Хвост ящерицы. Тайна русского Кёнигсберга

– Он сказал, что поможет мне расправиться со всеми…

– Ваше высокопревосходительство, – обратился к Василию Ивановичу адъютант. – К вам – офицеры, которых вы вызывали.

– Зови!

В кабинет генерал-губернатора вошли три пехотных офицера.

– Поручики Болотов и Непейцын, капитан Тригуб, – представил Василий Иванович вошедших офицеров сыну. – А перед вами – подполковник Суворов Александр Васильевич.

Молодые люди с интересом взглянули на сына генерал-губернатора. Как позже писал Болотов: «О сем удивительном человеке носилась уже и тогда молва, что он был странного и особливого характера и по многим отношениям сущий чудак». Подполковник поднялся и пожал руки офицерам. Взгляд у него был ироничен, в глазах смеялись чёртики.

– Это и есть, батюшка, ваши молодцы, коим можно доверить столь щекотливое дело?

– Они и есть. Да вы присаживайтесь, господа. У меня к вам настолько важное и секретное дело, что о нём лучше всего говорить в тихой и спокойной обстановке, за чашкой чая… Захар! Неси самовар!

25 января 1761 года выдалось воскресным солнечным и блестящим днём. Мороза совсем не ощущалось. Напротив, с обласканных светом и теплом черепичных крыш, весело сверкая, срывались крупные капли, падая в грязный утоптанный снег. Кое-где даже появились небольшие лужицы талой воды. «Пора уже подумать о новых сапогах…» – грустно размышлял капитан Василий Тригуб, поскольку почувствовал, что его правый чулок сделался влажным… Рядом, весело переговариваясь, шагали два его товарища – Андрей Болотов и Сергей Непейцын.

Два дня назад они получили довольно неожиданное задание от генерал-губернатора Пруссии Василия Суворова. Сыск – дело полицейского, а не военного чина. Но, когда смертельная опасность угрожает самой государыне, тут уж не до служебных тонкостей. Сам подполковник Суворов, рискуя репутацией, проник в масонскую ложу для того, чтобы выведать человека, способного совершить такое страшное злодеяние. Обо всём этом генерал-губернатор строжайшим образом приказал молчать, не говорить никому, не писать в мемуарах и не рассказывать даже перед смертью.

Сегодня они играли роль бесшабашных, отдыхающих офицеров, прогуливающихся по интересным городским местам, коих в Кёнигсберге в это время находилось немало. На самом деле они отслеживали одного из тех, от кого опасность могла грозить их императрице. Они шли за французом по имени Леон Дибирье, невысоким, полным человеком средних лет. Тот, одетый в серую бекешу и шляпу, шествовал из Альтштадта в сторону Лёбенихте мимо Королевского замка, который величественно наблюдал за снующими под его стенами людьми, пряча добродушную усмешку под остроконечными крышами башен.

В руках загадочного француза был чёрный кожаный саквояж. Вероятно, масон намеревался с кем-то встретиться. Дибирье не торопился. В подвале одного из домов был устроен небольшой кабачок, на пороге которого сидел подвыпивший матрос, пытающийся набить трубку табаком, но постоянно просыпавший оный мимо трубочной чашки. Из погребка аппетитно пахло жареным мясом, и доносились грустные звуки скрипки. Торговцы и ремесленники препровождали здесь своё время в пустяковых разговорах, курении табака и распитии пива. Приятели почувствовали голод и подумали, что было бы неплохо, если б Дибирье зашёл в кабачок перекусить…. Так тот и поступил. Видимо, именно тут у него и была запланирована встреча… Друзья спустились вслед за французом и заняли свободный столик, откуда продолжали вести наблюдение.

– Господа, приветствую вас! – широко улыбаясь, драгунский капитан Уфимцев шагнул к вновь прибывшим гостям. Было заметно, что он в этом кабачке – завсегдатай и находится здесь уже довольно давно.

– Если хотите хорошо и вкусно покушать, рекомендую клопсы (33)! – капитан подсел к офицерам. – А если вы не против хорошей выпивки, то кроме шнапса вам ничего здесь не нальют.

– Пожалуй, с него мы и начнём, – согласился с ним Тригуб. – У меня прохудился сапог, боюсь, без шнапса могу и простудиться.

– Конечно, Василий Егорыч! А твои друзья не будут возражать?

– Нисколько, господин капитан… – ответил Непейцын.

– Бросьте! Называйте меня по имени-отчеству… Трифон Петрович, к вашим услугам…

– Андрей Тимофеевич, – представился Болотов.

– Сергей Иванович, – учтиво поклонился Непейцын. – Что же, шнапс – это немецкая водка?

– Аннушка, – позвал Уфимцев девушку, прислуживающую в кабачке. – Нам шнапсу и клопсов!.. – И, обращаясь уже к Непейцыну: – Да, дорогой Сергей Иваныч, это ихняя водка. Не так, чтоб очень, но… старайтесь не злоупотреблять!..

Пока расторопная служанка собирала на стол, подвыпивший кавалерист рассказал о том, что шнапс производимый в Германии с начала XVI века, является весьма распространённым и популярным напитком. Слово «шнапс», как пояснил офицерам драгун, произошло от старонорвежского «snappen», что означает «глотать, пить залпом».

– Разновидностей шнапса множество, причём, у каждого хозяина кабачка имеется собственный рецепт, – объяснил Трифон Петрович. – Обычно его делают из картофеля, свекловицы, пшеничного солода и ячменя. Я, господа, рекомендую шнапс, настоянный на травах, он слегка горчит. А фруктовый чересчур сладок…

– Господа русские офицеры будут запивать шнапс пивом? – спросила Анна, выставляя на стол заказ. – В Германии мужчины обычно так и делают, беря в расчёт: большая кружка пива на рюмку или глоток шнапса. «Если на столе находится сельдь, то без него никак не обойтись», – так говорится у нас, – она вызывающе улыбнулась и сверкнула глазками. – Если господам офицерам угодно, то сельдь сейчас же будет подана!

Дибирье, как заметили офицеры, тоже заказал «немецкую водку» и утку.

– Какой шнапс предпочитаете? – спросила Анна. – У нас, в Кёнигсберге, он имеет разные названия.

– Например? – улыбнувшись, спросил Болотов.

– Например, «Pregelgestank» (34). Такое название «навеяно»… характерной прегельской вонью, которую вызывают западные шторма и нагонные ветры в Кёнигсберге. А если хотите, могу предложить вам «Кровавую язву». Это – излюбленный шнапс наших грузчиков. Он смешивался из яичного коньяка и вишнёвого ликёра. Ещё его называют «Складская крыса»…

– А более благозвучных названий у вас нет?

– Есть. Вот шнапс «Подозрительный слон». Но он подаётся с яичницей-глазуньей. Так какой предпочитаете?

– Подавай тот, что меньше воняет, – приказал драгун и погладил служанку пониже спины.

К посетителям кабачка, коих насчитывалось десятка полтора, прибавился ещё один. Это был человек с длинными нечёсаными волосами, в чёрной шляпе, в бостроге и ботфортах, что выдавало в нём моряка. Он подсел к Дибирье и между ними сразу завязался оживлённый разговор. Новый посетитель заказал себе пива и жареных колбасок.

– Говорят по-французски…. Беседуют о скорой поездке в Санкт-Петербург, – шепнул Непейцын на ухо Болотову. Тот кивнул головой.

Двое бедно одетых подростков играли в кабачке на скрипицах, развлекая посетителей. Они чередовали грустные и весёлые мелодии. Народу постепенно прибывало.

Вскоре Дибирье заказал себе кофе и марципан в форме сердечка, а его сосед закурил трубку и попросил серый горох с салом.

– А мне нравится Кёнигсберг, – уверенно заявил Уфимцев. – Жители этого города живут в достатке, нищих и попрошаек попросту нет… Но и излишеств себе не позволяют, а такого я прежде не замечал нигде. Это не Польша – здесь роскошь и мотовство не в чести!

– Вы правы, Трифон Петрович, – заметил Болотов. – Здесь даже знатные люди ведут жизнь размеренную и несколько уединённую. Вы заметили, что они предпочитают ходить пешком, а карет и богатых экипажей на дорогах чрезвычайно мало?

– Зато у нас в Москве всякий купчишка, дабы показать свою важность, закатит такой галоп, что только держись!

Тригуб слегка толкнул локтём Непейцына. Тот повернул голову и увидел, как Дибирье раскрыл саквояж и вытащил из него какой-то свёрток, который тут же передал соседу-моряку. Тот поднялся, спрятал полученное от француза под бострог и направился к выходу.

– Я – за ним, – шепнул своим спутникам Тригуб.

– Будь осторожен, Василий.

Едва за соседом Дибирье и последовавшим за ним капитаном закрылась дверь, засобирался и сам француз.

– Трифон Петрович, – обратился к кавалеристу Болотов, – нам пора! Мы прекрасно провели время. Приятно было познакомиться!

– Уходите? Так скоро?… Ну, а я ещё посижу. Аннушка, пива мне!

Дибирье не спешил домой. Он чинно шествовал по улицам города, никуда не торопясь. Два офицера следовали за ним, не забывая посматривать по сторонам. Время близилось к полудню…

Нельзя было не заметить, что дома в Кёнигсберге, даже в лучших частях города, были довольно узкие и казались очень тесными. Большинство зданий не достигали и пяти саженей в ширину. При этом окна выходили только на одну сторону, да и то – всего по два-три окошка, а боковые стены обычно оставались глухими. Но этот недостаток компенсировался высотой строений и большим количеством этажей. Дворы были не у всех зданий, и предназначались они, в основном, для хранения дров. Наружные двери домов обычно были разделены надвое, поперёк. Верхняя половина днём могла быть распахнута для освещения, а нижняя часть двери чаще всего оставалась закрытой, препятствуя входу посторонних.

Дибирье неспешно продолжал путь. Было заметно, что прогулка доставляет ему удовольствие. Дороги были вымощены булыжником, снег и лёд с них был сметён. На чистые улицы вышло немало народу, радуясь хорошей погоде в этот воскресный день.

А вот, словно трёхпалубный корабль, выплыл непотребный дом, в котором посетители за деньги могли получить любую девицу из имеющегося состава. Уж не туда ли направил стопы загадочный француз? Работы у девиц лёгкого поведения сегодня было мало, они смотрели в окна и, громко смеясь, зазывали в свои покои всех прохожих. Данное публичное заведение мало интересовало офицеров, поскольку на памяти было немало случаев, когда их сотоварищи пострадали от дурных болезней. Другое дело – нарядные благородные барышни, степенно разгуливающие между торговых лавок, с интересом и некоторым смущением поглядывающие на молодых людей в военной форме. Правда, большинство из них шествовало в сопровождении строгих мамаш или служанок, но были и исключения… Для обольщения молоденьких девушек у приятелей всегда были наготове дежурные комплименты, забавные рассказы и шутки, а также целый арсенал иных мужских хитростей…

С одной улицы, на которой торговали картинками художников, книгами и даже газетами, и что более всего удивило – диковинными камерами-обскура (35) и мелкоскопами, для разглядывания разных букашек, офицеры узеньким кривым проулком, спугнув стаю голубей, прошли на другую, заполненную лавочками с разными съестными припасами: колбасами, сырами и булками. Следуя по ней, приятели оказались на площади перед ратушей, заполненной многочисленными торговцами и покупателями.

В этот час здесь же на дощатом помосте нелепо одетые и ярко раскрашенные комедианты давали своё представление. Они всячески кривлялись и выкрикивали в толпу свои глупые и грубые шутки. Но, несмотря на то, что они несли полный вздор, городская чернь наблюдала за ними с открытыми ртами. Тут же прохаживались продавцы каких-то сомнительных лекарств и шныряли подозрительные мальчишки, очень похожие на карманных воришек. Для тех и других такое скопление народа обеспечивало хороший заработок…