– Oberstleutnant (29)
– Благодарю вас…
А тот, видимо, плохо расслышав, записал: «Oberleutnant (30)». Не знал, масонская морда, что в русской армии нет ни младших лейтенантов, ни лейтенантов, ни старших…
– Так, батюшка, и стал твой сын масоном пятой степени посвящения. «Шотландский мастер»! – смеялся Александр Васильевич. Но вдруг посуровел: – Вся эта клоунада, отец, имеет глубокий смысл. Первые камни в «здание масонства» закладывались ещё века назад… Уже тогда всё было продумано до мелочей…
– Захар, подай-ка нам чаю! – спокойным и даже ласковым голосом распорядился Василий Иванович.
Денщик Захар, стоя за его спиной, поскрёб пальцем глубоко в носу. Ему вспомнился рассказ губернатора о том, что тот являлся крестником самого Петра Великого и, когда Василию Ивановичу исполнилось пятнадцать лет, то царь взял его к себе денщиком и переводчиком. А «денщик» Петра I, по сути, являлся его адъютантом и порученцем – очень важная должность, почти как у него теперь…
– Извольте, Василий Иванович… Да вы давеча уже почти весь самовар выпили!
– Ничего… Неси! Да, Саша, повезло тебе, я не чаял, что тебе удастся так быстро проникнуть в логово масонов и так блестяще справиться со своей задачей.
– Только больше я туда – ни ногой!
Василий Иванович улыбнулся и кивнул головой.
– Так удалось ли тебе, Саша, выяснить что-нибудь по делу о предстоящем покушении на императрицу?
Александр Васильевич взглянул в светлые глаза отца.
– Вы знаете, батюшка, у меня сложилось впечатление, что масоны с радостью приняли меня в свою ложу именно оттого, что вы – мой отец. Поэтому, после окончания церемонии, ко мне подошло много человек, чтобы выразить свою признательность! Мне было к кому присмотреться!.. От сего… представления, веяло какой-то фальшью, какой-то иноземщиной, русского в сём не было ничего! Кроме некоторых членов ложи, наших офицеров… Прошу, отец, свяжитесь с командованием армии… Пусть разберутся, возможно ли офицерам-масонам пребывание в оной… В первую очередь, это полковник Половинкин. Вот он – мой первый подозреваемый.
Василий Иванович записал фамилию на листе бумаги.
– Сей человек ради карьеры пойдёт на всё, – продолжал Александр Васильевич. – Насколько мне известно, пороху он не нюхал, в сражениях не участвовал. Ошивался преимущественно при штабе. Зато имеет орден св. Анны второй степени! Молодой, всего тридцати лет, важный, словно князь, но готов и унизиться, лишь бы извлечь из сего пользу. Одновременно раним и обидчив, как ребенок… Вместе с ним – поручики Шуевич и Смольский… Оба – артиллеристы. Ну, это – мальчишки. Сунулись в масоны из любопытства. Я думаю, одумаются и покинут ложу, не их сие дело… А полковник – тот ещё фрукт! К тому же, во время разговоров он избегал смотреть мне в глаза… Я сказал, что на днях еду в Санкт-Петербург. Он тут же выразил желание составить мне компанию. Ему, видите ли, тоже надо в столицу!
– Это важно, Саша, – промолвил Василий Иванович, подставляя чашку под краник самовара. – Кроме него, я разумею, есть ещё подозреваемые?
– Есть, батюшка. Один весьма непростой немец.
– Кто же это?
– Отставной капитан прусской армии Зигфрид Хельке, раненный под Цорндорфом (31), калека с повреждённой ногой. Сильно хромает при ходьбе, но крепкий прусский солдат! Расчётлив, себялюбив и эгоистичен. Чрезвычайно силён. В том, что он – шпион Фридриха, у меня нет никаких сомнений! И он тоже собирается в Санкт-Петербург…
– Пожалуй, – подумав, ответил Василий Иванович, – сей масон больше подходит на роль погубителя императрицы… И это всё?
– Нет, батюшка. Есть ещё некто Леон Дибирье. Француз…
– Пусть это тебя не удивляет, Саша. Здесь целое поселение французов. В Росгартене много их домов. Так что это за фигура такая? Тоже тайный агент Фридриха?
– Нет, я бы не сказал, – пожал плесами Александр Васильевич. – Но те двое, вполне предсказуемы: один – предатель, другой – вражеский солдат. И никто из них не вяжется с тем предназначением, о котором вы говорили мне давеча. Я имею в виду магию и колдовство…
– Но они могут быть косвенно связаны с магом…
– Вот-вот. А Дибирье таков и есть!
– Француз – маг?
– Я не успел выяснить, кто он на самом деле. Но… что-то в этом роде. Он помешан на способах губительного воздействия на людей с помощью заговоров, «дьявольских стрел», позволяющих убить человека без непосредственного контакта с ним, и других сатанинских вещах. Он так и сказал мне: «Господин Суворов, если у вас имеется недруг, от которого вы желаете избавиться, только назовите мне его имя…»
– Он тоже собирается в столицу? – встрепенулся Василий Иванович.
– Да. Боюсь, что это – самый опасный из всей троицы, которую я выделил. Остальные масоны моего интереса не возбудили. Всыпать бы им плетей да разогнать по домам…
– Это было бы весьма полезно… Значит, ты считаешь, что среди сих троих есть тот человек, который собирается принять непосредственное участие в… убийстве нашей государыни?
– Да, думаю, так.
– Но, кто конкретно, мы сего так и не ведаем…
– Конечно, он же не признается публично, что собирается поехать в Санкт-Петербург, чтобы убить государыню.
– А нам, Саша, следует это выведать, – Василий Иванович отломил кусочек калача и макнул его в чай. – Ан, врёшь, Старый Фриц! Мы твоего тайного агента всё равно выведем на чистую воду!… Что ж, тогда придётся за всеми тремя учредить слежку. Узнать, кто с кем встречается, о чём говорит… Но это – дело сыскное… А людей у нас, особенно, толковых, для этого дела слишком мало…
– Можно подобрать верных офицеров, батюшка! Многие здесь, в Кёнигсберге откровенно бездельничают, так и до греха недалеко. Пусть послужат Отечеству и… на сей стезе!
– Ты прав, Саша. Пусть послужат. Пожалуй, нужно подключить наших «учёных мужей», в том числе из тех, кто посещает университет… Того же Болотова…
Глава 6. Охота началась
Капитан Зигфрид Хельке, бывший прусский артиллерист, служивший в конной артиллерии, сопровождающей действия кавалерии, под командованием генерала Зейдлица (32), геройски проявил себя при сражении под Цорндорфом. Он не отходил от своего орудия и, истекая кровью, делал прицельные выстрелы по русским войскам даже тогда, когда его ногу изуродовало картечью. После битвы Фридрих Великий приблизил к себе покалеченного воина и, дав ему особое поручение, отпустил на родину в Кёнигсберг. Дома тот вступил в масонскую ложу, открыл лавку по продаже рыболовных и лодочных принадлежностей, жил тихо и мирно, как и большинство горожан. Он исправно платил налоги, был немногословен, временами хмур и не всегда приветлив с окружающими. Иногда к нему заходили люди, с которыми он уединялся, запирал лавку и решал какие-то свои, возможно, коммерческие вопросы.
Следуя рекомендациям врачей и превозмогая боль, отставной капитан всё-таки приучил себя к ежедневным прогулкам по городу. Ногу нужно было постоянно разминать. Поэтому Хельке, сильно прихрамывая, ходил без палки, которую иной раз приятно было бы подержать в руке или опереться на неё.
Сегодня, во время очередной прогулки, отставной капитан почувствовал за собой слежку. И это немало удивило его. От своего дома в Трагхайме он дошёл до альтштадтского рынка, где купил кусок мороженой свинины, кружок копчёной колбасы и соли, потом зашёл в аптеку, что возле городской ратуши, где приобрёл мазь для больной ноги, и решил заглянуть в кабачок «Усы сома», чтобы отведать кружку местного пива. Но, странное ощущение, что за ним кто-то неотступно следует, не давало покоя. Он замедлил шаг, достал трубку, потянулся за кисетом.
«Холодная нынче зима выдалась, – подумал Хельке, набивая табак в трубку. – Много мастерских закрыто, непривычно тихо вокруг». Он прислушался. Приглушённый стук конских копыт, звон сбруи…
– Попался, гадёныш!
Карманный воришка, мальчишка, лет двенадцати, попытался что-то вытянуть сумки Хельке, но был пойман за руку. Так вот, кто следил за ним!.. Эти малолетние карманники заранее выбирают жертву, долго выслеживают и пытаются освободить её от собственных вещей где-нибудь в глухом месте, или же наоборот, действуют в толпе, в которой потом легче скрыться. Маленький оборванец с чумазым лицом попытался вырваться, но отставной капитан лишь усилил хватку. Наконец, под огромной пятернёй Хельке что-то хрустнуло, и карманный воришка взвыл от боли.
– Ступай прочь, – бросил бывший артиллерист незадачливому вору. – Если же встречу тебя снова, оторву голову! – Оглянулся – где-то поблизости возможно, прячутся его дружки… Никого. – Пошёл вон!
Всхлипывая и поскуливая, мальчишка зажал сломанную руку, и побрёл обратно, в сторону рынка. Проводив его недобрым взглядом, отставной капитан похромал дальше, в сторону Кёнигштрассе. Он не заметил, как следом за ним бесшумно двинулась фигура человека в тёмном зимнем платье.
– Немецкое самоуправление с приходом русской администрации в своих правах ничего не потеряло, – объяснял Василий Суворов сыну. Они сидели в тёплом кабинете губернатора в Королевском замке. – Все городские службы работают, как и до нашего прихода. Русская же монета, чеканящаяся здесь, не в пример фридриховской, очень ходовая в Пруссии. Рекрутчину мы заменили налогом, причём, не самым высоким… Достроили восточное крыло Королевского замка… Мы даже не всех прусских орлов убрали с фасадов зданий, – усмехнулся он. – На Сиротском доме в районе Закхайм до сих пор такой висит. Да и пусть… Штайндаммская кирха сейчас используется нами как православный храм… А с 1639 года в Кёнигсберге действует полиция. Посему я обратился к бургомистру и начальнику полиции с просьбой выделить нам для обеспечения безопасности горожан… некоторых сведущих людей. Кёнигсберг же сейчас – как перевалочная база, снабжающая продовольствием наши войска, действующие в Померании и Бранденбурге. Вокруг – множество складов. Я только намекнул начальнику полиции о том, что шпионы Фридриха собираются поджечь зернохранилища, а вместе с ними и весь город, ты же знаешь, как прусский король был возмущён присягой населения Кёнигсберга на верность нашей императрице, так он тут же обещал поставить в наше распоряжение нескольких цепных псов… Я имею в виду не собак, а полицейских чиновников. Среди них имеются весьма опытные люди, со своей агентурой. Так что, наши ставки должны увеличиться.
– А я, батюшка, заинтересовался ремеслом француза Дибирье. Так и сказал ему, что мне мешают несколько человек…
– Ты был у него дома?
– Да, теперь я знаю, где он живёт, и к нему можно будет приставить людей… Но местным полицейским я не доверяю. У меня, батюшка, есть первоклассные сыскари! Из казаков-пластунов, с которыми я побывал в Берлине. Это такие люди, что выведают всё, что угодно, а их самих даже не заметишь. Позволь мне привлечь своих знакомцев-пластунов к нашему делу!
– Твои пластуны хороши в чистом поле, – подумав, ответил Суворов-старший. – Или в лесу, на крайний случай – в горах. Здесь, в городе, боюсь, они не смогут проявить свои необыкновенные способности…. Полицейские же на вполне законных основаниях имеют право учинить обыск в доме любого горожанина, который подозревается в преступлении. Например, у того же Дибирье! А твои казаки пусть следят за нашими «подопечными», выведывают их связи…. Кто с кем встречается, какие ведут разговоры, где проживают… Кстати, что тебе ответил француз?