Миражи Предзеркалья. Роман-мистерия. О лабиринтах и минотаврах плоти, разума и души

В каждом Цеху отрабатывается своя процедура Спасения. Вот зачем они копают в тысячелетних песках! Понимает ли Сибрус, что его открытие может привлечь проклятие на весь род человеческий? Тогда диспут Кертисов и Агуары относительно обезьян воплотится в земное бытие. Впрочем, незаслуженных проклятий не бывает.

Сибрус как-то – десяток лет тому – заговорил о Зеркале Мира. Или миров? Как жаль, плохо помню тот разговор. Да и неопределённо говорил учитель, туманно. В частности, о том, что вакуум с его состояниями – физическое приближение к тому Зеркалу. И о том, что во времени и пространстве путь к нему бесконечен. Но это – путь счастья, блаженства.

…Ограждение садов райской вечности…

Вакуум?

Или таинственное Зеркало?

Разве не в Рай стремился Вавилон?

В рубке похолодало сильнее, от звёзд Перископа задуло мелким колючим снегом. Штурман неожиданно доложил, что климатическая установка бездействует, перемен погоды не фиксирует. И снова вернулся к беседе Кертисов. Вот как! Оказывается, есть на шхуне и такая аппаратура! Ну какой я капитан?

Андрий закутался в синтезированный вакуумом жёлтый тулуп. Одной иллюзией защитился от другой.

Зеркало, зеркало, зеркало…

Шару надоели Кертис с Агуарой. До того Шар с Кертисом был на дружеской ноге. Думаю, потому, что тот в экипаже самый старый. И он итальянец из распылённой по миру греко-египетской диаспоры. Это к тому, что в достартовой жизни он мог знать Илону. Она из того же сообщества. Кертис – спец высшего класса, но его квалификация на Арете равна роли Джино-уборщика. Все мы тут бесполезные символы.

Снегопад закончился, снежинки растаяли. Путевой Шар воспроизвёл сигнал сбора и тут же из всех динамиков зазвучал жёсткий голос молчащего Агуары. Голос профессионально штурманский, но фразы… Не агуаровские фразы, а…

– Отроки неразумные! Комментаторы тараканьих скачек, пропагандисты загнивших устоев! Послушайте, друзья-страдальцы, мудрость серую, грамоту изначальную. Создавая кругом себя усиленное пси-поле, единица Разума увлекает в вакуум себя и среду, в кою оная логически вписана. Виртуальная «шуба» – оболочка элементарных частиц – меняет качества. Возникает эффект, названный братом моим Сибрусом «скольжение в шубе». В результате реальный предмет переходит в иное состояние. Связи с прежним миром теряются, и новое состояние можно определить как физическое инобытие… Есть порог, критический уровень поля, который требуется для этого. Но первое и непременное условие перехода – пассивное состояние чувств субъекта, внутренняя пустота. А она приходит после взрыва…

– Вот! – радостно прервал Кертис излияния подведомственного Шара, – Обуздай желанья, входящий в нору Великого Крота! Укроти обезьяньи инстинкты. Тогда и обретёшь счастье…

– Ты это кому? – с угрозой спросил Агуара-Тунпа, мрачный и напряжённый.

Неужели бросится на собрата по Цеху? Но невероятного не произошло. Кертис среагировал раньше Агуары.

– Нет. Это я другу и товарищу по прошлому воплощению, дорогому визави Анри Пуанкаре. Он мне не раз говорил, а после записал такие слова: «Я-подсознательное» не является низшим по отношению к «Я-сознательному», оно не является чисто автоматическим, оно способно здраво судить, оно имеет чувство меры и чувствительность, оно умеет выбирать и догадываться. Да что говорить, оно умеет догадываться лучше, чем моё сознание, так как преуспевает там, где сознание этого не может».

– А кем ты служил при товарище Пуанкаре? – по-казацки просто поинтересовался Андрий; переселение душ для Цеха Розы Мира вовсе не непреложный закон; Роза Мира сама издаёт законы бытия, – Писарем-биографом? Сторожем при клозете?

Кертис не обиделся.

– Меня звали Эмиль Бутру. Я должен известен тебе как спиритуалист. Специалист по вызову духов. В те годы нас было… Было достаточно.

Он сделал паузу, чтобы оценить реакцию на откровение. Имя действительно известное. Наследие Бутру входит в список Сибруса для кандидатов в вакуум-плавание. Видимо, Кертис основательно изучил труды спиритуалиста.

– Ещё будучи Бутру, я поддержал друга Анри и объявил, что бессознательное в человеке превосходит сознание во всём. Во всём и всем! Так что придётся нам признать, что сознанием и логикой мы ничего не добьёмся. Все тонкие чувства, озарения, нюансы веры – все они замкнуты на подсознание или, точнее, на бессознание, на свободное познание. Попробуйте не согласиться!

То был момент торжества подсознательного в Кертисе.

***

Кертис поразил не только меня. Озадаченный Агуара забыл, что настало время его дежурства, а капитану пора на отдых. Напоминать я не стал. Уходил экипаж молча. От встречи никто ничего не получил. Я в том числе. Было у меня желание создать эмоциональную свалку, взорвать атмосферу взаимной нелюбви. Кое-что, правда, прояснилось, но интегральная составляющая ситуации не стала прозрачнее. Так что надо мне побыть одному. И здесь, в рубке, ставшей нервным центром «Ареты». Уточнить, кто же я такой, Алекс Сибирцев. Кто я есть и для себя, и для людей.

Было время, считалось: разумность – признак социальности. Эксперименты показали, что Маугли не менее разумны, только мыслят и общаются они в иной системе координат. И лягушка вполне может стать принцессой. Сегодня я убедился: мы, пятеро, не общность. Мы одиночки, Маугли. Наши системы речи, мышления и прочего – лишь пересекаются, но не совмещаются. Волк, овца, баран, лев… Лев? Кто тут царь зверей-то? А может, все мы просто обезьяны? Из разных стай…

Ребёнок – человек иной цивилизации. У него нет иллюзий, настоянных на мутной воде стереотипов. Потому я и не помню себя в детстве.

Не помню ни отца, ни матери. И не искал их, рассчитывал в судьбе на себя. Один из северных интернатов Розы Мира… Как я туда попал, до сих дней не понимаю. Попал и стал объектом насмешек. Ребят заценили мои уши и глаза. Слишком большие. Я терпел месяц, потом отыскал в Шумерском пантеоне Дингира – божество с громадными ушами и глазами. Оказалось, они символизируют мудрость. Меня оставили в покое. Перед духом религии нас учили трепетать. Но отличать духовность не натаскали.

Много позже Сибрус нацелил меня отделять идолов от Божества. Оказалось, понятие «религия» люди расширили до антисмыслов. Слово получилось резиновое, растягивающееся по любому желанию-капризу. А многим другим Сибрус по жизни не встретился.

Роза Мира воспитывала красиво и увлекательно. Зоогогика, метапсихология, мета-пара-что-то многое… Звучит как песня-заклинание и посейчас. Один курс духовной эволюции человечества чего стоит! Я не знал тогда, что интеллектуальное вовсе не обязательно духовное. Но как привлекательно в той эволюции сплелись история арийской философии, зодчество шумеров, звёздная технология атлантов…

Учился без особого упорства, но легко. И самонадеянно взял на прицел Всемирную религиозно-философскую академию. После неё – неизбежное включение в элиту северного цветка планеты. Дух захватывало… Но Цеху не хватало кадров вне собственной организации. Мне вживили молекулярный чип контроля, сделали курс инъекций специальной психической подготовки и – я в федеральном колледже особо одарённых детей, на тёплом острове Ста Городов. После холодной России – почти рай. Илона приехала туда из горячего Египта и поначалу мёрзла. Колледж и определил наши судьбы. Ибо там, кроме всего, выявляли приоритетные одарённости. И как-то само собой мы с ней избрали космос. Избрали, а после колледжа разъехались: она – домой, я – в резерв Цеха. Но «мы» для нас успело стать важнее «я».

Отдельные судьбы стали одной, но предопределилось единство много ранее. Да кто способен разгадать тайны предназначения?

Вот, только задел болевую точку, и экран замерцал. Я замер – эксперимент со мной продолжился. И всерьёз, по-настоящему – на сей раз ожила встреча с Илоной, ставшая началом… Да, именно тогда явно определился ход нашей с ней жизни. В соответствии с предопределением.

Замерев в трёх шагах, она ироническим прищуром оглядела мой комбинезон. Кругом плавился тридцатиградусный июль, и комбинезон смотрелся вызывающе смешно. Всё равно что бельё с подогревом в римской сауне. Я терпел, кося взгляд на значок Космоколледжа. Видит она его или нет? Она увидела и усмехнулась. Чуть повела губами, так, что можно и не заметить. Кто другой и не заметил бы. Но во мне царили кастовые комплексы. И я тут же выпал из первой шеренги на обочину повседневности. А на обочинах не принято красоваться тем, что не внутри, а снаружи.

Но марка – вывеска! – Космоколледжа держала цепко. Ущемлённое самолюбие…

Когда-нибудь смогу с ним расстаться?

Не отвожу взгляда от безжалостного экрана Перископа. Смотреть на себя со стороны через столько лет… Как же я был глуп и самонадеян. А Илона – маленькая, хрупкая, но уже взрослая, уже мудрая не опытом, но инстинктом. Да, так и было: я не сошёл с тропинки, не уступил ей, не сказал нужных слов, не… Нескончаемая вереница «не»!

Именно в тот год стартовала Эра Вторжения в Надземелье. Технотронная суперцивилизация, ведомая Федерацией номинальных государств и реальными Цехами, рванулась в Небо. Не оглядываясь, не смотря под ноги. Кто из нас думал, что на деле открывается Эра Скорпиона?

Срочно требовались свежие куски жизненного пространства. И многочисленные жертвы на межпланетных трассах не ослабили космический прессинг. Соперничество меж Цехами гасило любые призывы пересмотреть стратегию экспансии. Цена выпускника Космоколледжа взлетела к звёздам.

На Илоне – лёгкое розовое платьице. Как облачко на восточной заре. Что ж, её – в отличие от меня – было кому наряжать. Папа, мама, бабушки, дедушки, дядечки, тётечки… Полный семейный набор. Илона улыбнулась, тем же ехидно-критическим взором окинула помещение рубки. Я похолодел: сейчас она шагнёт внутрь «Ареты», и соединится несовместимое.

Но нет… Кто меня пощадил? Биомозг «Ареты», вакуум?

Тропинку у моря мгновенно заместил Зал Памяти Космоколледжа. Галерея живых портретов Героев. На постаментах красного золота четырёхмерные фантомы. Можно поговорить, пожать руку, поправить складку одежды. По поверью, в лунные ночи они сходят с пьедесталов, собираются вместе и вспоминают то, что неизвестно живым.

Сколько раз Галерея раздвигала-расширяла стены? Уверен, приготовлены пять мест для экипажа «Ареты». Передо мной медленно проплывают фигуры, лица. Кто улыбается, кто смотрит с серьёзной печалью. Не хватает увидеть самого себя. Что будет означать: мы не вернулись. Не вернёмся…

Смотрю и вспоминаю. Впервые за столько лет, и – по принуждению. Не хватает человеку Земли ни времени, ни сил, ни желания оглянуться на пройденный путь. Оглянуться и попытаться увидеть, в какие моменты судьбы свершились как нужные, так и крайне сомнительные повороты. Разве нет у человека такого дара, как свобода выбора?

Не знаю, сколько сейчас Героев в Галерее. Число их пропорционально уровню человеческой активности в Космосе. Курсантов готовят на пределе психофизических возможностей. Выпускник Космоколледжа отличается от обычного землянина, как полубог Геракл от смертного троянца.

«Надземельцами» лётный состав назвали затем, чтобы отделить от работников стационарных космостанций, лунных и марсианских поселенцев, специалистов инфраструктуры космоса. Из этого «Над…» струился свет околобожественной значимости. Так создавался престиж. И росло население Галереи. А действительный смысл гордого «Надземелье»… В своём элитарном круге опытные космолётчики именовали себя «безземельцами». Но сколько из них так и не успели дать себе истинную оценку? Став капитаном, я попытался препарировать стратегию кураторов Космоколледжа. Но альтернативы действующему порядку не нашёл. Похоже, безмерные цены продвижения в Небо нельзя было сбросить ни на один пункт, ни на одну жизнь. «Надземельцы» платили дань беспрекословно: людскими жертвоприношениями и невозможностью оставшимся в живых вернуться в обычное земное бытие.

Программу подготовки курсантов полностью засекретили после моего выпуска. Федерация опять уступила Цеховым вождям. Что и зачем скрывать? И от кого? Теорию и практику космонавигации? Курс обеспечения безопасности космических строек? Или психологические основы контакта с внеземными цивилизациями? Ну, может быть, некоторые моменты психофизической подготовки, закрученной вокруг интегрально-восточной системы.

Мало что вспоминается в деталях. Разве что трёхмесячное участие в научной экспедиции Академии Розы Мира. Знаменитые пещеры Марса… Свежие, не тронутые земным любопытством – их только что открыли. Открыли и через месяц закрыли. Почему закрыли, и сейчас не знаю. Марсиане не оставили ничего из своей технологии. Только образцы искусства, исполненные невероятно живыми, превосходящими диапазон человеческого восприятия, красками. Мне повезло. В прорытых под пирамидой Вечного Ужаса ходах нашёл два осколка неизвестного прозрачного минерала. О, то были волшебные камни! В глубине их светили и двигались мириады искр-огоньков. Сравнить не с чем. Земля тогда не имела ни «Ареты», ни Путевого Шара. Если Шар сделать твёрдым и разбить на кусочки, получится примерно то же.

Один камешек подарил Илоне в день её двадцатилетия под видом амулета. Он ушёл вместе с ней. Тот день рождения она встретила стажёром на рейсовом крейсере-челноке «Луна-Фобос», командование которым я только что принял. Второй камень вошёл в коллекцию Цеховой Академии.

И секунды не вернуть. Словно приснилось нечто, похожее на жизнь.

…Где-то происходит настройка. Экран Перископа лихорадит. Изображения наслаиваются друг на друга, искажаются… Понимаю: сталкиваются разновременные пласты моей памяти, идёт ориентированный психопоиск. Неужели вакуум? А возможно ли отсюда воздействовать на своё прошлое? Изменить хоть что-то?