Темные московские ночи

– Не причастны?

– Никакого отношения к преступлениям.

Иван переглянулся с Васильковым и сказал:

– Понятно. Значит, остались мы с Александром. Так, мы успели отловить пару оперативников, занимавшихся расследованием ночных грабежей. Побеседовали, покумекали, выслушали соболезнования по поводу низких шансов на раскрытие. Все эти дела они называют мертвыми. В общем, товарищи, давайте думать сообща, как распутывать клубочек.

Перед началом Великой Отечественной войны народный комиссар внутренних дел издал приказ, согласно которому оперативно-служебная деятельность аппаратов уголовного розыска переводилась на линейный принцип. С того момента все оперативные работники вливались в группы по борьбе с конкретными видами преступлений. В Московском уголовном розыске было создано одиннадцать отделений, специализирующихся на борьбе с определенными преступлениями. Это многократно облегчило борьбу с криминалом, и процент раскрываемости резко пошел вверх.

Но, к сожалению, до полной победы над преступностью было далеко. В годы войны значительная часть руководящего и оперативного состава МУРа отправилась на фронт и приняла участие в боевых действиях. Военное положение в стране, неразбериха, потоки беженцев и тысячи стволов неучтенного огнестрельного оружия резко изменили характер преступности. Возродились некоторые преступления, считавшиеся уже забытыми, например, кражи продуктов питания, появились и новые. Это вооруженные налеты на продовольственные магазины, базы и склады, подделка продовольственных карточек. В ежедневных сводках то и дело мелькали сообщения об ограблениях квартир эвакуированных или ушедших на фронт граждан.

Пришлось спешно меняться и сотрудникам уголовного розыска.

В 1944-м начальником МУРа был назначен комиссар милиции III ранга Александр Михайлович Урусов. Именно с его появлением ветераны московской милиции связывают резкое понижение процента висяков, внедрение в работу следователей научно-технических методов расследования, а также появление дежурных частей для экстренных вызовов и принятия своевременных мер по раскрытию наиболее опасных преступлений.

Урусов начинал в сыске с младых лет. Юношей он был принят делопроизводителем в Отдел транспортной чрезвычайной комиссии ОГПУ города Тюмени, одновременно учился. Затем Александр Михайлович служил в водном угрозыске Сибирского края, стал начальником отделения окружного уголовного розыска, работал главным сыщиком Магнитогорска, до сорок четвертого года ловил преступников в Свердловске.

После войны криминал не спешил сдавать позиции. Обстановка осложнялась тем, что на руках у населения находилось огромное количество огнестрельного оружия, а Москва, будучи самым большим городом, привлекала преступников-гастролеров из других регионов страны. Свою негативную роль сыграли и массовые послевоенные амнистии уголовников, и детская беспризорность. Так, во второй половине 1945 года неблагополучные подростки буквально терроризировали москвичей, подкидывая записки с угрозами налета банды «Черная кошка», уничтоженной МУРом несколько месяцев назад.

Заметно повлияли на общественную жизнь и так называемые сучьи войны, разгоревшиеся во всех лагерях и зонах Советского Союза после победы над фашистской Германией. В годы Великой Отечественной войны часть зэков изъявила желание добровольно отправиться на фронт. Большинство из них честно воевали, защищали Советскую Родину. Многие сложили в боях головы. Уцелевшие после войны возвращались в заключение и встречали крайне враждебное отношение со стороны не нюхавших пороха уголовников и воров в законе. Такое противостояние не могло закончиться миром. В лагерях и на воле вспыхивали конфликты, перераставшие в жестокие кровопролития.

Для обеспечения нормальной жизни и покоя советских граждан милиция работала день и ночь. Без выходных, отпусков и праздников. После разгрома фашистской Германии народ радовался победе, привыкал к тишине и чистому небу, а у сотрудников милиции оставался свой действующий фронт.

– В этом деле, по описанию потерпевшего, грабителями тоже значатся молодые парни от восемнадцати до двадцати лет, – проговорил Васильков, отодвинул от себя картонную папку, закрыл глаза и потер подушечками пальцев отяжелевшие веки.

Старцев сидел напротив. На столе перед ним лежали две стопки уголовных дел.

Он подхватил проверенную папку, положил ее на вершину левой стопки.

– И что же у нас получается?.. – Старцев прищурился и начал пересчитывать папки. – В восемнадцати случаях потерпевших ограбили. В шести – просто избили и оставили на улице.

– И заметьте, Иван Харитонович, у шестерых последних было что взять, – добавил Бойко. – Далеко не бедные граждане.

– Да, действительно, – согласился тот. – Людей просто избили, но не тронули ценных вещей. Чертовщина какая-то.

Изучив составом всей группы материалы по ночным нападениям на московских граждан, муровцы сделали неожиданный вывод. Три четверти потерпевших лишились после таких нападений денег, часов, обручальных колец и других ценностей. С некоторых жертв преступники даже не погнушались снять хорошую верхнюю одежду. То есть это были грабежи в чистом виде.

Однако четверть потерпевших осталась при своих материальных ценностях. Однако в нагрузку эти люди приобрели синяки, шишки, гематомы, а в некоторых случаях и переломы. Тут возникал резонный вопрос. С какой целью молодые бандиты нападали на этих людей? За что-то проучить? Наказать? Отомстить?..

Еще интереснее вырисовывалась ситуация с теми потерпевшими, которые вообще не торопились заявлять о нападении. Этих пострадавших удавалось выявить случайно, по косвенным признакам. К примеру, в одном случае в милицию обратился бдительный дворник, обнаруживший утром на своем участке лужу крови и следы, ведущие в ближайший подъезд. Благодаря дворнику и участковому инспектору в квартире второго этажа был найден потерпевший, не пожелавший самостоятельно заявлять о ночном нападении в органы правопорядка.

Другого бедолагу вычислили благодаря врачу-травматологу, сообщившему в милицию о подозрительном характере черепно-мозговой травмы пациента. Прибывший милицейский наряд опросил пострадавшего гражданина и выяснил, что прошедшей ночью он также подвергся нападению банды молодых грабителей.

На третьего пострадавшего, лежавшего без сознания, случайно наткнулись прохожие.

– Какие мысли по поводу скромных граждан, не пожелавших сообщать о нападениях? – спросил Старцев.

– Думаю, они не хотели светить в милицейских протоколах вещи, отобранные грабителями, – изрек Егоров.

– Или крупные денежные суммы, – добавил Бойко.

– Резонно, – согласился Иван. – Но из материалов предварительных следствий выходит, что и остальные пострадавшие – не служащие с окладом в сто пятьдесят рубликов. Верно?

Возражений не последовало.

– Из этого следует, что жертвами нападений становились отнюдь не случайные люди. Согласны?

– Согласны. Их вычисляли, – ответил за всех Егоров. – Еще из этого вытекает, что их пасли и знали обо всех перемещениях.

– В таком случае нам надо получить подтверждение этой версии. Разбираем дела и начинаем работу.

Ближе к вечеру Старцев с Васильковым возвращались в Управление Московского уголовного розыска на Петровку, 38. Оба были уставшие и голодные. Ранее, прихватив с собой три уголовных дела, они выехали по адресам потерпевших, чтобы встретиться с ними и подробно опросить.

Первого потерпевшего – заведующего мукомольным предприятием – они отыскали быстро. Это был весьма упитанный сорокалетний мужчина с гладким лицом и приятными обходительными манерами. Нападение на него было совершено довольно давно, полгода назад. Следов от травм, полученных тогда, на его лице и теле уже не осталось.

Даже не глянув в развернутое удостоверение Старцева, Игорь Ильич Макаров – так звали потерпевшего – тотчас натянул подобострастную улыбку, расшаркался и пригласил сыщиков в свой директорский кабинет. Там он положил перед гостями раскрытую коробку дорогих папирос и подробно ответил на все вопросы интересующие их.

Второго потерпевшего пришлось ждать битых полтора часа.

– Как ваше здоровье, Лев Исаакович? – поинтересовался Старцев, когда тот наконец-то вернулся на рабочее место оценщика в ломбарде, расположенном на площади Маяковского.

Удостоверившись в том, что незнакомые мужчины не проходимцы, а самые настоящие сотрудники МУРа, пожилой мужчина протянул с типичным еврейско-одесским говорком:

– Могло быть и лучше. Вы не представляете, как по ночам ноет это место и какие мне снятся кошмары. – Он осторожно потрогал бинтовую повязку на голове и посмотрел на сыщиков, ожидая соболезнований и понимания.

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – вместо поддержки сказал Васильков. – И получить на них исчерпывающие ответы.

– Да-да, разумеется. Я всегда рад помочь нашим органам. Присаживайтесь.

Опросив второго потерпевшего, два майора попрощались с ним и отправились искать последнего персонажа из короткого списка. Он был самой важной птицей, целый заместитель управляющего трестом общественного питания столицы. В подчинении у него находились столовые, кафе, закусочные, рестораны, фабрики-кухни. Всего более двух тысяч предприятий подобного рода.

– Это не дивизия и даже не корпус, а целая армия! – оценил масштаб на армейском языке Васильков.

Секретарша встретила мужчин надменным суровым взглядом, однако, увидев красное удостоверение с надписью «Уголовный розыск», моментально растаяла.

– Рада бы вам помочь, но Иннокентий Семенович на совещании, – испуганно улыбаясь, сказала она и вполголоса сообщила страшную тайну: – К нам сам заместитель наркома приехал с докладом.

– Что за совещание?

– Этажом выше, в кабинете управляющего. Посвящено упразднению Государственного Комитета Обороны и образованию оперативного бюро Совета народных комиссаров.

– Дело нужное. И когда оно закончится? – поинтересовался Старцев.

– Не знаю. Они всегда по-разному совещаются. А вы присаживайтесь, – проговорила секретарша. – Хотите чаю?

– Хорошо, мы подождем.

Иннокентий Семенович появился в приемной примерно через час. Еще столько же времени сыщики беседовали с ним с глазу на глаз в просторном кабинете. И вот теперь, в восьмом часу вечера, они возвращались на Петровку уставшие и чертовски голодные.