Я – душа Станислаф! Книга вторая

– Похоже на то, что скала утёса полая. Я не стану утверждать это, но виден вход…

После этих слов, его братья тоже разделись и, спустя минуту, надолго ушли под воду вслед за ним. Капитан Волошин и Михаил в очередной раз переглянулись: может, близнецы и впрямь помогут!..

Катер продолжал дрейфовать и вскоре они увидели Шамана. Сама удача: как только братья поднялись на катер, Михаил сообщил им – если подымут головы, увидят одного из волков. Шаман, лежавший до этого на плато невидимым, принял позу, к которой приучил буквально всех: сел на задние лапы, склонив голову – будто понимал, что и эти… его хотят получше рассмотреть, а он и не против: смотрите и, заодно, бойтесь!

Братья не торопились увидеть того, кого нужно было пристрелить желательно первым и без лишнего шума. Но головы к верху не подымали не только поэтому. Потому и заговорили между собой вполголоса:

– Мне одному кажется, что на голову и плечи будто что-то давит?

– Нет, не показалось.

– Не могу голову поднять – вот это номер! …Каменный взгляд, как и говорили…

А Шаман запоминал сбитых в плечах мужичков …на одно лицо, улавливая в них своё внутреннее беспокойство. И когти на его лапах не просто так пороли под ним плато, а морда скалилась. В этом месте никто никогда не купался, а значит и ныряли, не иначе, под утёс. А там – вход в пещеру.

Капитан Волошин тем временем скомандовал мотористу отплыть от утёса. «Стриж» сорвался с места одновременно с гулом двигателя. Скользнув по воде два десятка метров, катер чуточку притопило волной, он сел корпусом, а лишившись ускорения, остановился. Только Шамана уже не было на плато. Михаил с капитаном оттого заглядывали в лица братьев, да по тому, как те шарили по озеру, похоже, что их сейчас интересовала лишь рыба-меч.

– А почему… Игла? – спросил один из них, только подтверждая это.

Капитан, тут же, взглядом, переправил вопрос Михаилу, и тот ответил:

– До недавнего времени в артели работал Матвей Сидоркин, вот он и дал им всем имена… Сейчас он с ними… Со зверьём! Ну, а Шамана вы только что прочувствовали на себе – я ничего не придумал?!

Братья закивали, соглашаясь – точно: тяжеленный взгляд, если волк даже головы не дал им поднять.

– А это правда?.. – о чём-то ещё хотел спросить один из братьев.

– Правда, – не дав ему договорить, ответил Волошин, – у Шамана есть сестра, Марта, и она, действительно, усыпила охотника-волкодава весной. – Вы спрашивайте, спрашивайте, – явно занервничал капитан. – Хочу, чтобы вы также знали: у Шамана везде есть глаза и уши. В нашем посёлке – тоже. Как только он появляется, собаки прячутся, но не лают. Под ружьё всю тайгу поставил… Даже разведка своя есть – рысь у него для этих целей. Если думаете, мужики, что я того…, тогда прощаемся прямо здесь.

Но не капитан, ни, тем более, флегматичный Михаил на с ума сошедших абсолютно не были похожи. Наступившее молчание, как ни странно, сказало за всех именно то, ради чего встретились, и катер заскользил в сторону причала.

Оксана, рассматривая себя в зеркале, щурилась злостью и ненавистью. Злилась потому, что её очарование иссякло – так ей сказал на днях Игорёша, а ненавидела, причём люто, Агне, которую и она, наконец-то, увидела и оценила. Оценила, как соперницу. А признать само соперничество – значит, признать, что соперница не только стала реальностью, но и большой-большой опасностью потерять Игорёшу…

От одной только этой ядовитой мысли Оксану затрясло – не бывать этому! Она нервно поднялась со стула. Пригладив платье на широких бёдрах, подала вперёд грудь, округлую, яблочками, но очень и очень большими: таких не бывает на ветках, оттого и сама Оксана – дал ей бог всего и по многу.

Игорёша снова не пришёл, хотя и обещал. И мобильный его не отвечал – телефон или разрядился, или выключен. Оксана не гадала по этому поводу – любое из предположений её оскорбило бы, но ждать любимого она продолжала.

Здесь, у школы, на баскетбольной площадке, она призналась сама себе, что любит Игорёшу, когда с такими же, как сама, увлечёнными им до слёз, любовалась высоким светловолосым одноклассником, игравшим в баскетбол. Он играл хорошо, только она – лучше. Он не знал об этом, потому что видел в ней лишь постоянного зрителя и болельщика, и Оксана этим воспользовалась: предложила себя для игры.

Игорёша, под два метра ростом, с мамиными небесными глазами на изнеженном белом лице, согласился сыграть с ней, веселя себя и этим, да проиграл – тоже не маленькой ростом, и тоже с изнеженно белым лицом и извиняющимися перед ним за свою победу и восторгающимися побеждённым, одновременно, глазами. Ему тогда хватило ума это не только понять, но и оценить. А уж воспользоваться этим в свою очередь он сумел быстро – после второго проигрыша потребовав от Оксаны сатисфакции. Она, впервые услышав о сатисфакции, тоже сообразила быстро и выгодно для себя: отдала ему свои пылающие желанием сочные губы. …Просто угадала, а Игорёша с того самого дня стал проигрывать ей с явным удовольствием.

Прождав ещё с полчаса, Оксана направилась к дому Агне. Почему-то ей казалось, что её возлюбленный там. И рада была ошибиться, да ещё с издалека дороги увидала своего Игорёшу и Агне. Он говорил ей что-то, перегнувшись через невысокий забор, а её повязанная на шее косынка пульсировала исключительно цветами ревности, хотя и было-то их всего-то два: жёлтый и красный. Эта ревность сжигала Оксану задолго до того, как она их заметила, но она же и подвела к ним – не провалиться же сквозь землю! Игорёша явно был рассержен её появлением, оттого она и заговорила невпопад…