Тайна янтарного амулета

– Я знаю его, герр мастер. – Это – отшельник. Он живёт тут один, ни с кем не общаясь. Вырыл себе землянку на откосе под корнями сосны и ютится в ней. И ещё… Он – прокажённый.

– Силы небесные, – перекрестился старик. – Только прокажённого нам не хватало…

– Он безобиден, мастер. – И, по-видимому, очень несчастен. Люди отринули его от себя…

– Что ж, – проговорил Бергерклик. – Иди, Томас, и подай ему эту монету!

– Господь с вами! Вы даёте целый дукат! Этот бедолага будет рад и крейцеру! – не случайно среди своих товарищей Мильхер считался самолюбивым и скуповатым парнем, который трудно расстаётся со своими многочисленными долгами.

– Иди и подай ему дукат, – повторил пожилой начальник. – Пусть помолится на досуге о нас, на чьи плечи возложены обязанности судей и палача…

Вздохнув и приняв монету, молодой помощник подъехал к отшельнику.

– Возьми, – сказал он с некоторой опаской, бросая деньги под ноги прокажённому.

Тот встал с камня во весь свой немалый рост и повернулся к Томасу. Молодой человек страшился увидеть обезображенное лепрой лицо, но оно было закрыто полоской материи, в которой были проделаны отверстия для глаз.

Прокажённый молча поклонился Мильхеру.

– Наш начальник, уважаемый мастер Бергерклик, служащий в резиденции бернштайнмайстера Йокельминца, пожаловал тебе золотой дукат, дабы ты смог прокормиться и помолиться за нас, береговых стражников.

Прокажённый глазами нашёл сидящего на лошади пожилого чиновника, без ошибки признав в нём вышеупомянутого мастера, и низко поклонился тому.

– И дай знать ловцам янтаря, промышляющим в этих местах, чтобы чтили закон и не помышляли о краже янтаря! Виселицы на побережье моря вплоть до самого Пиллау, редко пустуют!

На прокажённом был надет длинный плащ с капюшоном, лицо скрывала полотняная маска, на руках – рукавицы… Он молчал, но кивком головы дал понять, что исполнит услышанный приказ.

– Господь с тобой, – на прощание произнёс Томас. – Но было бы лучше, если б ты поселился у братьев в госпитале Святого Георга (6)!

Он вернулся к береговой страже, но так и не увидел, поднял ли монету отшельник.

Некоторое время ехали молча вдоль линии моря. Лошади шли не спеша, вдыхая свежесть воды и запах морских водорослей. Прибой лизал пенящимися языками мокрый прибрежный песок и любезно приглашал каждого бредущего по пляжу воссоединиться со стихией. Привал было решено сделать в Раушене. Толстяк Бергерклик вновь потянулся за флягой.

Отшельник проводил взглядом удаляющуюся береговую стражу, затем поднял монету и попробовал её на зуб. Дукат был настоящим. Он вновь присел на камень и устремил свой взгляд в море. Там, вдали, оно было уже других цветов – хмуро-синего, тёмно-кобальтового. Оттуда веяло далью, глубиной и загадочностью. Там, за морем, располагалось шведское королевство. А здесь… Прусский король свято оберегал янтарную регалию (7). И это неудивительно, ведь данный камень ценился ещё в глубокой древности. Ему приписывали многочисленные целительные свойства, которые он во многом оправдывал. Поэтому ещё древние пруссы организовали продажу электрона – янтаря в чужие земли. Один из торговых путей вёл прямо в Рим.

Захватившие Пруссию тевтонцы тоже быстро наладили торговлю янтарём, сделав добычу солнечного камня и его продажу своей привилегией. Вылавливать в море и собирать янтарь на берегу запрещалось. Случайно найденный камень должен был сдан специальным сборщикам янтаря. Те расплачивались за него либо солью, либо мелкими деньгами. Орден пошёл и дальше – был ведён запрет на профессию резчика янтаря. Тевтонцы продавали его либо в виде сырца, либо отправляли на обработку к своим мастерам в Любек, Брюгге или Венецию.

Очень ценил янтарь и первый герцог Пруссии Альбрехт Бранденбургский. Его личный врач, а также профессор медицины, ректор университета в Кёнигсберге Андреас Аурифабер, в 1551 году написал «Историю янтаря». Это был самый первый научный труд, посвященный янтарю и его целебным свойствам, и он появился именно здесь, в Восточной Пруссии.

Прокажённый отчаянно верил, что именно богатое янтарём море поможет ему избавиться от страшной болезни. Он снял рукавицы, вошёл по колено в воду и, зачерпнув ладонями солёную влагу, плеснул её себе в обезображенное лицо. Умывшись, таким образом, несколько раз, он сел на песок и начал читать молитву.

Жил отшельник здесь же, на берегу. Природа создала на крутом откосе небольшую расщелину под корнями сосен. Расширив и углубив её так, чтобы в неё мог пролезть взрослый человек и сносно устроиться, словно в монастырской келье, он остался там жить. В его логове имелось несколько книг, свечи и кое-какие предметы обихода. Летом он кормился грибами и ягодами, ловил рыбу, принимал подаяние, а зимой куда-то уходил. Кто он такой, каково его имя, откуда он пришёл – никто не ведал. Он ни с кем не общался. Мало кто слышал от него слово или два. Принимая подаяние, он кланялся, рукавиц и полотняной маски никогда не снимал. Только с морем он был открыт и приветлив.

По утрам он выходил на берег и подставлял лицо, и всё тело восходящему солнцу. Какие молитвы он при этом читал, никто не знает. Затем он умывался морской водой, обливался ею. Некоторые видели, как отшельник собирает на берегу какие-то камешки. Люди не сомневались, что он ищет янтарь. Но на самом деле, никто никогда его у него не видел. Поэтому и береговая стража оставалась к нему снисходительной и дозволяла жить здесь, на берегу, не требуя разрешения.

А море? Оно было слишком громадным, чтобы замечать горести маленького человека. Оно и радо бы помочь, да сколько таких страждущих на его бескрайних берегах, да и среди волн, молят о помощи…

С незапамятных времен судьба всех заболевших лепрой была печальной – они неминуемо становились изгоями, ведь прокажённого считали «проклятым». Больные лишались всех званий и прав, им запрещалось входить в церковь, посещать рынки и ярмарки, мыться в проточной воде или пить её. Им нельзя было прикасаться к чужим вещам, а говорить со здоровыми людьми надлежало только стоя против ветра и закрывая рот плащом. Лепра у одного из супругов считалась законным поводом для развода, при появлении первых же признаков проказы человека отпевали в церкви, как мёртвого, и устраивали символические похороны, после которых больному давали особую одежду – тяжёлый балахон с капюшоном. Такие несчастные обязаны были предупреждать о своём появлении с помощью рога или трещотки, колокольчика или криков: «Нечист, нечист!». Иначе его забивали камнями и палками…

Тихий шорох заставил отшельника обернуться. С откоса спускались люди, их было трое. Первый, спрыгнувший на песок, посмотрел вслед удалившейся на полмили береговой охраны и махнул рукой остальным.

– Они ушли! Далеко! – крикнул он. – Здесь только прокажённый!

– Вот и славно!

– Хвала Господу и Пресвятой Деве Марии!

Вскоре все трое собрались на берегу. Одеты они были в жалкие лохмотья, ни на ком не было даже дырявых башмаков. Зато двое держали в руках огромные сачки.

Убедившись, что для береговой стражи они недосягаемы, троица вошла в воду.

Они не обращали внимания на отшельника, а тот, в свою очередь, делал вид, что не замечает их.

– Курт, ты уверен, что нас никто не выдаст?

– Пауль следит, он даст знать, если что!

– Но Пауль слишком мал!

– Мал, да удал! Не бойся, Петер, греби камни и не задавай глупых вопросов!

– Ох, узнает старый Иеремия, чем мы тут занимаемся!..

– Брось хныкать! Откуда он узнает? Нам бы хотя бы по паре фунтов выловить… За пару фунтов нас никто не лишит жизни!

Некоторое время ловцы янтаря молча орудовали сачками. Пенистые зеленоватые волны окатывали их до самых ушей.

– Ох, холодна сегодня вода!

– В прошлый раз на этом самом месте… я столько набрал! А сейчас…

– Шторм нужен, – заявил тот, кого звали Куртом. – При шторме много янтаря приносит. Тогда даже сачок без надобности. Ходи по берегу и собирай!

– Петер, сколько у тебя?

– Пара кусочков… Маленькие… А у тебя?

– Тоже пара…

– Не густо…

Они вышли на берег, погрелись немного на солнце, посмотрели, кто сколько сумел поймать солнечного камня… И полезли в воду вновь.

Через полчаса Курт взмолился:

– Пойдёмте, братцы, на другое место! Здесь пусто!

– Надо предупредить Пауля… Если он не сбежал ещё…