Горчаков. Титулярный советник

– Не придумывай, – проворчал я. – Никто тебя не тронет!

– Тронуть, может, и не тронут, – с явной неохотой признала Настасья. – А спросить за каждое слово могут. Вон, недавно у Сеньки-механика брата прямо с завода забрали. Черная «Волга» приехала – и все, поминай как звали. Говорят, у него какую-то эту, как ее… гитацию нашли.

– Агитацию, – автоматически поправил я.

Черная «Волга». Похоже, люди Багратиона еще не разучились работать быстро и беспощадно… только с теми ли они боролись?

– Потом еще аресты были, – вполголоса продолжила Настасья. – Домой приходили… даже к нашим, из мастерской. На той неделе. Правда, не забрали, проверяли только.

– А сюда?

– Сюда – нет. Нам тут этих народовольцев твоих не нужно. Будто без них дел никаких нету… Машину под Новый год сдавать, а еще редуктор ставить надо. – Настасья явно старалась перевести тему. – Работы невпроворот, благородие.

– Насть, послушай. – Я чуть подался вперед. – Чего ты боишься? Думаешь, я тебя… сдам, что ли?

– Нет… нет, ну чего ты? – Настасья обхватила мою ладонь обеими руками. – Просто страшно, понимаешь? Одни беды от этих разговоров. Даже Иван Тимофеевич – и тот… Ой!

Видимо, этого она мне рассказывать не собиралась.

– Не бойся. – Я улыбнулся и чуть понизил голос. – Что за Иван Тимофеевич такой?

Настасья посмотрела на меня – осторожно и сердито. Но, видимо, сообразила, что я не отстану, и все-таки продолжила:

– Руку у него в станок затянуло на заводе. Так порезало, что еле живой остался. Должен был пенсию получить по увечью – не дали. – Настасья чуть нахмурилась. – Хозяин комиссию собрал какую-то – решили, дескать, сам виноват.

– Комиссию… – проворчал я. – Надо было в суд идти.

– Да толку от судов этих… Может, побоялся просто, не знаю. – Настасья пожала плечами. – Сам не рассказывал, а я спрашивать не стала. Говорит, мне семью кормить, внуков растить надо, а не по поверенным бегать. Ну, я его к себе и взяла… Ты же не против, благородие?

– Сама решай, – улыбнулся я. – Ты тут хозяйка.

– Так я и решила вот. У него, конечно, всего два пальца справа осталось, работает медленно, зато токарь – от Бога… Где такого найдешь?

Я молча кивнул. История Ивана Тимофеевича как будто закончилась хорошо – но все равно оставила внутри какой-то мутный осадок. Словно я увидел краешек той, второй половины картинки, которую рисовал мне дед… А скорее, даже ее оборотную сторону. И выглядела она совсем не радужно.

– Так вот, благородие, – снова заговорила Настасья. – К Ивану Тимофеевичу потом еще приходили парни какие-то. Звали на сбор какой-то – рассказать, как хозяин завода его без пенсии оставил. Только он их послал куда подальше.

– Почему?

– Говорит, вред один. – Настасья покачала головой. – Что на заводе только без руки останешься, а с этими свяжешься – без головы будешь.

Весьма вероятно. Пример Хриплого и его шайки тому подтверждение.

– Понятно… – вздохнул я. – А ты сама – как думаешь?

– Про что?

– Ну, про парней этих. – Я потер уже успевший чуть зарасти подбородок. – Про народовластие…

– А я, благородие, никак не думаю! – Терпение Настасьи явно подходило к концу. – По мне, так не во власти совсем дело, а в людях. А люди разные бывают. И из простых, и из благородных… Есть вроде тебя, хорошие, а есть такие – тьфу! Ни совести, ни силы настоящей нет, только имя и денег полные карманы. – Настасья поморщилась – будто вспомнила что-то особенно неприятное. – Вроде графья, а на уме одни девки да машины.

Я встречал… да чего уж там – еще полгода назад я и сам был таким же: бестолковым недорослем, убежденным, что мир вращается вокруг него.

– Ладно, прости. – Я накрыл чуть подрагивающую от гнева руку своей. – Насть…

– Что – Насть? – Зеленые глаза выстрелили две молнии. – Мое дело – мастерская. А хочешь политикой заниматься, так занимайся, благородие! Ты у нас знатный – может, кто и послушает.

– Знатный… Ничего, Насть. – Я осторожно стиснул тонкие теплые пальцы. – Скоро ты сама будешь знатная. Закончишь университет, получишь чин по двенадцатому классу. А может, и по десятому даже.

– Да что мне, благородие, – отмахнулась Настасья. – Все равно оно… не то.

– Да почему же? – Я чуть подался вперед. – Если поступишь на службу, получишь по выслуге и девятый класс. А это уже потомственная дворянка!

– Потомственная, не потомственная… Разная у нас с тобой жизнь выйдет, благородие.

Только что передо мной сидела грозная валькирия, готовая буквально сжечь меня взглядом, – и вдруг потухла. Разом, в одно мгновение, как свечка, на которую дунул ветер… Похоже, я, сам того не желая, уколол ее в больное место.

– Насть, я…

– Да не надо, благородие. – Настасья печально улыбнулась и погладила меня по руке. – Все равно не поймешь.

– А ты покажи!

Мысль, зародившаяся мгновение назад, превратилась в идею. И сразу из идеи – в план. Пока еще смутный, неясный… Но почему бы и нет?

– Это как? – Настасья чуть отодвинулась и даже попыталась освободиться из моей хватки. – У тебя глаза какие-то… Ты чего задумал?

– Нормальные у меня глаза, – усмехнулся я. – Просто подумал – ну как-то же ты без меня отдыхаешь, развлекаешься?.. Ходишь на танцы?

– Ну… бывает, что и хожу.

– Отлично. – Я отодвинул кружку и поднялся из-за стола. – Вот их и показывай.

Глава 8

– Благородие, у тебя крыша уехала, – простонала Настасья. – Уже так далеко, что я и не вижу даже.

– А что тебе не нравится? – Я чуть повернулся перед зеркалом. – По-моему неплохо.

Образ получился если не стопроцентно достоверным, то хотя бы цельным. Джинсы, простенький шарф и кепка, закрывавшая козырьком лоб и даже глаза – если надвинуть пониже. Потертая куртка из кожи оказалась чуть великовата – похоже, Сенька был пошире меня в плечах. Но так даже лучше: пусть думают, что стащил у отца или старшего брата. Рубашку я оставил: ничего подходящего по размеру не нашлось – да и вряд ли кто-то станет приглядываться… А вечером на улице или в полумраке зала для танцев никто не отличит копеечную ткань от французской, которая стоит чуть ли не пятерку за погонный метр.

– На таксиста похож, – усмехнулась Настасья.

– Да хоть бы и на таксиста. – Я пожал плечами. – Главное, чтобы не на себя.

Отросшая за пару дней щетина не только добавляла мне пару-тройку лет, но и дополняла образ пролетария. Обычного парня из простых, который честно отстоял всю неделю в цеху за станком или таскал мешки на складе… а может, и правда крутил баранку.

Но чего-то все-таки не хватало… Только чего?