Сибирские перекрестки

Жара. Полдень. Газик пересек ручей, свернул влево на слабо наезженную колею, ухабисто раскачивающую машину, и пошел по ней вверх по логу. Минут через десять выехали на геологический стан.

Место, где обосновался стан местной геологической партии, назвать великолепным – значит погрешить истиной и принизить красоту дальневосточной тайги. Лог, недлинный, но довольно узкий и глубокий. Внизу лога бурчит что-то свое ручеек, бесконечно монотонное, одинаково простое и непонятное, переливаясь по камням, ловкими зигзагами отворачивает от валунов и коренников, выпирающих из земли. Склоны лога поросли березой, осиной, редкими пихтами.

На дне этого лога срублен большой дом, что-то вроде заезжих изб XVII века, которые ставили на постоялых дворах ямских застав.

Наша машина подошла к избе – постоялого двора, остановилась.

Леонид Григорьевич вылез из кабинки. Выскочили из кузова, распахнув настежь дверцу кузова, и Сергей с Потапкой.

Из избы вышел мужик высокого роста, под метр восемьдесят, с детским выражением лица, спокойного, сытого существования. Одноглазый, в другом глазу застыла зеленоватая стекляшка, под цвет его живого глаза. Острый нос смотрит вниз, узкий низкий лоб, неразвитые плечи и грудь, отвисший живот…

– Здравствуйте! – подошел Леонид Григорьевич к нему.

Тот протянул большую пухлую руку, молча, неулыбчиво кивнул головой, оглядывая приезжих одним зрячим глазом.

– Что это у вас за стан? – спросил Леонид Григорьевич его.

– Партия…

– А почему так пусто, тихо?

– Разъехались… Сегодня утром старший геолог с женой тоже уехал… Вернется дня через три… Один я остался.

– А-а, так вы охраняете стан?

– И кухарю заодно, – улыбнулся одним глазом мужик.

– Если мы у вас остановимся на сутки? Не возражаете?..

– Да, пожалуйста, мест свободных полно… Вон хотя бы ту половину занимайте, – показал кухарь на заезжую избу.

Митька подогнал машину к входу той избы. Сергей и Потапка по-быстрому выгрузили необходимое для ночевки: раскладушки, спальники, посуду и горелку для приготовления пищи. Занесли все в избу, с интересом огляделись.

Внутри становая изба представляла живописный вид. Рубленый, небеленный ни с наружи, ни внутри большой дом, громадные по ширине во всю стену нары старых времен, так же как в заезжих избах на ямских заставах, как их описывают в документах, когда люди спали вповалку. Тут же стол, тяжелый, из толстых досок, намертво пришитый гвоздями к полу, как и скамейки рядом с ним. Так удобнее для повседневной жизни большого скопления людей, да и в случае драки «мебель» не пострадает и посуда тоже. Внутри было полутемно. Свет проникал всего через два небольших оконца, в это огромное помещение, к тому же с черными закоптелыми стенами.

Дом был разделен надвое стеной, рубленной из горбылей. По одну сторону была большая кухня с русской печью для выпечки хлеба. Длинные столы и лавки, множество полок для продуктов. Тут же угол для кухарки, точнее, кухаря, как представился мужик. В углу кухаря стоит кровать, какие-то полочки и лавочки, на стенке висит на гвоздиках одежда, под кроватью виден угол чемоданчика.

Леонид Григорьевич шустро обошел все углы избы, восхищенно воскликнул:

– Бичевня!.. Прелесть! Ребята, располагайтесь! Раскладушки нам не нужны. Спать будем на нарах… На досках, оно даже к лучшему. Медики говорят, помогает держать осанку. А то раскладушки надоели!.. Вы что такие кислые? Это же прелесть, а не ночевка будет!.. А может, здесь и банька есть? – подхватился он и выскочил из избы, затрусил с кухарем к строениям, стоявшим отдельно от стана в полусотне метрах ниже по ручью.

Там стояла летняя столовая, сбитая из досок, к которой от ручья тянулись мостки, а еще дальше по ручью виднелась банька, запруда для купания, с мостками, сухими, еще теплыми от заходящего солнца. Было жарко, сладко от томительного чувства простоты этого таежного мирка. Подумалось, что в этой же простоте и чистоте жили когда-то и все наши предки, пришедшие в эти края и удивленные богатствами охотничьих и рыбных промыслов, обильной тайгой, в которой росли, удивительно смешавшись, и северные, и южные деревья и растения: ель и банановое дерево, белоснежная и светлая, всегда праздничная и яркая северная красавица береза, и бархатное дерево с мягкой толстой и морщинистой корой, душистый и целебный до беспредельности лимонник, опутавший своими стеблями-лианами тайгу, которые так же хороши при заварке разных настоек и чая, доморощенного, как и его красноватые плоды, похожие на рябину, гроздьями винограда доходящие до зрелости в первой декаде сентября в ту же примерно пору, когда море набирает самую высокую температуру и наступает бархатный сезон Приморья.

Купальня рядом с баней обмелела, так как запруду прорвала вода и осталась неглубокая ямка, заполненная холодной водой таежного ручья, который где-то выше по логу, родившись от ледничкового источника, еще не успел нагреться, жалит холодом своего младенческого невежества все, что ему попадается на пути.

Леонид Григорьевич, окинув все это восхищенным взглядом и мысленно пронесшись над всем этим мирком, остановился вдруг глазами на тазиках, рядком стоявших на лавочке около баньки. В тазиках неподвижным зеркалом блестела прозрачная до невидимости вода, нагреваемая солнцем, напоминающая о свежести и чистоте. Так что у него под энцефалиткой нестерпимо зачесалось тело, напомнив о том, что следовало бы уже давно помыться и на какое-то время забыть о таежной потной жизни в маршрутах, когда отмериваешь километры, взбираясь на перевалы и вершины или продираешься по знойному таежному лесу, в котором душно, сыро и полно комаров.

– Хорошо-то как у вас! – не удержался он от похвалы.

– Да так себе, – равнодушно произнес кухарь и глянул на него неопределенным взглядом.

Леонид Григорьевич повернулся и затрусил назад к заезжей избе. Там уже во всю суетились его сотрудники, готовя обед и раскидывая временный походный стан.

Потапка тоже зашел в заезжую избу, кинул свой спальник на семейные нары.

К обеду, освободившись от дел, все рассыпались по стану, с интересом осматривая его простой и ухоженный бытовой уют.

Потапка же сходил и осмотрел баньку, о которой восхищенно отозвался Леонид Григорьевич. Подошел к камеральному сарайчику, в котором на полках лежало множество образцов, несколько раз поднял и положил на место штангу, сделанную их двух чурбаков с вбитым в них ломом. Увидев большую палатку с остроконечным верхом, заглянул и туда. В палатке стояли нары, разбитая печурка, сделанная из железной бочки, кругом было грязно, сыро, пахло плесенью и давно заброшенным жильем.

Леонид Григорьевич, обегав все строения стана геологической партии, вернулся назад.

– Ребята, обедаем и идем на канавы! – выдохнул он, плюхнувшись на лавочку.

– Да жарища же, Леонид Григорьевич! – воскликнул Потапка, удивленный непоседливостью старичка-начальника, как он мысленно называл его.

– Ничего, ничего! Отдохнем и наверх!.. Вы же сами кричали, что все в движении, в тренировке! Это должны понимать! И ты тоже! – ткнул он пальцем в Потапку.

– Как, понравилось здесь? – подошел к ним кухарь, полуголый, в одних штанах и ботинках на босу ногу.

– Хорошо! Все хорошо! Такая прелесть!.. Мы сейчас попьем чайку и сходим посмотрим выработки. Чайку с нами не хотите?

– Спасибо! Я ухожу в поселок. Вернусь к вечеру… А старший геолог-то с женой приедет нескоро. Дня через два, не раньше, – зачем-то повторил кухарь про своего начальника.

– Мы не дождемся его, – глянул на него Леонид Григорьевич. – Завтра уедем. Некогда – дела! Какой еще крюк надо сделать, по трем месторождениям!..

Кухарь ничего не сказал, повернулся и пошел к своей половине барака. Вслед за ним побежал его шустрый песик, еще щенок, глупый, ласкающийся ко всем. Виляя загнутым вверх хвостом и игриво перебирая задними лапами, он на ходу хватанул зубами черного котенка, лениво развалившегося на завалинке барака. Котенок обидчиво мяукнул, прыгнул за угол. Оттуда он выскочил уже вместе со своей мамашей, большой и сердитой. Увидев глупого щенка, она опустила поднятый воинственно хвост, равнодушно отвернулась от него и снова скрылась за углом.

Вскоре кухарь уехал, оседлав старенький велосипед, покатил под гору по наезженной колее и сразу же скрылся за высоким кустарником, обложившим густыми зарослями с обеих сторон дорогу.

После обеда Леонид Григорьевич и Потапка двинулись маршрутом на канавы, которые пробили рабочие геологической партии на самой вершине горы Верблюд, в седловине между его горбами, как было обозначено на карте. Перепад высот небольшой, всего пятьсот метров. Однако подъем сразу же от стана был крутой. Под ногами поминутно соскальзывала вниз хрупкая плоская щебенка. Тропа, торенная работягами, сразу же взяла круто, в лоб, по склону прямо вверх. С непривычки, без тренировки, дыхание у Потапки пресеклось, он задохнулся и встал, не в силах сделать, казалось, и шага дальше вверх.

– Леонид Григорьевич, погоди! – прохрипел он, ухватившись руками за кусты, чтобы не упасть, настолько кружилась у него голова и мелькали в глазах искорки от бешено пульсирующей в висках крови.

– Ну, отдохнем, отдохнем! – остановился начальник, оглядел склон горы под ногами, по привычке отмечая породы.

Отдохнув, они двинулись дальше вверх. Подъем, отдых, подъем… Через некоторое время тропу пересекал под углом профиль[2 - Профиль – узкая вырубленная полоса леса, перпендикулярная магистрали, в системе лесотехнического раздела лесного массива.] с затесами на осинах и березах. И они пошли по нему, определив, что он должен вывести их куда надо. Вышли на маленькую терраску. Здесь подул освежающий ветерок снизу из далекого лога. Потапка почувствовал на лице его прохладу, сгоняющую горячий пот, крупными каплями скатывающийся по лицу, но в то же мгновение отскочил в сторону с нечленораздельным вскриком: «А-аа!»… Толстая, в руку толщиной, черная длинная палка, на которую он чуть было не наступил, вдруг зашевелилась, выскользнула из-под самых его ног и, бесшумно, грациозно скользя, заструилась в траве, исчезая в кустах.

– Что случилось?! – крикнул Леонид Григорьевич, подбегая к нему.

Потапка, бледный, молча показал глазами на кусты, на исчезающий там черный хвост змеи.

– Да это же полоз! – рассмеялся начальник. – Безобидней создания не найти!

– Все равно змея! Вот гад!.. Смотри – вон еще! – снова завопил Потапка. – Гадюка!

– Да, это гадюка! – подтвердил начальник, заметив маленькую, с красивой пестрой расцветкой змею со стреловидной головой. – Осторожно, пускай уходит!..

– Ух! Не переношу гадов еще с детства!..