Видящий. На родной земле

– Вещает конунг, что не надо ему не земель, ни злата, – неторопливо, с расстановкой произнес Лют. – Правда то, или нет – мне не ведомо. Саврошка-подлец тоже красиво пел князю каменецкому, да как вошел в силу – не сносил старый Ратша головы буйной. То ладно! – Лют поднял руку, разом успокаивая тут же зашелестевших купцов и бояр. – Сильны свеи, да числом невелики, и дружина вышеградская получше каменецкой будет. Да ты, Мстислав Радимич, Ратши сильнее да разумом крепче, даром, что молод еще. Не страшен тебе конунг. Хоть в сече лютой, хоть один супротив одного биться. Глядишь – и то верно: уйдут по весне свеи – и поминай, как звали. А то и сдержит конунг слово, озолотит добрых молодцев, что за него стоять будут. Да только нескоро то случится… А зима уж за окном! Свеям в княжих хоромах столоваться выгода прямая, то ясно вижу. – Лют вдруг повернулся к Рагнару. – А скажи, конунг – что для князя в дружбе твоей? Поди, немного ты на ладьях привез – чем дружину свою потчевать будешь? Что девкам красным дарить? Чем Вышеграду-батюшке за добро отплатишь? Говори – покамест мне то неведомо!

Глава 6

– Верно! – тут же подхватил кто-то из купцов. – Правду Лют Вышатич говорит! Отвечай, конунг – на что твои свеи Вышеграду сгодятся? Почто всю зиму у князя столоваться будете?

Рагнар сдвинул брови, но промолчал. Только повернулся в мою сторону и коротко кивнул. Обращаться к Мстиславу он должен был сам, лично – а вот «окучивать» бояр и купцов предстояло уже ярлу из местных.

Что ж, мой выход.

– Дозволь слово молвить, княже. – Я чуть отодвинул лавку и поднялся на ноги. – Ведомо мне, чего боярин знать желает.

– Говори, ярл, – кивнул Мстислав. – Ты над людьми конунговыми старший, да и речь нашу разумеешь. Отвечай, чего Лют спрашивал.

– Велика дружина княжья, – заговорил я, – против конунгова хирда впятеро больше. А где пятеро прокормятся, там и еще одному завсегда хлеб найдется. Но не про то я слово молвлю.

Я сделал небольшую паузу, позволяя Люту задать закономерный вопрос – но тот промолчал, и вместе с ним промолчали и остальные. Похоже, среди знати и купцов авторитет боярина немногим уступал княжескому. Что ж отлично: уболтаю его – уболтаю и остальных.

– Власть князя не златом держится, – продолжил я, – а людьми ратными. За то и привечает князь гридей своих, бояр да сыновей боярских, да потчует их что в лихое время, что в доброе… Так и мы к вам не побираться пришли! – Я возвысил голос. – Случись беда – встанем рядом под знамена княжеские и будем стоять за землю Вышеградскую, как за родную, а уж в ратном деле свей скловена не хуже… Но не про то я слово молвлю!

На этот раз Лют явно собирался что-то возразить – но не успел.

– Невелико богатство конунгово, не многое мы смогли забрать с островов. Но сыщется у нас злато и хлеба с медом купить, и люду рабочему заплатить по-справедливому, и девкам красным на платки да на серьги. – Я снова прервался, позволив сидевшим вперемежку хирдманнам и дружинникам вдоволь похихикать. – А все не про то я слово молвлю!

Притихли все. Я уже выложил пару весомых аргументов, каждый из которых сулил Вышеграду некоторую выгоду – но дал ясно понять, что основой еще впереди. И вновь никто не попытался меня перебить или затянуть излюбленное купеческое «гнать свеев метлой поганой». Хорошо. Слушайте. Ближе, бандерлоги, ближе…

– Умеют люди торговые свою выгоду посчитать, да не злато единое цену имеет на земле скловенской. – Я упер руки в бока. – Не службу конунг князю предложить желает, а побратимство настоящее. А кто на беде братской наживаться посмеет? То и людям противно, и богам неугодно – что вашим, что нашим, северным… Да только и не про то я слово молвлю!

Есть! Удалось. Последний мой пассаж выглядел откровенно слабенько для главного козыря – и купцы уже набрали легкие воздуха, чтобы словесно разорвать меня на части – но не тут то было! И если до этого кто-то слушал вполуха, уделяя больше внимания собственной тарелке, то теперь все взгляды устремились на меня – оставалось только прихлопнуть бояр, купцов, дружинников, князя и весь Вышеград разом предложением, от которого не отказаться.

– Дорогого стоит дружба княжья – то мне ведомо. – Я чуть склонил голову. – И брататься пристало равному с равным. Мы же покамест в Вышеград гостями пришли, да милости княжьей просить. Но сыщется у конунга для Мстислава Радимича да для Вышеграда-батюшки такой подарок, что только брату от брата принять впору.

И снова в цель. Купцы, бояре – а на сей раз и гриди гневно зашептались. Виданное ли дело – я желал обменять дружбу князя на какой-то там подарок.

– Вот оно как? – Мстислав грозно сдвинул брови. – И за что же ты дружбу мою покупать собрался, ярл? Уж не за злато ли? Или за иную подать?

– Разве мало тебе злата, князь? – Я выдержал недобрый взгляд не отводя глаз. – И мехов, и мечей добрых, поди, найдется в избытке, и другого добра. Да сам знаешь – не все добром да златом меряется… Скажи, княже, верно говорят, что ты Ратшу, князя каменецкого, едва не за отца почитал?

– Верно, – проворчал Мстислав. – К чему спрашиваешь, ярл?

– Стало быть, месть Саврону твоя – кровная… Кровь-то, вестимо, любого злата дороже. – Я возвысил голос. – А подарит тебе конунг, княже, ни много ни мало, а целый Каменец!

А вот теперь не сдержался даже невозмутимый Лют. Бояре и купцы наперебой загалдели, а дружинники и вовсе потеряли дар речи – только хлопали глазами и попеременно смотрели то на меня, то на Мстислава. Наверняка обалдел и сам князь – разве что в отличие от остальных не подал вида.

– Славной подарок припас конунг, – проговорил он, когда шум за столами чуть стих. – Да только как бы мне его взять? Говорят – в каменецких хоромах, что в детинце за стенами стоят, Саврошка поганый сидит.

Захохотали все. За исключением северян и, как ни странно, Люта. Хитрый боярин, похоже, уже смекнул, что я не бросаю слов на ветер, и ждал продолжения.

– Сидит, да не высидит. Непросто Саврошку из Каменца выгнать, да смекалка нам на что дана? Мое дело – кречету лихому крылья подрезать, а ты уж подходи да бери его хоть без рукавиц. – Я улыбнулся. – Разве не братский то подарок, княже? Что скажешь?

– Скажу, – отозвался Мстислав. – Да вперед пусть вече скажет… Что думаете, бояре да купцы? А вы, люди ратные? Милы вам конунг с ярлом? Али думать надобно?

– А чего тут думать? – Ратибор поднялся на ноги. – Я за боярина. Ежели он меня на кулаках забороть смог, то и Саврошку поганого из Каменца выгонит.

– Ишь, нашелся богатырь, – фыркнул кто-то из купцов. – Воеводу старого побил, так теперича первый молодец в Вышеграде.

– Ты, Путята, говори, да не заговаривайся! – гаркнул Ратибор. – Может, я и стар, да еще сгожусь князю послужить. А ты, если такой языкатый – так выйди сам супротив меня во двор. Там и поглядим, кто в Вышеграде молодец.

Гриди дружно заржали, и пристыженный купец тут же уткнулся в тарелку – связываться с Ратибором он, понятное дело, не собирался. Но вместо него тут же заговорил другой – постарше и, судя по всему, побогаче.

– А по мне так гнать вон их надобно! Может, и хорош боярин в ратном деле, и крови нашей, скловенской, да с лихими людьми спутался. Говорили Ратше – не жди добра от свеев, а он не послушал – и вон как вышло!

Купцы тут же хором подхватили гневные вопли. Но на этот раз оказались чуть ли не в меньшинстве. Ратибор и дружинники целиком стояли за нас, да и в рядах бояр образовался заметный раскол. Половина примкнула к купцам, но остальные, похоже, уже успели положить глаз на каменецкий престол.

– Нет среди нас единства. – Мстислав устало вздохнул и откинулся на резную спинку. – А ты что скажешь, Лют Вышатич?

Когда старый боярин вновь поднялся на ноги, все разговоры стихли. Похоже, Лют вообще говорил нечасто, но если уж и говорил, то по делу. И слушали все, от самого молодого из гридей до князя.

– Стоит на Вишиневе Вышеград-батюшка. Стоит на Вишиневе славный Каменец. – Лют на мгновение замолк, будто вспоминая что-то. – Стоит за лесами к югу Круглица, а за ней и Есеник – город небольшой, да богатый. Немало таких на земле скловенской… Нет у меня большой веры свеям, княже, да сам посуди: ежели прогонишь конунга – уйдет прочь. Другой гридницы дружине своей искать. И сыщет, поди. А наступит весна, так и пойдет на Вышеград князь круглицкий или есеницкий. Поглядишь – а средь его гридей щиты круглые да бороды свейские. Лихая сеча будет. Перун вспоможет – одолеешь ты, княже, отстоишь Вышеград – да многие ли с поля вернутся? Будут девки да детки малые плакать, отцов хоронить. Сам видел – крепко боярин бьет, раз Ратибора-воеводу заломал. Вот что я скажу, княже. – Лют вздохнул и опустился обратно на свое место. – Примешь свеев – может и беда случиться. А не примешь – как бы не хуже вышло.

– И то верно. – Мстислав задумчиво потеребил бороду. – Вот тебе мое слово, конунг: гнать вас не станем. Ежели желаете торговать – покличьте Третьяка, пусть разъяснит, что к чему. Места у меня в хоромах да в домах боярских для дружины твоей вдоволь сыщется, и потчевать вас будем, как сами едим… Но ни земли Вышеградской, ни леса, ни гридей, ни ладей вам не дам, – Мстислав подался вперед и возвысил голос, – покуда ярл свое слово не сдержит. А ежели выгонит Саврошку-гада из Каменца – тогда и поговорим.

– Благодарю, князь. – Рагнар чуть склонил голову. – Да хранят тебя боги.

– Но не обессудь – покамест за вами пригляд особый, – снова заговорил Мстислав. – Ежели кто из твоих людей девку прихватит, чего украдет или прибьет кого, даже если и холопа – повешу!

– Смотри, боярин, не прогневи князя. – Ратибор легонько толкнул меня локтем. – Я за тебя слово замолвил, теперь случись чего – с меня первого голову снимет, не пожалеет старого.

– Ежели кто из наших учудить удумает, – отозвался я. – Сам прибью гада, княжьего суда ждать не буду. А у меня рука тяжелая.

– Верно, боярин. – Ратибор закряхтел и потер себя по груди. – Знатно ты мне бока намял. Стыд да позор свею в драке уступить. Видать, старый совсем стал…

– Так разве ж я свей, дядька? – усмехнулся я. – Из скловен я. Неужто забыл?

– И то верно! – Ратибор радостно заулыбался. – Коли так – не стыдно, раз наша земля такого богатыря родила.

Вече завершилось – условно в нашу пользу – но разошлись мы не сразу. Купцы тут же принялись обсуждать торговые дела, Ратибор пересел к князю и что-то рассказывал, а Рагнара обступили дружинники. Мне досталось не меньше внимания, но я поспешил избавиться от словоохотливых гридей и вышел за дверь. Не то чтобы они мне так уж сильно надоели – но меня будто бы влекла во двор неведомая сила.

Словно кто-то тихонько нашептывал – выходи. Сюда, наружу, в холод и темноту подступающей ночи, которые еле разгоняли горящие вокруг княжеских хором факела.

– Братик! – Завернутая в пуховый платок Злата бросилась мне на шею. – Слыхала я уже все – не выгнал вас князь! А и выгнал бы – пусть! Ушел бы твой конунг, да тебя бы я не пустила. Костьми бы легла, да…

– Значит, вот он каков – твой брат? – раздался за спиной негромкий скрипучий голос.

– Дед… дед Молчан… – пробормотала Злата, разглядывая выступившую из темноты высокую фигуру. – Ты откуда взялся? Вот только ж…

– Ступай, малая. – Тот, кого назвали Молчаном, вытянул скрюченный, похожий на коготь гигантской птицы палец и указал на ворота. – Надобно будет – позову тебя… А ты, боярин, обожди.

Глава 7