Самоубийц, преступников, мертворожденных и некрещеных детей, иноверцев из небогатых семей, утопленников, уличных артистов, проституток, которые не успели выйти на пенсию и замолить грехи молодости… Ходили слухи, что где-то здесь были и могилы дворян-декабристов, но в этом я изрядно сомневался: наверняка друзья и влиятельная родня позаботились, чтобы непутевые отпрыски благородных семей не покоились посреди всякого отребья.
Вроде меня.
Ходить пока еще было тяжеловато, так что я подобрал с земли «помощника» – палку. Сучковатую, сухую, изогнутую и не слишком-то удобную, но все же достаточно крепкую, чтобы выдержать мой вес. Или кое-как закидать неровную дыру в земле: оставлять следы побега из могилы я не собирался, и возвращаться обратно – тем более.
Левая нога уже двигалась неплохо, но правая едва соглашалась сделать хотя бы несколько шагов. А вернувшаяся чувствительность и какая-никакая способность управлять собственным телом принесли с собой и боль. Пока еще не слишком сильную – организм привычно глушил рецепторы… и все же не целиком.
Даже столетия опыта, крепкие кости и сверхчеловеческая способность к регенерации тканей не сделали тело полностью неуязвимым, и я все еще нуждался в напоминании о повреждениях. И уж лучше немного помучиться, чем ненароком прозевать несовместимую с жизнью травму или потерю двух третей всей крови.
После какого-никакого сна я чувствовал себя многократно бодрее, однако ощущение наверняка было обманчивым: тело наспех подлатало нервные центры, под завязку накачалось самопальными анальгетиками, однако все это потребовало энергии, которую следовало восполнить. И чем скорее, тем лучше.
Большинство могил выглядели запущенными, но на четвертой или пятой мне повезло. Не знаю, кем при жизни был обладатель расколотой ровно посередине каменной плиты, но родственники его иногда навещали. И оставляли усопшему то пару баранок, то недорогую конфету, то еще какую-нибудь мелочь. Большая часть подношений уже давно не годилась в пищу, но кое-чем я не побрезговал.
Тесто явно лежало несколько дней: успело зачерстветь, размякнуть от дождя, снова зачерстветь и снова размякнуть – и ко всему прочему еще и покрылось плесенью. Однако и такое кушанье показалось божественным нектаром. Я будто и не пробовал ничего вкуснее… Во всяком случае, в этом мире.
После ограбления еще пары могил мне пришла в голову мысль выбраться с кладбища на берег, и я попытался спуститься к реке. Примерно половину пути удалось одолеть без приключений, но потом непослушная нога все-таки подвела: я шлепнулся, выронил костыль и съехал по траве вниз.
И там, не вставая, перевернулся на бок, зачерпнул ладонями мутной и пропахшей нечистотами воды и выпил. Проглотил все до последней капли, вместе с песком, травинками и, кажется, даже дохлой мухой. Снова зачерпнул, снова выпил, и так раз десять, не меньше. И только после этого заставил себя перестать глотать живительную влагу и кое-как умыл лицо и руки. А потом, подумав, плюхнулся в Смоленку целиком. Дно сердито зачавкало под ногами, и я утопил сначала один белый тапок, а за ним и другой, оставшись босиком.
Зато смог кое-как отмыть от грязи волосы и одежду. Конечно, похоронный костюм – рубаха на завязках и грозящие отправиться следом за тапками штаны без пояса – едва ли годился для прогулки по улице, однако за неимением лучшего его все же следовало привести в порядок.
В общем, где-то через четверть часа я выбрался на другой берег Смоленки. Замерзший, уставший даже чуть больше, чем был до водных процедур, зато хотя бы относительно чистый. К счастью, день еще только вступал в свои права, так что наблюдать за моим купанием оказалось некому. Разве что тем, кто упокоился по обе стороны реки – но все они, как и положено покойникам, уж точно не спешили болтать.
Проковыляв с полсотни метров вдоль кладбищенской ограды, я нашел лаз с парой выломанных прутьев и пробрался внутрь. У богатых склепов или мраморных ангелов еда почти не попадалась – едва ли у их благородий часто находилось время навестить покойную родню. Зато у первого же надгробия попроще я устроил себе самое настоящее пиршество: кто-то не поленился принести не только конфеты с баранками, но и несколько яиц, завернутых в кулек.
Я разжевал и проглотил их вместе со скорлупой – кальций пригодится костям, которые только-только начали срастаться. Конечности как будто понемногу приходили во вменяемое состояние, но о количестве сломанных ребер я мог только догадываться. И это не считая пальцев, дырок в черепе и…
– Мишка… Мишка, это ты, что ли?
От неожиданности я едва не подавился. Сгорбленный старичок, сидевший на лавочке около соседней могилы, в тени деревьев казался одной из кладбищенских скульптур. Неудивительно, что мой пока еще единственный исправный глаз не заметил его, пока смешная угловатая фигурка не поднялась и не заковыляла в мою сторону, опираясь на клюку.
– Ишь, стервец… Опять за свое?
– Я не Мишка, – буркнул я.
Не знаю, кем приходился старичку этот самый Михаил, но отвечать за чужие прегрешения у меня не было никакого желания. Как и разговаривать хоть с кем-то прежде, чем получится раздобыть сносную одежду. Первый же городовой или будочник непременно пожелает узнать, куда направляется подозрительного вида гражданин в похоронной рубахе. Да и гражданских тоже следует остерегаться… даже самых безобидных на первый взгляд.
Я развернулся и собрался было ретироваться, но старичок с неожиданным проворством вдруг поймал меня за плечо.
– Погоди. Погоди, сынок… Ты уж прости, что я тебя сослепу перепутал, – проговорил он. – Тут ведь толком и не разглядеть, а ростом больно на нашего Мишку, паршивца, похож.
Зрение у старичка действительно было так себе: он щурился и забавно вытягивал шею вперед, пытаясь разобрать, что именно на мне надето, но, похоже, так и не смог.
– Ну куда ты собрался? Тут, сынок, стесняться нечего. Бери, кушай, сколько душе угодно. – Старичок постучал клюкой по ближайшей могиле. – Покойным оно уже без надобности, а живому человеку на пользу.
Я не стал спорить, взял с краешка плиты очередную черствую баранку и принялся жевать, понемногу отступая. Хотя бы в тень дерева – туда, где сердобольному и словоохотливому дедуле будет сложнее распознать мое облачение.
– Физиономия-то у тебя, гляжу, вся побитая… Да и босой еще. – Старичок ткнул клюкой в землю рядом с моей ногой. – Это кто ж тебя так, родимый?
– Ограбили, – не задумываясь, соврал я. – Ночью на мосту по затылку дали. Обобрали и к реке сбросили. Видать, думали, что мертвый.
– Что ж за люди такое сделать могли? За сапоги и кошелек душегубством заниматься! – Старичок сердито нахмурился, но продолжил уже тише: – Ты ж молодой еще совсем, такого тронуть – никакой совести не иметь. Даже звери дикие и те добрее будут… Видать, совсем в Петербурге народ страха божьего без государя лишился.
– Как это – без государя? – переспросил я. – А что?..
– Крепко ж тебя стукнули, сынок, раз такое спрашиваешь. Неужто не помнишь? – Старичок покачал головой. – Третьего дня, в субботу, Александра Александровича, царя-батюшку нашего, убили.
Глава 3
– Убили?! – Я едва не подпрыгнул на месте. – Кто?.. Как?!
– Не знаю, сынок, – вздохнул старичок. – Но одно ясно, что дело там вышло темное. Александр Александрович хоть и в годах, а человек исключительного здоровья был. А значит, сам помереть ну никак не мог!
С этим я спорить не стал, однако сама по себе новость могла означать… почти что угодно. В последнее время в столице творилось слишком много всякого, разного и недоброго, так что даже внезапная кончина государя меня не слишком-то удивила.
– А Александр Александрович… он от болезни богу душу отдал? – осторожно поинтересовался я. – Или стреляли? Или?..
– Сначала говорили, что от болезни. Но где ж это видано, чтобы вот так, за один день человек сгорел, да еще и из благородных… Вот что я тебе скажу, сынок. – Старичок огляделся по сторонам и заговорщицки прошипел: – Это его колдун убил! Тот самый, про которого в газетах писали.
– Князь Сумароков?
– Да кто ж тебе точно скажет… Может, он, а может, и другой кто. – Старичок развел руками. – В газетах сейчас чего только не напишут. Всякий скворец на свой лад поет, а спроса с них никакого – вот и выделываются, кто как может… А пойдем-ка почитаем, сынок.
– Ч-что?..
– Пойдем, говорю, газету почитаем. Там как раз про все это и должно быть. – Старичок ухватил меня под локоть и потянул. – У тебя глаза помоложе моих, разберешь. Заодно и позавтракаем.
Не то чтобы мне так уж хотелось идти невесть куда, да еще и в похоронной рубахе, однако еда – нормальная, полноценная трапеза, а не украденные с могилы черствые баранки, – определенно не повредит. Как и газета, и чем свежее, тем лучше. Капитан Владимир Волков был не такой уж значительной фигурой, так что про его гибель уже наверняка сообщили все, что следует, однако смерть государя – событие масштабное. А если в деле еще и замешан колдун или очередной политический заговор, столичным писакам хватит работы до самой зимы.
Старичок потащил меня не к выходу с кладбища, а, наоборот, в самую глушь. И я уж было начал подозревать неладное, как могилы с деревьями вдруг расступились и мы вышли к храму. В этом мире церковь Смоленской иконы Божьей Матери расположилась не на привычном месте, а метров на двести дальше от реки – там, где в начале века должны были уже построить часовню блаженной Ксении Петербургской. Но почему-то не построили. То ли юродивую похоронили в другом месте, то ли ее судьба вообще сложилась иначе.
– Пойдем, сынок. – Старичок бодро застучал клюкой вдоль каменной стены. – Тут стесняться нечего – в божьем доме для всякого место найдется.
Похоже, мой спутник то ли трудился при церкви, то ли вообще обитал прямо здесь, на кладбище. Но на батюшку или монаха походил мало: рясу не носил, да и изъяснялся слишком уж просто для священнослужителя. Однако положенное православному христианину милосердие проявлял, пожалуй, даже чересчур ретиво: затолкал в какую-то комнатушку и разве что не силой заставил проглотить две тарелки супа. Холодного, жидковатого, явно сваренного день или два назад, зато неожиданно вкусного и питательного.
Настолько, что после добавки организм тут же отрапортовал, что голодная смерть нам больше не грозит и можно полноценно заняться восстановлением всего того, что поломалось в битве с лже-Геловани. Лучше всего во время крепкого сна, но и сидячий отдых тоже сойдет.
Старичок, похоже, решил то же самое. И как только я доел, с требовательным выражением протянул мне свернутую в трубку газету. «Санкт-Петербургские Ведомости» – серьезное издание. Во всяком случае, точно не из тех, кто станет печатать городские легенды, страшилки и прочие сомнительные байки.
А если станет, то эти самые байки уже получили статус официальной версии. И утверждены подписями и печатями в самых высоких начальственных кабинетах.
«Убийца императора найден!» – гласил жирный, чуть ли не на весь разворот, заголовок.
– Ну, что там? – Старичок нетерпеливо пододвинулся чуть ближе. – Читай, сынок.
– Вчера, двенадцатого сентября, – послушно начал я, – великий князь Владимир Александрович подтвердил, что кончина его величества императора и самодержца всероссийского Александра Александровича ни в коей мере не была трагической случайностью, а стала результатом чужого умысла. Убийство государя совершил тот же самый человек, что был повинен в многократных преступлениях против… – Я перескочил сразу через несколько строчек. – Великий князь также назвал имя злодея. Им неожиданно для всех оказался капитан особого отдела столичной полиции Владимир Волков, ранее застреленный при попытке…
Вот ведь сволочь!