Прощёный понедельник. Рассказы психиатра

Глава 2. Хорошо сидим!

«Не бойтесь того, что ваша жизнь должна окончиться, бойтесь того, что она так и не начнётся».

    Д. Ньюмен

…По пути домой Юрий вспомнил, что давно не виделся с армейским дружком Игорем, по прозвищу Седой. Познакомились они в Афганистане, когда, по воле судеб, оба оказались под Кандагаром. Там, в ходе одной из «операций», у Игорька заклинило автомат и пришлось отстреливаться от атакующих душман сигнальными ракетами. После этого темно-русые пряди и даже ресницы бесшабашного и неунывающего Игорька покрылись серебристым инеем. Сейчас друг служил в МЧС начальником кинологической группы и холостяковал в однокомнатной, оставшейся ему от тетки, квартирке, в трех кварталах от Юркиного элитного дома. Седой был неоднозначной и весьма любопытной личностью, полной достоинства и самоуважения. Когда он чувствовал на себе внимание окружающих, то вел себя излишне церемонно, так держатся порой августейшие особы при общении с простым людом… Однако при всей внешней напыщенности, человек он был неплохой, доброжелательный и готовый помочь товарищу.

Игорек был не один. Сегодня он дискутировал на тесной кухне со своим школьным приятелем Володькой. Юрий хорошо знал лысоватого с упругим «пивным» животиком Владимира, который работал фельдшером на «скорой». Мешковатая рубашка и штаны служили ему чем-то вроде свободной второй шкурки, а рыхлое тело выглядело «начинкой» этой просторной одежды. В отличие от Игоря, Володя был женат и воспитывал трех дочерей. Очень начитанный мужик, но слишком затюканный своей тёщей и сварливой супругой. Видимо, это и сделало его ярым женоненавистником. Несмотря на всю внешнюю непохожесть, двух этих людей объединяла многолетняя мужская дружба.

– Привет, орёлики! – произнес Юрий и пожал протянутые руки. – Вот и я нарисовался – не сотрешь!

– Так и подмывает ответить тебе: «Здравствуй, дятел!», – парировал хозяин дома, – да только воспитание не позволяет. Поэтому присаживайтесь, сударь, к столу и отобедайте с нами… – Не сочтите за труд взять себе чистую кружечку, – кивнул он в сторону настенного шкафчика, – нынче человеческое общение стало непозволительной роскошью… А машину, как обычно, оставишь на ночь под моими окнами. Я пригляжу.

Перед дружками стоял пластиковый баллон с пивом, а тема разговора была заезженной, как мелодия древней шарманки, – «наука о плохих женах», или – «стервология», как любили повторять оба. Юрий присел, однако, как-то неохотно и даже с опаской, словно не доверяя стулу своего веса и сохраняя некоторое напряжение в ногах.

Убежденный борец за мужскую свободу – Игорь, в очередной раз, блистал своей эрудицией:

– К сожалению, я уже достиг того философского возраста, когда согласие женщины больше пугает, чем радует, и по этому поводу хочу сделать несколько официальных заявлений. Считаю, что сочетаться браком нужно за три дня до смерти, и даже тогда наживешься по ноздри! – раскинувшись поудобнее на миниатюрном диванчике, мудрствовал он. – Жена – это огромная дыра в нашем кармане, а «бракованные» мужчины ущербны во всех отношениях: они теряют свою независимость, свободу слова и презумпцию невиновности. Приглядишься к иному, а он… просто бледная тень своей супруги…

Игорь потянулся за сигаретой и не спеша прикурил. В спорах этого «оратора» было не уцепить, любой собеседник быстро запутывался в липкой паутине его речи, поскольку в каждой фразе Игорь оставлял несколько лазеек для хитрого манёвра. И если, ловя на слове, его возвращали к ранее сказанному, он никогда не соглашался с оппонентом: мол, произнесено было «не это» и «не так»… Мимика и жесты Игоря казались какими-то отвлекающими, порой – вычурными, за ними было чрезвычайно трудно уследить.

– Поверьте мнению специалиста, – продолжал Игорь, – Каждая женщина – это мина замедленного действия! Причём – неизвлекаемая! Уж я-то в этом разбираюсь… Если вовремя не отбежать подальше – рванет и покалечит! – произнес он и принялся подливать всем свежего пива.

– Ясен пень, – поддерживал разговор Володя, поправив очки на переносице. – Женщина даже медовый месяц сделает вам горьким! – щедро делился он собственным опытом. – Вот тогда и начинает казаться, что небосвод запылился и выцвел, солнечный диск покрылся толстым слоем ржавчины, а птички уже не поют, а каркают…

Владимир носил свои «диоптрии» больше для солидности, ведь близорукость имел весьма слабую, можно было в каких-то случаях и обойтись. Обычно его раздражало то, что «все постоянно чего-то от него хотят, пристают и дёргают», однако странным образом нуждался в таком дёрганье и, если оно отсутствовало, начинал «обеспечивать» его сам. С годами он смирился с тем, что быт изменить не в его силах, а всё так и будет существовать в полуподвешенном, несостоявшемся виде…

– …Поэтому любви достойна только мать: она одна умеет ждать! – продекламировал Игорь, но взглянув на Юрия, понял, что сказал бестактность и потупился… – Мать – это единственная Женщина «с большой буквы», – попытался он исправить неловкую ситуацию. – Она способна на любую жертву ради своих детей… Нет ничего святее и бескорыстнее материнской любви!

Слушающий его болтовню Юрий, от последних слов даже поперхнулся:

– Допускаю, что тема материнства для кого-то святая… – с окаменевшим лицом прошипел он. – А что ты скажешь о женщине, которая выбросила своего ребенка на улицу? Например, моя родительница собственноручно обрубила связующую нас нить и предприняла всё, чтобы уничтожить сам смысл слова «мама»!

– Ну, знаешь… – замялся Игорь, – она – исключение из правила, возможно, у неё так сложились обстоятельства? Ведь случается, что и дети предают своих родителей… Но не все же люди моральные уроды…

…Так часто бывало: внезапно будто что-то взорвалось в сознании Юрия и перед глазами вырос образ того места, где он жил в детстве… Сначала появились расплывчатые, смутные ощущения. И лишь затем постепенно родилось всё остальное: картина обрела краски и звуки, прорисовались контуры лиц близких людей и знакомых. В завершение, он ясно почувствовал себя маленьким мальчиком! И тогда возникло особое душевное волнение – эмоция, которая была ему крайне приятна и дорога…

Юрию было три года, когда приёмная мама Ася впервые отвела его в детский сад. Там всё было интересно и необычно. Юру поразило разнообразие игрушек, маленькой мебели и большое количество детей, смотревших на него с нескрываемым интересом: ведь он был новичком. Группа малышей подошла ближе, и посыпались вопросы: «Как тебя зовут? Ты умеешь играть в мяч? Любишь рисовать?» И вдруг совсем неожиданно: «А мама у тебя родная или неродная?» Юрий не знал, что ответить на этот недетский вопрос, потому что не понимал, как это «родная или неродная». У него была мама: одна-единственная, самая замечательная, добрая и нежная, очень дорогая. Но вопрос висел в воздухе и требовал ответа. И он сказал слова, прозвучавшие последними: «Неродная…» И вдруг толпа розовощеких крепышей задвигалась, картавя и шепелявя: «У него неродная мама! Мать неродная!» И тогда, глядя в их насмешливые лица, Юра понял, что предал свою самую любимую и самую лучшую на свете маму. Ещё не осознав, как же это случилось, он ясно почувствовал, что — предал! Нахлынувшие следом эмоции были настолько остры и необычны, что словно оглушили и ослепили его. Внутри внезапно что-то оборвалось, в глазах потемнело, и он услышал свой душераздирающий крик…

Всё последующее происходило, как будто уже не с ним. Прибежала воспитательница, схватила Юру на руки, что-то ему говорила, пыталась утешить. Он слышал её слова: «Хорошо, хорошо, у тебя родная мама!», — но продолжал биться в истерике. Был нарушен распорядок дня в группе. Успокоить мальчика не могли, поэтому вызвали с работы маму Асю. Когда её мягкие и теплые руки прижали Юру к себе, он попытался рассказать ей о случившемся, но получалось плохо… Тогда она, заглянув в Юркины зарёванные глаза, внятно произнесла: «Я — твоя родная мама. В этом нет никаких сомнений». И он, совсем обессиленный, понял, что она его простила…

– Коль этот разговор не для всех приятен, то предлагаю сменить тему… – извиняющимся тоном произнес Игорь. Было заметно, что он расстроился не меньше Юрия. – Итак… – он сделал небольшую паузу, как бы что-то припоминая или ожидая очередного вдохновения, и продолжил. – Следуя по жизни, нам невозможно обойтись без друзей, а лучшие друзья всё-таки – собаки, – улыбнулся профессиональный кинолог, – Именно у них человек должен учиться верности и терпению, бескорыстию и самопожертвованию…

– Эдуард Асадов посвятил этой теме одно из лучших своих стихотворений – «Балладу о собаке», – вспомнил Юрий.

– Я тоже его знаю! – обрадовался Игорь и продекламировал:

«…Ведь может быть тело дворняги,

А сердце — чистейшей породы!» – как же это по-снайперски точно подмечено.

А вот известно ли вам, судари, что на Украине есть памятник ста пятидесяти пограничным псам, которые «порвали» целый полк фашистов в рукопашном бою? О, это было уникальное сражение в истории всех войн! – Игорь многозначительно посмотрел на своих слушателей. – В июле 1941-го, когда полк фашистов пошёл в атаку на батальон окруженных пограничников, в последнюю рукопашную схватку поднялись все оставшиеся бойцы со служебными собаками. Фашисты поливали овчарок автоматным огнём, но даже смертельно раненые псы норовили впиться фашистам в глотки и только после этого умирали. Противник побежал, однако ему на помощь подоспели танки. Немецкие пехотинцы с воплями, запрыгивали на броню и оттуда расстреливали бесстрашных животных. В этом бою полегли все наши пограничники, а израненные собаки ложились возле своих хозяев, никого к ним не подпуская, и по-настоящему… слезами плакали над погибшими. Отказавшись от пищи и воды, они так и умерли на том поле…

– Очень трогательная история, – протерев стекла своих очков, произнес Владимир, – В детстве у нас с сестрой тоже была собачка. Её не дрессировали, но она всегда провожала и встречала сестрёнку из школы. Однажды осенью на мокрую дорогу упал оборванный высоковольтный провод. Сестрица и её подружки не смогли отреагировать на лай и беспокойство, добродушной собаки. Тогда псина своим корпусом оттеснить детей на обочину, чем и спасла им жизнь, но сама всё-таки наступила на тот злосчастный провод… – Володя вздохнул. – Бедняга не выжила. А я до сих пор не могу понять, каким образом она почуяла опасность? Собачий век короче нашего в семь раз, возможно, поэтому они и чувствуют в семь раз острее. Я имею ввиду не только слух и обоняние… У многих животных присутствует, так называемое, шестое чувство, позволяющее воспринимать тонкий мир… К сожалению, они не умеют говорить… Или это мы столь ограничены, что не способны понять своих питомцев…

– Вся проблема в нашем эгоизме и бездушии, – вновь взял слово Игорь. – Например, по собачьей конуре я обычно сужу о том, можно ли иметь дело с конкретным человеком. Если будка холодная, грязная или развалившаяся, то я к хозяину в дом не захожу. Знаю: в комнатах будет то же самое. А главное – на такого человека ни в чём нельзя положиться… – кинолог, казалось, заметно разволновался. – Как специалист, – продолжал он, – я вам заявляю, что собака нужна не для того, чтобы просто лежать на диване. Она обязательно должна «служить», выполняя какую-нибудь полезную работу: быть сторожем, поводырем или помощником на охоте, а не живой игрушкой… А то некоторые заводят себе какую-нибудь «сюси-пуси» – помесь мочалки с крысой… а позабавившись выбрасывают её на улицу… В нашей службе, например, собаки легко справляются с поиском взрывчатых веществ, живых людей и трупов в завалах. Ну, а дальше вопрос техники…

– И что, часто приходится прибегать к помощи таких собак? – поинтересовался Юрий.

– Довольно часто, – многозначительно изрек Игорь. – И разыскиваем, и откапываем, и первую помощь оказываем, а «двухсотых» на опознание отправляем… А тебе-то что переживать? Твою персону опознать будет проще простого – по разным радужкам глаз… – довольно неуклюже пошутил он.

– Типун тебе на язык! – вновь обиделся Юрий.

– Прости, я опять что-то не то ляпнул… – извинился приятель.

– Знаешь, лучше семь раз промолчать, чем один раз ляпнуть… — пробурчал Юра.

– Но вот, что интересно, – как ни в чём ни бывало, продолжил Игорь, – при возникновении кризисной ситуации нет ни одного пострадавшего, который бы не нуждался в психологической поддержке: словах утешения или ободрения… Нередко только одно это спасает человеку жизнь.

– Полностью с вами согласен, коллега, – воодушевленно подтвердил Владимир, – Случаи гибели людей от воздействия запредельных эмоций известны с давних пор. В периоды эпидемий впечатлительные люди умирают уже при первых симптомах, схожих с опасной болезнью. У нас на «скорой» был подобный случай: один раз мужчину случайно заперли в вагоне-холодильнике. Когда утром открыли вагон, то нашли его замерзшим насмерть. Однако в ходе расследования выяснилось, что холодильник не был включен. Попав в него, человек умер при всех симптомах переохлаждения, которые возникли лишь на основе его представлений, связанных с такой гибелью…

Друзья слушали своего авторитетного «дохтура» не перебивая, поскольку понимали, что этот опытный фельдшер знает намного больше, чем любой начинающий врач-всезнайка.