На реке Мологе в деревне Избищи…

ноябрь. деревня. глушь. тоска и скука…
вечерний сумрак и иссякший свет…
от звезд в окно приходит мне привет,
далекого рачителя докука.

свеча на подоконнике сгорает,
уносит не спросясь мое лицо
в запутанное ломкое кольцо,
которое скривившись улетает

куда-то вдаль прозрачным лабиринтом,
чтоб потеряться в видимой дали,
куда огни неверные вели,
размноженные адским ротапринтом.

и от стекла в стекло, туда, обратно,
мечась из отражения в замИр,
весть обо мне несется в антимир,
чтоб где-то затеряться безвозвратно…

а на другом конце вселенной может
стоит такой же деревенский дом,
на неком подоконнике чужом
свечу неверно шатко пламя гложет…

и женщина в глуши с тоской и скукой,
прищурясь смотрит на летящий свет,
несущий прилетевший к ней привет,
отринутый всё знающей наукой…

«вселенная занята… звуков здесь только один…»

вселенная занята… звуков здесь только один…
один шум дождя все наполнил от края до края…
шуршаньем засыпана наша планета живая,
а шорох един и хозяин, и всем властелин!

по листьям опавшим скользит он, нагнувшись, шурша,
и листья растроившись глухо насквозь промокают,
лишь капли воды по ним молча степенно стекают,
без грома и грохота, и без прыжков антраша

да в такт ему где-то тихонько звучит скрип гвоздя,
нашелся какой-то в сыром уголке подпевала,
пока дождь шуршал, здесь сырая доска подпевала,
желанья и память товаркам своим бередя!..

чем мир наш живет? неизвестно… лишь шорох дождя…
все новости скрыты за шорохом тихим и емким…
погода сменилась, и вместо дождя шум поземки,
лишь тащится шорох поземки по миру блудя…

вот, что интересно, от шороха шум небольшой,
звук тихий, идет отовсюду, но слишком уж много,
всем звукам теперь навсегда перекрыта дорога
а шорох у нас самый главный и самый старшой

конечно, находится кто-то, кто рядом с гвоздем,
при самом старшом завсегда должен быть подпевала!
один, а не два, чтобы было ни много, ни мало,
обычно и ставят его самым младшим вождем…

вот так и живем, как в простейшей монгольской орде,
где хан, богдыхан и нукеры, карачи, карачи…
кто сверху шуршит, остальные лишь пашут да плачут…
и в золоте верхний, а все остальные в нужде!

вселенная занята… звуков здесь только один…
один шум дождя все наполнил от края до края…
шуршаньем засыпана наша планета живая,
а шорох един и хозяин, и всем властелин!

ФИДЕЛЮ

все имеет начало, всему есть конец…
ушел команданте, грустим, что поделать?
не тело ведь главное, главное дело…
а дело и есть его погребальный венец!..

все уходят, но помнят, однако, не всех…
и родные теряются в памяти гуще…
он запомнится! был он, ребята, из тех,
кто и крепче, и жестче, и просто, пожалуй что, лучше!

«вечер, зябко и грустно очень…»

вечер, зябко и грустно очень
тусклый свет ни писать, ни читать
и такая тоска, между прочим,
что не лечь, и не сесть, и не встать

двор притихший седой унылый
словно враз постаревший на вид
обессиленный, хоть не хилый
и рябина без ягод стоит

то бывало, как крови пятна
на морозных снегах декабря!
вся и жертвенна, и лампадна