Капитан Капитонов

Оригинал Хохолкин
Валерий Роньшин

Об этой книге не стоит долго распространяться. Читать и перечитывать её – вот единственное средство, чтобы понять, какой великолепный подарок преподнесла вам судьба. Любая произнесённая вслух похвала слабее любой страницы этой чудесной книги. Читайте её и радуйтесь, что вы её читаете.

Оригинал Хохолкин

Валерий Роньшин

© Валерий Роньшин, 2017

ISBN 978-5-4483-3951-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оригинал Хохолкин

Хохолкин был ба-а-а-а-альшой оригинал. Когда он смотрел на лужу, он видел там небо; а когда он смотрел на небо, он видел там лужу. В Москву Хохолкин ездил как в Тотьму, а в Тотьму ездил как в Москву. По утрам оригинал Хохолкин вставал лишь только для того, чтобы куда-нибудь перелечь. К примеру, завтракал Хохолкин всегда в ванне, куда «перелегал» с кровати.

Помимо кровати и ванны, Хохолкин ещё любил лежать у себя на балконе, на десятом этаже. И загорать… Внизу, по улицам, все куда-то бежали, спешили, торопились; натянув на себя рубашки, юбки, часы, трусы; набив сумки всевозможными предметами, а го?ловы – всевозможными проблемами… А оригинал Хохолкин лежал себе на своём балкончике, абсолютно голый, и абсолютно никуда не спешил. Потому что у него был воскресный день. Причём – постоянный. Это у других воскресенье заканчивалось и начинался понедельник, а у оригинала Хохолкина воскресенье заканчивалось – и снова начиналось воскресенье.

Тут, конечно, возникает вопрос: почему у всех – понедельник, вторник, среда… А у Хохолкина – воскресенье, воскресенье, воскресенье… Такого просто быть не может!.. А вот и может. Не забывайте, что Хохолкин был ба-а-а-а-альшой оригинал. «Ну а откуда у него тогда деньги берутся, если он целыми днями на балконе валяется?» – поинтересуется какой-нибудь дотошный читатель. А ниоткуда. Откуда счастье с любовью берутся?.. Денег, счастья и любви всем всегда не хватает – вот все всегда и бегут за счастьем, деньгами и любовью. А оригинал Хохолкин никуда не бежал, ему вполне хватало и того, и другого, и третьего. Ещё и лишнее оставалось.

Вот такой он был везунок – помимо того, что оригинал.

Хохолкину везло буквально с самого утра и до самого вечера. Проснётся утром – уже, считай, повезло; уснёт вечером – опять, считай, повезло. А уж как ему днём везло – это просто фантастика. Если одна дверь не открывается, так обязательно другая откроется; если одна любимая на свидание не является, так обязательно другая заявится. Или вот, скажем, уйдёт поезд из-под носа Хохолкина, а ему тут же другой поезд под нос подают.

Поезда – это вообще отдельная песня. В поездах у оригинала Хохолкина самое любимое место было – верхняя боковая полка у туалета. Он её всегда брал. А вот страховку никогда не брал. И кассирши, бывало, за это на него обижались и думали мстительно: «Ах, ты страховку не берёшь, ну тогда получи верхнюю боковую у туалета». А Хохолкину только этого и надо. То есть опять, считай, ему повезло. Так что голого Хохолкина голыми руками не возьмёшь. Ну как, спрашивается, можно взять голыми руками человека, который любит ездить в плацкартном вагоне, на верхней боковой полке у туалета? Это всё равно, что лишить чёрной икры того, у кого самая любимая икра – кабачковая. А оригинал Хохолкин в смысле еды ещё и «покруче» был, потому что его любимой едой были – хлеб с водой.

Похлебает Хохолкин вкусненькой водички с хлебушком – и на балкон. Загорать. Или книжку читать. Книги оригинал Хохолкин читал весьма оригинальным способом – задом наперёд. В особенности – биографические, про великих людей. Вначале Хохолкин читал в самом конце про то, как великий человек умер; затем, в процессе чтения, герой постепенно молодел, становясь всё менее великим; следом за молодостью шла совсем уж не великая юность, далее отрочество и детство; потом, соответственно, рождение, эмбриональный период и зачатие. Ну и в самом конце, вернее, в самом начале, герой окончательно исчезал из этого мира. И получалось, что действительно всё равно, откуда и куда книжку читать – от начала ли к концу, от конца ли к началу… Из больших русских писателей Хохолкину больше всего нравился Даниэль Дефо. Чтобы вас это не удивляло, ещё раз напомним: Хохолкин был ба-а-а-а-альшой оригинал, потому-то Дефо у него и «ходил» в ба-а-а-а-альших русских писателях. Частенько, лёжа на балкончике, Хохолкин воображал себя Робинзоном Крузо на необитаемом острове.

А надо сказать, что воображалка у Хохолкина было ОГО-ГО какая. Не хуже соображалки. К примеру, Хохолкин мог по утрам, смеха ради, мысленно встать, мысленно сделать зарядку и мысленно отправиться вместе со всей страной на работу; то есть мысленно выйти из дома, мысленно дойти до метро, мысленно спуститься по эскалатору, мысленно сесть в переполненный вагон, ну и так далее. И всё это он проделывал исключительно в голом виде.

Со временем, Хохолкин так наловчился мысленно ходить и ездить туда-сюда в чём мать родила, что мысленно объехал и обошёл голым весь земной шар. Побывал и в Австралии, и в Африке, и на Северном полюсе, где, кстати сказать, слегка простудился; всё-таки в голом виде по Северному полюсу лучше не фланировать, даже и мысленно.

А ещё оригинал Хохолкин мысленно сочинял оригинальную музыку, которая была намного оригинальнее, чем музыка Моцарта, Бетховена и Чайковского вместе взятых. Но так как Хохолкин был оригинал, то он своей музыкой меломанов не радовал, а радовался ей сам.

«Да как же можно своей радостью с другими не делиться?» – скажет кто-то. А вот и можно. Трудно, но можно. У меня, к примеру, жена есть, так я с ней лет десять уже не общаюсь. Хотя порой избежать общения очень трудно – живём-то в одной квартире. Так что, в принципе, всё возможно, и даже то, что невозможно. Тем более, что Хохолкин – как мы его уже неоднократно позиционировали – был ба-а-а-а-альшой оригинал.

А ещё оригинал Хохолкин был оригинальнейший поэт. И знаете почему? Потому что за всю свою жизнь он не сочинил ни одного стихотворения. Стихи же других поэтов Хохолкин читал так же, как и прозу прозаиков – то есть задом наперёд. И очень даже оригинально выходило:

Что кинул он в краю родном?..
Что ищет он в стране далёкой?..
В тумане моря голубом,
Белеет парус одинокий!..

Или:

Как гений чистой красоты,
Как мимолётное виденье,
Передо мной явилась ты!
Я помню чудное мгновенье!..

Ну что ещё можно сказать оригинального про оригинала Хохолкина кроме того, что он был ба-а-а-а-альшой оригинал?.. Именно «был», потому что его уже нет. Лежал себе Хохолкин, как обычно, – в воскресенье, на балкончике да на солнышке, а потом вдруг – фьють! – и пустое место!.. Всё есть как есть, а Хохолкина – нет как нет. И никаких тебе похорон, могил, кладбищ… Ай да Хохолкин!.. Ай да оригинал!..

Бог Гаврилкин

Гаврилкин был Бог – Вездесущий и Всемогущий… И хотя Землю создал не Бог Гаврилкин, а другой Бог – Хохолкин, Гаврилкин тоже к созданию Земли «руку приложил» – положив всему сущему на Земле пределы. А вдобавок к этому, ещё и расставив по всей Земле ловушки. И если кто-то выбирался из одной ловушки, то тут же попадал в другую; а если выбирался из другой, то сразу же оказывался в третьей… Словом, каждый житель Земли, вплоть до последнего микроба, находился в перманентной ловушке.

А ещё Бог Гаврилкин сделал так, чтобы на Земле низ был снизу, а верх – сверху; чтобы соль была солёная, а сахар сладкий; чтобы за зимой шла весна, а не наоборот… Хотя поначалу-то Бог Гаврилкин как раз собирался сделать всё наоборот: сахар – солёным, соль – сладкой, низ – верхом, верх – низом. Прыгнули бы вы, к примеру, с шестнадцатого этажа и полетели бы не вниз, а – вверх. И так бы всё летели… летели… летели… До бесконечности.

А ещё Бог Гаврилкин знал о том, о чём ни один житель Земли даже понятия не имел. Бог Гаврилкин знал, что Земля есть не на самом деле. А на самом деле её нет. Нет ни лесов, ни полей, ни морей… ни… ни… ни… НИ-ЧЕ-ГО… Как такое может быть?! Ещё и не такое может быть. Вот, скажем, Вселенная… Впрочем, о Вселенной скажем в другой раз. А хотя – почему в другой?! Можно и сейчас сказать: Вселенная не одна; Вселенных – бесчисленное множество; они вложены друг в друга, как матрёшки; причём каждая следующая Вселенная, в отличие от следующей матрёшки, не меньше, а – больше предыдущей. Как так?! А вот так. Парадокс. Но только с человеческой точки зрения – парадокс, а с божественной – аксиома. Уже вторая.

А первая аксиома – это про Землю, которой на самом деле нет. Кое-кто из людей всё ж таки смутно догадывался, что Земли на самом деле нет; ну там философы всякие, которые утверждали, что «мир есть – ничто». Ну или там поэты разные, которые писали, что «жизнь – это сон». Но все эти догадки были чисто теоретическими; в порядке, так сказать, философского домысла или художественного вымысла. А вот Бог Гаврилкин знал точно, что Земли нет.

Когда-то Земля, разумеется, была. Была… была… была… да и сплыла.

Куда?..

Бог знает – куда. Гаврилкин.

И осталось от Земли одно лишь эхо (фигурально, конечно же, выражаясь). А «эхо», если кто не в курсе, – это нимфа, которая высохла от любви так, что от неё остался один лишь голос.

Но не в этом суть.

А суть в том, что на Земле, которой на самом деле не было, всё было как на самом деле; а на самом деле было не на самом деле. А как было на самом деле, никто не знал. Никто кроме, опять же, Бога Гаврилкина… В общем, не будем долго лить воду в дырявый кувшин, а перейдём от экспозиции сразу к кульминации.

Мёртвых на Земле больше, чем живых; умных меньше, чем мёртвых; дураков больше, чем умных; живых меньше, чем дураков… Это понятно? Или ещё раз повторить?

Вот потому-то Бог Гаврилкин и знал истинную цену как всему человечеству в целом, так и каждому отдельному человеку в частности.

Но Бог Гаврилкин не стал – образно говоря – проворачивать фарш обратно, или – говоря ещё образнее – из рыбного супа делать обратно аквариум с рыбками. Он оставил людей такими, какие они есть – нелепыми дон?льзя. Им было совершенно неважно, что их жизнь им только кажется; а было важно лишь то, что им кажется, что это их жизнь. Свои ощущения они принимали за действительность, а действительность принимали за свои ощущения. И когда они не ошибались, они всё равно ошибались; а когда они ошибались, они всё равно не ошибались.

Так вот они и жили – вставали для того, чтобы лечь; ложились для того, чтобы встать. Безудержно мечтали, надеясь, что найдётся какой-нибудь дурак, который осуществит все их мечты. И не было такой ситуации, из которой бы люди не смогли бы не выйти с позором.

При этом люди, без ложной скромности, сами себя считали людьми; а на самом деле людей среди них было раз-два и обчёлся. Остальные же все были форменными животными; за исключением тех, кто был форменной травой. Просто те, которые жили чувствами – были просто животными; а те, которые жили умом – были умными животными.

Чтобы хоть как-то людей очеловечить, Бог Гаврилкин сунул им под нос божественную истину – что: всё равно. Без разницы: сидеть ли в барах – сидеть ли на нарах; лежать ли в больницах – лежать ли на пляжах… «Одна фигня», как говорится. Но люди упорно воротили нос от этой «фигни», ну то есть от этой истины; потому что всю свою жизнь только и делали, что налаживали и налаживали эту самую свою жизнь, налаживали и налаживали… Но сколько бы они её ни налаживали – жизнь их налаживалась только после их смерти. Потому что – как уже был сказано – Бог Гаврилкин всему на Земле пределы положил. Поэтому молодость проходила так же быстро, как и старость; а старость проходила так же быстро, как и молодость.

В общем, мои маленькие читатели и читательницы, чтобы не отнимать у вас много времени, которого у вас и так-то с «гулькин нос» – всего-то несколько десятилетий, перейдём от завязки прямо к развязке.

Бог Гаврилкин сидел на лугу и пас коров. То есть, по сути, делал два разных дела; причём делал их одновременно – и сидел, и пас. Как это он так умудрялся?! Ну, так ведь Гаврилкин – Бог. Он в этот момент ещё и третье дело делал – на небо смотрел. А по небу, клиньями, улетали на юг птицы. Не все, конечно, а только те, кто поумнее.

А по лугу мимо коров и Гаврилкина шли две девушки. Местная и приезжая. Местную Гаврилкин про себя называл – «курочка», потому что у неё были куриные мозги.

– Привет, Гаврилкин, – помахала рукой «курочка».

– Гы-гы-гы… – ответил ей Гаврилкин, пуская слюни.

– Как поживаешь, Гаврилкин?