых стаканов, мы уйдем в другое место.

– В Греции все есть! – патетически провозгласил официант.

– И по соленому огурцу с куском черного хлеба, – увеличил заказ Каукалов.

– И огурчики тоже найдем. И хлеб найдем – черный, бородинский, посыпанный укропным семенем. В Греции есть все…

– Болтун! – осуждающе произнес Каукалов, когда официант, смешно подпрыгивая, унесся за занавеску, за которой находился «пищеблок». – Не люблю болтунов.