Дымовая завеса (сборник)

Словно бы подчиняясь команде дядечки, просвиристел милицейский свисток, и над головами собравшихся поднялся древний жестяной рупор с приклепанной к нему, будто к ночному горшку, ручкой. Рупор продребезжал:

– Делайте ставки, господа! Питбультерьера, как вы знаете, зовут Чемпионом, его еще никто у нас не побеждал, противника Чемпиона зовут… Эй, почтенный, как зовут вашего питомца?

Дядя в крохотной шляпке прищелкнул пальцами:

– Зовут как, спрашиваешь? Серым. Серый он…

– Противника Чемпиона зовут Серым, – в жестяной трубе что-то хрюкнуло, словно бы там поселилось неведомое животное. – Итак, Серый против Чемпиона. Делайте ставки, господа!

«Господа, – Широков не выдержал, поморщился. – Дай бог, чтобы на всю эту братию господ набралась бы сумма, равная недельному заработку рядового банковского клерка».

И тем не менее, несмотря на дырявость кошельков, публика пришла, чтобы кинуть на кон последние деньги: а вдруг повезет в собачьем тотализаторе?

Совсем нет голов у людей, вместо нормальных черепушек – пустые, высохшие до звона тыквы. Будь воля Широкова, половине из них он поотшибал бы эти тыквы, да зашвырнул куда-нибудь в канаву.

– Ставки, ставки делайте, господа, – проскрипел старый, пошедший ломинами рупор человека, который держал его в руках, не было видно – организатор собачьих боев не удался ростом – затирали предпринимателя более высокие мужики. – Ста-авки! – напомнил напоследок рупор.

И как он только не развалился в этой толкучке?

Питбультерьер, словно бы специально красуясь, напрягся, заиграл мышцами, прокатал в глотке свинец. Серый этот глухой звук засек и неожиданно прижался к ноге хозяина. Широков невольно пожалел собаку – в этой обстановке могут смять не только интеллигентного сельского пса, но и крокодила из зоопарка – запросто оттяпают у него хвост и пустят на жарево – нарубят антрекотов, бросят на раскаленную сковородку… Еду запьют плохоньким местным пивом.

Пиво в этих краях делать не умеют. Если говорить о пиве, то лучшее пиво в своей жизни Широков пробовал на Севере, в портовом городе Певеке.

Давно это было. Широков носил тогда лейтенантские звездочки и мечтал о генеральской карьере (из карьеры, будь она неладна, ничего не получилось, он несколько раз поднимался до уровня старшего офицера, но потом происходил срыв, и Широков кувыркался под откос) и попал в летнюю пору в Заполярье.

Впрочем, июль уже можно было не считать летним месяцем, ночью землю прихватывали морозы, но, несмотря на них, в тундре росли грибы. Много грибов.

По ровной как стол земле, застеленной серебристой скатертью – мхом-ягелем, – ходили люди с ведрами и собирали крупные, без единого червя краснушки.

Краснушками тут называли подосиновики. Откуда они взялись в краю, где не было леса и тем более – осин, не знал никто. Грибы были такие большие, что в ведро влезало не более пяти штук.

Местный народ брал только шляпки, корешки брезгливо отрезали и швыряли под ноги.

И что с удивлением вспоминает Широков до сих пор – в грибах не было ни одного червя. Червь не мог здесь плодиться даже в самую жаркую погоду, потому что под толстым слоем ягеля уже голубел вековой лед, твердый, как железо.

Там же, в тундре, среди грибов, располагался и старый лагерь строгого режима с прочно сколоченными бараками. В одном из этих бараков певекское начальство решило разместить небольшой пивной завод.

Не завод даже, а заводик, – исключительно для певекских нужд. Из Магадана по зимнику приволокли две тяжелых емкости, именуемых танками, в которых варят пиво, в Молдавии местный завпродмагом нашел двух девчонок-землячек, которые умели готовить желанный напиток, пообещал им от имени начальства большую зарплату и перебросил в Певек.

Девчонки оказались способными пивоварами и дружно взялись за дело. Начальство рассчитало все правильно: из Певека перестали уезжать нужные специалисты, пиво оказалось тем самым средством, которое было способно удержать человека на Севере. Поверить в это, конечно, трудно, но это было так – пиво держало людей в Певеке.

На севере Сахалина есть, например, небольшой нефтяной городишко Оха. Нефтяники – народ широкий, романтичный, со своими вкусами и причудами, со своими заморочками и правдой. Денег у них всегда было много – карманы, правда, от купюр не рвались, но в дни получек, случалось, трещали по швам… Чтобы попить пива, которого в Охе не было, нефтяники забирались в самолет и летели прямым рейсом в Хабаровск.

В Хабаровске находился лучший на Дальнем Востоке пивной завод.

Вылетали обычно утром, днем гомонили в каком-нибудь пивном баре на берегу Амура, вечером вновь садились в самолет и в черной прохладной ночи возвращались в родной город, наполненные пивом по самую макушку, да еще в руках держали по три-четыре авоськи, плотно набитые бутылками – пива этого им хватало как минимум на рабочую неделю.

А наступит новое воскресенье – будет новый рейс в Хабаровск и новое наслаждение…

Давно это было. Сейчас же баночное пиво можно купить и тут же оприходовать где угодно, даже в монументальной уборной, построенной около автобусной станции их маленького городка.

Жестяный рупор умолк совсем, в подвешенный на узловатый кусок проволоки старый лемех кто-то ударил железным болтом с навинченной на него гайкой, затем вновь раздалась трель милицейского свистка, – собачий бой начался.

Питбуля на бойцовскую площадку не надо было выталкивать, он, дрожа от нетерпения, выскочил на нее сам, заиграл мускулами – ну, будто хвастливый человек! Вообще-то питбуль знал, чем можно развлечь зрителей и получить за это от хозяина целый таз сахарных костей.

Серый же, наоборот, не понимал, что происходит и чего от него хотят, он продолжал жаться к ногам раздраженного хозяина. А у того от раздражения даже шляпка соскочила на нос и сделалась совсем крохотной, щеки налились бурой краской – кровь подступила, глаза тоже набухли кровью. Он нагнулся, поспешно отстегнул ошейник и, приоткрыв калитку загончика, дал Серому пинка под задницу.

– Пшел!

Но пинок почти не сдвинул Серого с места, хозяин крякнул раздосадованно и, еще больше наливаясь кровью, наградил непокорного пса вторым пинком.

На этот раз Серый оказался на вытоптанной, с клочками засохшей травы арене, обернулся на хозяина с жалобным вопросительным взглядом. Тот отвел глаза в сторону и рявкнул трубно:

– Фас!

Питбуль не растерялся подпрыгнул в воздух и свалился на Серого сверху, будто коршун. Клацнули железные челюсти, вгрызаясь Серому в край груди – питбуль вцепился бы и в глотку, но голова у противника была виновато опущена – Серый никак не мог понять, чего от него хотят.

Если надо положить жизнь за хозяина – он готов, это было ему понятно, к таким обязанностям Серый относился свято, считал их главнейшими, а уж потом – гонять овец по степи, стеречь созревшую шелковицу, носить в зубах продуктовую корзину, когда хозяйка отправляется на рынок купить пару карасей для ухи или астраханских помидоров с зеленью, – а зелень хозяин любил очень, поедал ее, как конфеты, – доставать во время охоты из воды подстреленных уток, подавать в доме тапочки и прочие мелкие обязанности…

Резкая боль пробила его тело насквозь, он рванулся в сторону и с силой ударил питбуля одной лапой по наглой морде. У питбуля лишь зубы клацнули пусто, и он отлетел от Серого – физически противник был сильнее его.

Боль, как ни странно, не разозлила Серого, не заставила кинуться на питбуля, перекусить ему хрящ на глотке, он по-прежнему не понимал, почему должен нападать на сытого мордастого пса, похожего своей фигурой на гигантскую картофелину, обтянутую лоснящейся короткошерстной шкурой.

– Фас! – заорал хозяин на Серого так, что шляпка, будто пустая кастрюлька, подпрыгнула у него на носу и соскочила на землю.

И опять Серый не понял, чего от него требуется, не вмещалась эта бестолковая драка у него в голове – ну, никак не вмещалась, хоть убей!

– Фа-ас! – хозяин просунул ногу в загон-арену и в очередной раз пнул Серого.

У Широкова сами по себе сжались кулаки, он сунул их в карманы брюк, чтобы не чесались, драка – дело паршивое, опускаться офицеру до драки нельзя, даже если он уже не носит погоны.

Питбуль встряхнулся, тяжело взлетел в воздух на целый метр и словно бы с некой невидимой площадки вновь свалился на Серого. Серый чуть посторонился, и Чемпион промахнулся, обиженно взвизгнул и хлобыстнулся о землю грудью. Только селезенка громко екнула внутри. Серый даже зубы не показывал ему, и челюстями не клацал, а оказался в победителях.

– Тьфу!

Несколько мужиков выматерились почти в один голос, хотя каждый на свой лад, – они проигрывали. На питбуля у них были поставлены последние деньги. Крохи, можно сказать, больше денег ни у кого не было.

– Фа-ас! – заорал хозяин Серого, скомкал шляпку и ткнул ею в питбуля. Широков подумал, что сейчас хозяин швырнет свой пропитанный потом головной убор либо в пса, либо себе под ноги, растопчет ботинками, но хозяину было не до этого, он проорал что было силы: – Ату его! – вновь ткнул шляпкой в сторону питбуля, который сипел от удара, перекосившего ему грудную клетку. Ткнул ногой в своего пса.

Серый обиженно глянул на хозяина – не понял, за что тот бьет его.

– Ату! – хозяин вскинул над головой шляпку, будто саблю, рубанул ею воздух, у шляпки даже материя затрещала, вот-вот должны были оторваться засаленные поля, но этого не произошло. – Фас!

Шляпка, несмотря на то, что была древняя, как останки коня воеводы Боброка, погибшего в Куликовской битве, не превратилась в пыль, а издала звук, похожий на крик раненой птицы. На Серого этот звук не подействовал – подействовал на питбуля.

Питбуль оторвал от земли гудящую башку и в следующую минуту вскочил, встал на четыре лапы и, слепо раскачиваясь из стороны в сторону, кинулся на Серого.

Увернуться, как в прошлый раз, Серый не успел, угодил под сжим зубов питбуля, и тот не промахнулся, ухватился прочно…