К истории евреев: 300 лет в Санкт-Петербурге

Что касается ПХС, то никаких прямых препятствий к ее деятельности со стороны властей не было. Однако их отношение к евреям характеризует такой, казалось бы, незначительный факт. В начале 1903 г. правление ПХС обратилось в МВД с жалобой по поводу открытия на противоположной от ПХС стороне улицы казенной винной лавки, находившейся всего в 42 м от ее ограды. Евреи писали, что возникавшие в связи с этим большие скопления подвыпивших людей сопровождались руганью, которую было слышно на значительном расстоянии, иногда драками. Все это нарушало спокойствие, которым должно характеризоваться данное место, совершенно не соответствовало тому состоянию, в котором находились верующие, входившие и выходившие из синагоги. Поэтому евреи просили перенести эту лавку куда-нибудь подальше. Чиновники из полиции 11 января 1903 г. обратились за разъяснениями в МВД, отмечая при этом, что «это очень хорошее место для винной лавки, позволяющее сделать большие сборы». В МВД долго не думали и уже 22 января направили ответ в полицию: «К устройству винной лавки в указанном Вами месте препятствий не встречается», тем самым отвергнув претензии евреев. Заметим, что когда А.Н. Драбкин 6 сентября 1901 г. обратился в МВД за разрешением на «устройство кущей во дворе синагоги во время предстоящего праздника Суккот», то градоначальник не разрешил, и МВД его поддержало.[22 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 164. Л. 75, 77, 79, 81.]

Между тем постепенно начали проявляться некоторые благоприятные моменты в отношении властей к развитию в городе еврейской религиозной жизни. Но еврейские деятели считали все эти послабления – при общем репрессивном характере отношения к ним – совершенно недостаточными. Исходя из прошлого исторического опыта, они вынуждены были считаться с тем, что это отношение к евреям всегда было неустойчивым, часто зависящим от настроения того или иного представителя властей в данный момент. И это подтверждается тем, как власти относились к вопросу открытия постоянных и временных еврейских молелен. Здесь, как будет показано ниже, царил полный произвол. Все зависело от мнения разного рода начальников. Причем иногда отношение высоких чинов (например, руководителей МВД) оказывалось более лояльным к евреям, чем чинов более низкого уровня. Это отношение, конечно, имело тесную связь с общей политической обстановкой в стране: когда демократическое движение было на подъеме, власти несколько ослабляли репрессивное давление на евреев. Но когда после 1906 г. начался постепенный спад этого движения, власти тут же усилили репрессии. Хотя, надо сказать, во многих случаях в их действиях какой-либо последовательности не прослеживается.

Итак, евреи Петербурга прилагали усилия для законодательного закрепления расширения их прав, прежде всего путем отмены «Временных правил» 1877 г., замены их «Уставом Петербургской еврейской общины». В соответствии с этим была подготовлена упомянутая «Докладная записка», подписанная Б.Р. Александровым, Ю.Б. Баком, Г.О. Гинцбургом, А.Н. Драбкиным и др. В ней отмечалось, что «Временные правила» касаются только ПХС, хотя и в совершенно недостаточной мере. В них ничего не сказано о порядке заведования другими религиозными, а также общественными и благотворительными учреждениями. «Между тем Еврейское общество за это время возросло количественно, занимается призрением бедных и больных, развитием образования, устройством религиозно-просветительных учреждений, организацией кладбищенского дела. Не установлен порядок избрания раввина, его помощников и проповедников, найма служащих». Евреи считали, что в проект устава должны быть включены все эти вопросы. Кроме того, ввиду отсутствия коробочного сбора, необходимо возложить на имущее население, к которому относятся все евреи (тогда считалось, что среди евреев Петербурга нищих нет, хотя попрошайки имеются), обязанность платежа общинного сбора по раскладке, как это делается в Варшаве. Члены общества, участвующие в ней (размер взноса утверждается на общем собрании), пользуются правом участия в выборах. В конце «Докладной записки» евреи писали, что если эти предложения достойны одобрения, то данный проект через градоначальника можно было бы направить в МВД. Выражалось мнение, что именно ограниченность «Временных правил» была причиной того, что появилось указание градоначальника от 28 июля 1904 г. правлению ПХС выработать проект устава общества.

Этот проект обсуждался еврейской общественностью, подвергся корректировке с учетом полученных замечаний. Потом в виде «Докладной записки» 29 октября 1904 г. поступил в МВД для предварительного согласования с некоторыми чиновниками. И в окончательном виде 18 декабря был направлен губернатору. Один из сотрудников его канцелярии, которому этот документ поступил на отзыв, весьма объективно написал о нем. Он отмечал, что «целью до сих пор существовавших узаконений на этот счет было не допустить создания при синагоге духовного правления, а разрешить существование лишь сугубо хозяйственного». Писал, что евреи обоснованно подчеркивают «имеющее место расширение сферы деятельности существующего правления с охватом им всех находящихся в Петербурге еврейских молитвенных домов и благотворительных учреждений. Они настаивают на том, чтобы в уставе было сказано об источниках доходов правления и о направлениях их расходования, о праве еврейской общины приобретать собственность». Однако после всего этого данный чиновник совершенно неожиданно заключил, что евреям столицы «более широких прав» все же давать не следует. Этот вывод понравился градоначальнику, и он изложил его в письмах в МВД по этому поводу. Наиболее подробно об указанных просьбах евреев губернатор писал в МВД 22 апреля 1905 г. Он подчеркивал, что расширение прав «усугубило бы их обособленность вне черты оседлости и потому неприемлемо», доказывал, что евреи «предполагают объединение их всех в городе на почве религиозно-национальных интересов. Из сего явствует, что составители записки присваивают правлению синагоги в Петербурге те полномочия, которые по закону предоставлены состоящим в черте оседлости при синагогах духовным правлениям. Между тем правительство высказалось против этого. Поэтому полагал бы, что изложенные в “Докладной записке” основные начала для управления еврейскою общиною столицы не подлежали бы утверждению».[23 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 164. Л. 120, 196, 198, 199, 201; ЦГИА СПб. Ф. 569. Оп. 13. Д. 3. Л. 193, 209.] Так безрезультатно закончилась тогда борьба евреев столицы за расширение своих прав.

Градоначальник 18 декабря 1909 г. написал в МВД, что в соответствии с «Временными правилами» правом участия в выборах членов правления ПХС и кандидатов пользуются лица, вносящие не менее 25 руб. в год. Между тем, отмечал он, уже «открылось несколько самостоятельных молелен со своими правлениями. Большинство состоящих в них евреев не может вносить такую большую сумму, и вносят фактически по 3 руб.». В связи с этим градоначальник спрашивал свое начальство: не утвердить ли существовавшее положение, сделав его законом. К этому вопросу он вернулся в письме от 16 марта 1910 г.: «Полагал бы для Главной синагоги оставить членский взнос 25 руб., а для молелен установить в три руб.» По этому поводу в одном из органов еврейской печати не без ехидства отмечалось, что этот документ был разослан всем еврейским религиозным учреждениям, кроме ПХС, так как «ее правление этот вопрос не возбуждало», т.е. оно не ходатайствовало о снижении размера членского взноса ни для себя, ни для молелен. Вполне вероятно, что правление ПХС было действительно против этого, так как такая мера могла привести, и действительно привела, к росту числа прихожан молелен, часть которых перешла туда из ПХС. Между тем в июне 1910 г. на собрании в ПХС вновь обсуждался вопрос о размере членского взноса. За его снижение высказался ряд еврейских деятелей, включая Л.М. Брамсона. Однако, например, Г.Б. Слиозберг был против, заявил, что для демократизации общины еще не наступило время. И, как отмечалось в сионистской печати, «громадным большинством, которое состояло из сливок еврейской плутократии, это собрание отвергло предложение о понижении ценза».[24 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 178. Л. 143, 148; Р-т. 1910. № 15/16. С. 23; № 30. С. 2.]

В 1911 г. евреи Петербурга снова сделали попытку улучшить свое правовое положение. Тогда был разработан «Проект изменений и дополнений к “Временным правилам” 1877 г.», рассмотренный на заседании комиссии, созданной для этого решением правления ПХС. В нем в основном содержались те же требования, что и в разработанных ранее подобных документах. После обсуждения этого проекта на ряде заседаний правления на общем собрании прихожан большинством голосов решили его одобрить. При этом большинство высказалось за оставление годового членского взноса в прежнем размере – 25 руб. Многие вновь настаивали на его снижении до 12 руб. (например, А.Я. Гаркави), а некоторые – до 5 руб. (Л.М. Брамсон). Предложили дополнительно включить в проект пункт о попечительстве правления ПХС над всеми молельнями города, что было принято собравшимися. В откорректированном виде этот документ был представлен губернатору. Потом с его отрицательным мнением направлен в МВД, где его без долгих рассмотрений целиком отвергли. В начале 1912 г. на собрании в ПХС была избрана комиссия для новой разработки указанного проекта под председательством Я.М. Гальперна при его помощнике Г.Б. Слиозберге. Но о снижении размера членского взноса речь опять не шла.[25 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 266. Л. 1; НВ. 1912. № 8. С. 26.]

На собрании 15 мая 1913 г. отдельные члены общины снова поднимали этот вопрос, так как высокий уровень взноса делал, по их мнению, «невозможным полноценное участие в делах общины значительной части столичных евреев». Однако присутствовавшие большинством голосов отвергли возможность снижения, сославшись на решение собрания, состоявшегося 15 декабря 1912 г. На собрании в апреле 1914 г. снова, в который раз, этот вопрос подвергся обсуждению. Однако многие присутствовавшие выступали против этого. Так, член правления Г.Б. Слиозберг сказал, что 15 мая 1913 г. он «уже был решен в отрицательном смысле» и к нему нет причин возвращаться, и большинство его поддержало. Снова было направлено властям ходатайство об изменении других пунктов «Временных правил», но опять безрезультатно.[26 - О-т ХП ПХС за 1913 г. С. 6; за 1914 г. С. 8; Р-т. 1913. № 21. С. 38.] Следует отметить, что, несмотря на официальное непризнание наличия ПЕО, М.А. Варшавский с 1914 г. ставил на документах подпись именно как ее председатель. Никаких нареканий со стороны властей не было. И, видимо совсем осмелев, он от имени общины в дальнейшем подписывал телеграммы царю, посылаемые по поводу разного рода праздников.

На заседании правления ПХС 25 апреля 1910 г. в соответствии с распоряжением градоначальника была образована комиссия в составе М.Г. Айзенштадта, А.Я. Гаркави, Д.Г. Каценеленбогена и И.Ю. Маркона. Ее задачей было «собирание копий со всех надписей, имеющихся в здании синагоги, на надгробных памятниках лиц, заслуживших всеобщее уважение, с тем чтобы они были присланы в канцелярию градоначальства для представления Великому князю Николаю Михайловичу, который имеет в виду таковые издать». Результат трудов этой комиссии выразился в составлении списка из 32 надписей, из которых 26 были надгробными, а остальные помещены в ПХС на кивоте и на синагогальных воротах. Однако осталось неизвестно, каков был состав этого списка, а также был ли он использован в публикациях, выпущенных под эгидой этого князя.[27 - О-т ХП ПХС за 1910 г. С. 10; Р-т. 1910. № 47. С. 29.] Откликнулись евреи на кончину Л.Н. Толстого, и 18 ноября 1910 г. в ПХС состоялось заупокойное богослужение по этому поводу. Была послана телеграмма семье писателя: «Еврейская община вместе со всеми народностями общего отечества и всем культурным миром будет вечно хранить память о великом вещателе правды и справедливости, мощно будившем человеческую совесть». Состоялось подобное богослужение тогда и в связи со смертью В.А. Караулова – депутата Госдумы, «борца за братство народов».

11 ноября 1910 г. исполнялось 75 лет жизни и 50 лет «ученой» деятельности А.Я. Гаркави. Правление ПХС образовало комиссию для подготовки его чествования, которая обратилась к евреям с предложением принять в нем «живейшее участие». В августе этого года Д.Г. Гинцбург опубликовал в газетах воззвание к ним с призывом почтить этот день. Однако в связи с прогрессировавшей болезнью, а потом и его смертью, было решено перенести торжество на более отдаленный срок. И вот 19 марта 1911 г. оно состоялось в главном зале ПХС с пением молитв кантором и хором, с речами М.Г. Айзенштадта, Г.Б. Слиозберга и М.А. Варшавского. Последний зачитал адрес от правления ПХС, в котором говорилось: «Еврейство празднует 50-летие службы науке и народу одного из лучших сыновей его. Петербургская еврейская община вместе со всем еврейством с гордостью взирает на своего старшего сочлена, неутомимого просветителя евреев. Наша община вправе гордиться Вами. Она навеки сохранит Ваше славное имя и найдет способ увековечить его в синагоге, в которой Вы, со дня ее открытия, проводите часы в глубоком созерцании духа, в молитвенном упоении». А.Я. Гаркави на это ответил, что припоминает то время, когда он приехал в Петербург: «Когда я бросаю ретроспективный взгляд на нашу общину во время моего прибытия сюда и сравниваю то время с настоящим, то невольно возбуждаются во мне смешанные чувства удовольствия и скорби». В начале его пребывания в столице, отмечал он, здесь было мало признаков правильно организованной еврейской общины, и в этом отношении за прошедшие годы кое-что сделано, чему юбиляр весьма рад. «Но, с другой стороны, – говорил он, – когда вспоминаешь, что за это время не стало стольких воодушевленных и благородных деятелей, что еще так недавно мы лишились незабвенного барона Д.Г. Гинцбурга, то невольно проникаешься чувством глубокой скорби. Полвека назад атмосфера была светлее, бодрый дух воодушевлял нас всех. Мы все надеялись, что по мере того, как Россия шагнет вперед по пути европейской цивилизации, мрак и туман, окружающие нас, рассеются, и все увидят, что мы если не лучше, то и не хуже всех остальных. Обстоятельства дали совсем другой оборот». Однако юбиляр высказался в том смысле, что он «не перестает надеяться на то, что русский народ придет к убеждению: велик не тот народ, который угнетает и унижает меньшие народности, а тот, который справедливостью привлекает к себе умы и сердца иноплеменников».[28 - Р-т. 1911. № 10. С. 21; № 13. С. 11–16; Фото чествования А.Я. Гаркави: М.И. Шефтель, А.Н. Драбкин, И.Ю. Маркон, М.Г. Айзенштадт, А.Я. Гаркави, его супруга, М.А. Варшавский, Д.Г. Каценеленбоген, Г.О. Бененсон, Г.Б. Слиозберг, С.Е. Вейсенберг (Там же. С. 13, 14).]

26 августа 1912 г. в ПХС было проведено торжественное богослужение по случаю 100-летия победы России в Отечественной войне 1812 г., после чего М.Г. Айзенштадт «держал речь об этом торжестве». Он указал, что император Александр I «учредил Еврейский комитет, что принятое им “Положение” 1804 г. предоставило евреям возможность обучаться в школах и университетах». Конечно, его трактовка этого документа, по понятным причинам, была в целом весьма односторонней. Но все же в его суждениях кое-что было и справедливым. В октябре 1912 г. государь благодарил евреев «за вознесение молитв о здравии Наследника Цесаревича». На эту благодарность следует обратить особое внимание потому, что в официальном документе властями было впервые за много лет (практически с 1893 г.) снова употреблено слово «община» по отношению к евреям Петербурга. И вряд ли это можно считать опиской: ведь этот документ, несомненно, прошел через многих чиновников. В начале 1913 г. состоялся прием Николаем II депутаций с поздравлениями в честь 300-летия Дома Романовых. От ПЕО в общую депутацию евреев России входили М.Г. Айзенштад, М.А. Варшавский и Г.Б. Слиозберг. В начале 1914 г. правление принимало иностранных гостей. Так, 8 марта в зале Калашниковской биржи состоялась лекция профессора В. Зомбарта «Роль евреев в экономической жизни народов». В зале Еврейской богадельни был заслушан доклад философа Г. Когена «Этическое содержание еврейской религии». После этого был дан банкет в его честь, где присутствовало до 100 чел., с речами М.И. Кулишера, Л.И. Каценельсона, И.Ю. Маркона. Г. Коген благодарил за оказанное ему внимание и выразил мысль, что спасение евреев России – в их любви к ней и в их патриотизме. В сионистской печати Петербурга оценка его речи была крайне негативной: он обвинялся в антисионизме и ассимиляторстве.[29 - Р-т. 1912. № 35. С. 43; № 43. С. 34; 1913. № 9. С. 41; 1914. № 8. С. 42; № 9. С. 26; № 10. С. 17; № 11. С. 26, 27; № 12. С. 9–12; № 18.С. 38; № 19. С. 30.]

Теперь о бассейнах-микве. Для их создания и содержания образовывались еврейские благотворительные общества. До 1890-х гг. они находились в нанимаемых помещениях, их оборудование было самым примитивным, санитарное состояние не всегда удовлетворительным. Специально для микве здание было выстроено на собранные евреями средства в 1892 г. по проекту архитектора Б.И. Гиршовича – наб. канала Грибоедова, 140, – на углу с ул. Пасторова. В соответствии с религиозными установлениями половина используемой воды в микве поступала из находившейся во дворе артезианской скважины, половина – из водопровода с подогревом. Предусматривалось тщательное мытье людей перед омовением в микве, что практически производилось под душем или в ваннах. С 1903 г. в этом здании находилась и Дешевая еврейская столовая для бедных всех вероисповеданий, помещавшаяся ранее на пр. Вознесенском.пр.49 Данные отчетов показывают, что расходы на содержание микве никогда не покрывались за счет получаемой платы от лиц, пользовавшихся ее услугами, дефицит покрывался за счет средств, выделявшихся правлением ПХС. В начале 1900-х гг. финансовые трудности вынудили правление продать это здание, а затем арендовать его. В 1908 г. было решено вновь взять его в свое «непосредственное ведение» путем покупки с торгов, назначенных Тульским поземельным банком. Но средств на это не хватало, и правление было вынуждено выпустить по этому поводу воззвание к евреям. В нем оно выразило уверенность, что «члены еврейской общины не допустят, чтобы общественный дом, где помещаются еврейские благотворительные учреждения, окончательно вышел из ведения общины. А потому своими пожертвованиями дадут правлению возможность сохранить его за собою». На общем собрании прихожан ПХС 30 января 1911 г. было сообщено о покупке здания 30 мая 1910 г. Однако это приобретение тогда не было полностью оплачено из-за недостатка средств. В начале 1911 г. они нашлись благодаря сделанным пожертвованиям, в частности М.А. Гинсбурга, предоставившего 5 тыс. руб. И только тогда документ о покупке был оформлен у нотариуса. С этого момента правление ПХС вступило в полное владение зданием и могло его использовать по своему усмотрению. В последующие годы в нем, помимо микве и Дешевой столовой (в кв. 3), находился комитет Общества пособия бедным евреям (ведавший этой столовой). В годы Первой мировой войны в нем заседала Комиссия помощи раненым евреям, располагался Комитет по оказанию помощи семьям запасных евреев-воинов. Квартиры 1, 2, 4–7 сдавались под жилье.[30 - О-т ХП ПХС за 1908 г. С. 9; 3а 1909 г. С. 10; за 1911 г. С. 28; ЦГИА СПб. Ф. 569. Оп. 13. Д. 3. Л. 166; К-ь. С. 43, 56, 65, 84, 86.]

Еще в 1890-х гг. правление ПХС наметило заменить деревянный забор, ограждавший с улицы ее участок, на каменную ограду с металлической решеткой. Первоначальный проект был сделан Б.И. Гиршовичем. На собранные тогда средства он произвел ремонт фундамента и соорудил нижнюю часть ограды из гранита. В начале 1905 г. продолжили сбор средств для завершения строительства, что было возложено на созданную комиссию (А.Я. Гаркави, М.В. Зив и Я.Р. Эмануил). На заседании правления ПХС 8 мая 1905 г. был заслушан ее доклад о результатах работы. Измененный проект ограды был одобрен на заседании правления ПХС, а затем утвержден Техническим отделом Городской управы 29 июля 1905 г. И об этом была сделана соответствующая надпись на «Генеральном плане места, принадлежащего Петербургской еврейской общине». При этом по совету В.В. Стасова было предусмотрено сделать металлическую решетку в еврейском стиле на основе иллюстраций в книге «Еврейский орнамент». Задача эта была возложена на архитектора Ропета, рисунки которого в 1908 г. были одобрены правлением ПХС. Однако он вскоре умер. Поэтому доработкой проекта и претворением его в жизнь занялся архитектор А.Д. Шварцман. Потребовался дополнительный сбор средств для оплаты изготовления и установки решетки, устройства у ворот фонарей (у главных они были хрустальные), приведения в порядок уличной панели и двора ПХС. А.Д. Шварцман изменил в деталях рисунки Ропета, сделал шаблоны частей ограды, следил за их исполнением в металле. Ремонт фундамента и каменной части ограды был выполнен монументальным мастером Брахманом, металлическая решетка изготовлена на заводе К. Винклера, стекла для фонарей по рисункам А.Д. Шварцмана на заводе Франка. К концу 1909 г. все эти работы были закончены, смонтированы железные ворота, установлены фонари с электрическим освещением. По этому поводу в годовом отчете правления ПХС было сказано: «Все это придает единственному в столице еврейскому храму подобающую красоту и великолепие». Тогда писали, что ПХС «может гордиться этой изящной, вполне художественной оградой».[31 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 85. Л. 7; Ф. 513. Оп. 102. Д. 3645. Л. 110; ЕН. 1910. № 10. С. 25, 26.]

В сентябре 1908 г. начался ремонт здания ПХС «с целью восстановления внутренней части ее в мавританском стиле». Средства для этого были получены за счет перезалога здания Еврейских училищ ОПЕ в кредитном обществе. Капитальный ремонт тогда выразился в окраске главного зала и прилегающих помещений. Были сделаны необходимые штукатурные работы, восстановлены лепные украшения, приспособлено для хора чердачное помещение под сводами. В связи с этим в 1909 г. главный зал ПХС для молений был закрыт. Весь указанный ремонт ПХС «с установкой колонн» (видимо, в главном зале они заменялись или ставились дополнительные) проводился также под руководством А.Д. Шварцмана. Был произведен ремонт крыши с ее покраской, «устроена новая канализация». Однако и в 1910 г. внутренняя часть здания ПХС была на ремонте. Поэтому главный зал все еще был закрыт для посещения. В этом году выявилась необходимость замены всей электропроводки, что, видимо, затем было осуществлено. В 1913 г. обсуждался вопрос о пристройке тамбура к боковому входу в здание с левой стороны с целью препятствования попаданию в него холодного воздуха. После консультаций со строителями выяснилось, что это сделать «невозможно по условиям места». Заметим, что 16 августа 1902 г. Техотдел Городской управы утвердил проект «постройки одноэтажного надворного жилого флигеля», который должен был находиться справа от главного здания ПХС.[32 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 178. Л. 131; ЦГИА СПб. Ф. 513. Оп. 102.Д. 3645. Л. 116; О-т ХП ПХС 1908 г. С. 12; 1913 г. С. 5; Петерб. листок.1908, 4 сентября.] Можно полагать, что он какое-то время существовал.

2.2. Раввины, канторы, синагогальная музыка. Особый съезд представителей еврейских общин.

В начале XX в. обязанности общественного раввина в Петербурге продолжал исполнять А.Н. Драбкин, но духовного раввина не было. В связи с этим летом 1906 г. А.Я. Гаркави, Д.Г. Гинцбург и ряд других еврейских деятелей обратились к председателю правления ПХС с письмом. В нем они отмечали, что прошло более 10 лет после смерти духовных раввинов З. Ландау и И.Ш. Ольшвангера. Между тем, как они считали, из-за отсутствия в Петербурге духовного раввина теряется единство евреев. Они приводили в качестве примера Песковскую синагогу, которая «почти отделилась, и ее прихожане изъявляют желание выбрать собственного раввина». «Однако лучше, писали они, – всему еврейскому населению Петербурга избрать общими силами духовного раввина, чем предоставлять это делать одной этой синагоге». Эти деятели считали, что «кандидат в духовные раввины должен обладать высокими душевными качествами и соединять в себе религиозность с глубоким пониманием жизненных вопросов и интересов еврейского населения. Он должен уметь собрать около себя все наиболее благородные и лучшие элементы еврейского общества, являться по временам строгим, разумным и справедливым судьей, когда обстоятельства требуют его вмешательства, примерять враждующих, утешать страждущих и обездоленных, возбуждать возвышенные чувства и стремления, поставить на должную высоту благотворительность и взаимопомощь. Словом, раввин должен создать из отдельных разрозненных единиц сплоченное и сознательное еврейское общество, сильное своим единением и здравым смыслом». Заметим, что члены правления ПХС еще раньше – в 1905 г. – обратили внимание на указанное выше все более усиливавшееся стремление к созданию еще одной синагоги, куда могли переместиться многие прихожане ПХС, включая состоятельных лиц. Это, несомненно, их беспокоило. И они старались объединить евреев всех сословий вокруг ПХС не только путем избрания активного духовного раввина, но и другими способами.[33 - ЦГИА СПб. Оп. 1. Д. 85. Л. 8; Д. 156. Л. 1.]

Почти 25 лет в ПХС прослужил Я.З. Шохер. Он после смерти духовных раввинов более 10 лет исполнял должность помощника общественного раввина, неофициально считался духовным. Однако, как уже отмечалось, наиболее образованными прихожанами он не признавался, они считали, что духовный раввин в Петербурге фактически отсутствует. В ответ на все претензии к нему он писал в МВД, что исполняет эту должность много лет, и просил оставить его на ней, несмотря на «малое образование». Оттуда 14 июля 1906 г. сообщили градоначальнику свое мнение: «Можно оставить ввиду положительного отзыва А.Н. Драбкина о его безукоризненной служебной деятельности». И 20 июня власти разрешили ему баллотироваться на эту должность. Но все хлопоты оказались напрасными в связи с последовавшей его кончиной в ноябре 1906 г.[34 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 178. Л. 205, 215, 216; ЦГИА СПб. Ф. 422.Оп. 1. Д. 156. Л. 116, 125.]

На одном из заседаний правления ПХС М.П. Шафир заявил, что 7 мая 1905 г. во время панихиды по евреям, погибшим от рук погромщиков в Житомире, «некоторыми лицами произносились речи, не соответствующие духу синагоги». Возможно, выступавшие обвиняли власти в пособничестве погромщикам. Однако, как утверждал М.П. Шафир, А.Н. Драбкин уклонился от «увещевания» виновных в этом, ушел в свою комнату. На это тот возразил, что «следить за порядком должны не служители культа, а члены правления, которые, однако, редко бывают на молитвах и не влияют положительным образом на моральное состояние прихожан». В свою очередь М.П. Шафир утверждал,

что так как в Петербурге при синагоге имеется только хозяйственное правление, а не духовное, то поэтому следить за порядком «при исполнении предписаний культа» должен сам раввин. В ответ А.Н. Драбкин заявил, что данный случай не является единственным, что «посторонние речи» были и раньше. Он выразил мнение, что лучше всего не обострять положение и предоставить прихожанам возможность беспрепятственно выговориться. Видимо, с этим согласилось большинство членов правления, хотя и было принято обращение к старостам ПХС усилить внимание к соблюдению порядка в ней.[35 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 85. Л. 8.]

31 декабря 1906 г. происходили выборы духовного раввина, в которых участвовали уполномоченные, избранные от ПХС и постоянных молелен города. Из рассмотренных кандидатур многие рекомендовали на эту должность принять Э.З. Горфункеля – одного из служителей в ПХС. Однако большинство голосов получили раввины: из Киева – Ш. Аронсон и из Калиша – Й. Лившиц. Но, как оказалось после голосования, сколько-нибудь существенного преимущества ни один из них не получил, а потому духовный раввин тогда избран не был. Через некоторое время правление ПХС пригласило Д.Г. Каценеленбогена на эту должность и просило градоначальника разрешить ему жительство в столице. Об этом 4 марта 1907 г. Департамент общих дел МВД проинформировал ДД МВД. На это из последнего ответили, что «должность духовного раввина в Петербурге не установлена и в разрешении на его проживание в Петербурге нет необходимости». 4 июня градоначальник сообщил в МВД, что А.Н. Драбкин слагает с себя обязанности раввина в связи с плохим состоянием здоровья, а его помощник Я.З. Шохер в прошлом году умер. Поэтому правление ПХС просило до осенних выборов, хотя бы временно, назначить духовным раввином Д.Г. Каценеленбогена, а его помощником – секретаря правления И.И. Гинцбург

От Д.Г. Каценеленбогена поступило в МВД прошение «о разрешении на избрание его на должность раввина в Петербурге». В нем он сообщил, что с 1877 по 1894 г. был общественным раввином Вержбловского округа, а затем духовным раввином и вместе с тем помощником общественного раввина Сувалкинского округа. В связи с этим МВД 30 июня запросило у Сувалкинского губернатора сведения о личности этого раввина. В ответе от 15 июля, подписанном вице-губернатором, было сказано: «Он пользуется большим уважением единоверцев и известен лично начальнику губернии и мне как человек благонамеренный». Между тем здоровье А.Н. Драбкина все более ухудшалось. 1 августа 1907 г. он просил МВД отпустить его для лечения на четыре месяца, в связи с чем настаивал на ускорении утверждения замены ему. Д.Г. Каценеленбоген и И.И. Гинцбург 14 августа были приглашены в МВД для собеседования. 29 августа министр внутренних дел П.А. Столыпин разрешил временно допустить их обоих к исполнению обязанностей помощника общественного раввина при условии проведения выборов на предназначенные им должности не позднее, чем через три месяца. А.Н. Драбкину решением МВД от 30 декабря 1907 г. была назначена пожизненная пенсия в размере 2400 руб. в год, в том числе 600 руб. от правления ПХС из фонда А.Я. Гаркави для служащих синагоги. При этом учитывалось, что он был раввином в Петербурге в течение почти 32 лет. Однако многим прихожанам этот размер пенсии казался слишком высоким, вызывал возражения.[36 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 178. Л. 32, 34, 39, 41, 45, 85, 87, 90, 97–100, 104.]

В начале 1908 г. продолжалось рассмотрение властями вопроса о назначении раввина в столице. 19 января П.А. Столыпин доложил Николаю II о положении с выборами. Он довел до сведения императора, что Д.Г. Каценеленбоген «получил только домашнее образование и по закону раввином в Петербурге быть не может. Но он очень образован и пользуется большим уважением». Поэтому министр предлагал разрешить ему баллотироваться на выборах, несмотря на отсутствие диплома. Эти доводы убедили царя. И 26 января из МВД сообщили градоначальнику, что император 20 января поставил свою подпись на предоставлении Д.Г. Каценеленбогену права претендовать на должность общественного раввина. После этого градоначальник 14 февраля известил МВД о том, что он на основе царской воли «разрешил провести выборы раввина в помещении Еврейской народной столовой 20 февраля». Однако они тогда не состоялись из-за отсутствия необходимого количества людей, о чем градоначальник 24 февраля информировал МВД. Вместе с тем он писал, что А.Н. Драбкин, явившийся из отпуска 16 января, болен и просил назначить Д.Г. Каценеленбогена раввин временно, до новых выборов.

Для их проведения были избраны уполномоченные из числа прихожан. Но их первое заседание, состоявшееся 20 января, не дало результата ввиду резкого расхождения во мнениях. На втором заседании в конце февраля большинство высказалось за то, что Д.Г. Каценеленбоген может быть только «религиозным наставником, а отнюдь не национальным представителем такой общины, как петербургская», т.е. может выполнять функции только духовного раввина. А на должность общественного раввина были выдвинуты кандидатуры трех религиозных деятелей: М.Г. Айзенштадта – из Ростова-на-Дону, И.С. Моги– левера – из Белостока и В.И. Темкина – из Елисаветграда. Споры вокруг этого вопроса не утихали. И правление ПХС было вынуждено провести новые выборы уполномоченных. При этом выдвигалось несколько их списков. Например, в ПХС победил список, в который входили Ю.Б. Бак, Я.Н. Брозелио, С.Е. Вейсенберг, Д.Г. Гинцбург, Г.Б. Слиозберг, С.А. Трайнин и др. Уполномоченных выбирали и во всех других еврейских молитвенных учреждениях столицы, но не везде выборы проходили гладко. Так, в Песковской синагоге выборы были назначены на 11 мая 1908 г. Однако из-за продолжавшихся разногласий они не состоялись, были перенесены на более поздний срок. Между тем претенденты на раввинский пост провели пробные проповеди. Но сами выборы общественного раввина постоянно откладывались. В конце 1908 г. снял свою кандидатуру И.С. Могилевер, а в конце 1909 г. и В.И. Темкин. Остался М.Г. Айзенштадт, который был избран почти единогласно. В газетах писали: «Таким образом, петербургская община дождалась своего первого выборного раввина. И здесь для него самое главное – упорядочение школьного дела и рациональная постановка общинной благотворительности». В январе 1910 г. сообщили об утверждении его в должности. Вместе с тем отмечали, что уход М.Г. Айзенштадта с поста раввина в Ростове– на-Дону «вызвал там большое сожаление, ибо он проявил себя с самой лучшей стороны: заведовал двумя Талмуд-Торами, активно участвовал в деятельности других еврейских учреждений, с большим успехом представлял интересы общины перед властями», был председателем комитета местного отделения ЕКО.[37 - Р-т. 1907. № 50. С. 41; 1908. № 3. С. 30; № 7. С. 31; № 8. С. 25; № 9.С. 28; 1909. № 51. С. 10; 1910. № 3. С. 25, 33; О-т ЕКО. 1909. С. 12.]

2 декабря 1910 г. М.Г. Айзенштадт написал в МВД, что ему трудно совершать все обряды, особенно при большом числе браков. Официально утвержденного помощника раввина в Петербурге нет, так как отсутствуют кандидаты, обладающие необходимым образованием. Вместе с тем в столице проживает Д.Г. Каценеленбоген, утвержденный в звании общественного раввина по Сестрорецку. «С ведома правления ПХС, – писал М.Г. Айзенштадт, – я вошел в соглашение с Каценеленбогеном, что с моего разрешения он будет совершать обряды бракосочетания в Петербурге». В справке, составленной в МВД, как и раньше, отмечалось, что он получил только домашнее образование, на занятие раввинской должности прав не имеет. «Между тем он обладает обширными знаниями правил еврейской веры, человек религиозный, пользуется большим уважением среди своих единоверцев, ни в чем предосудительном в политическом и нравственном отношении замечен не был». Ввиду этого 20 января 1908 г. министром внутренних дел было испрошено высочайшее соизволение на предоставление ему права баллотироваться на должность помощника общественного раввина Петербурга. Но на состоявшихся выборах он не получил необходимого большинства голосов. На заседании правления ПХС 6 мая 1909 г. было принято к сведению ходатайство Сестрорецкой синагоги от 1 мая, направленное губернатору и не встретившее у него возражений. В нем говорилось об утверждении ее прихожанами «петербургского раввина Д.Г. Каценеленбогена исполняющим дела» раввина их синагоги, так сказать, по совместительству, что объяснялось их «скудным материальным положением и поэтому невозможностью найти достойного пастыря». И 19 июня 1910 г. губернатором было дано распоряжение о допущении его, как «исполняющего должность раввина в Петербурге, к временному исполнению обязанностей сестрорецкого раввина». 15 января 1911 г. МВД сообщило губернатору свое мнение по этому вопросу, аналогичное прежнему: Д.Г. Каценеленбоген, как «не имеющий образовательного ценза, не может быть допущен в Петербурге к заполнению метрических книг», т.е. к должности помощника общественного раввина. Однако, в связи с отсутствием в столице необходимого еврейского религиозного руководителя, через короткое время мнение МВД изменилось. Во время новых выборов Д.Г. Каценеленбоген, наконец, получил необходимое большинство голосов выборщиков и затем был утвержден в этой должности.[38 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 180. Л. 2–4; ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 2.Л. 27.]

На общем собрании прихожан ПХС 27 ноября 1913 г. были избраны уполномоченные для перевыборов р. М.Г. Айзенштадта и его помощника в связи с завершением ими трехлетнего срока пребывания на своих постах. В числе их были: И.А. Абельсон, Б.Р. Александров, Г.А. Бернштейн, М.А. Варшавский, А.Я. Гаркави, М.А. Гинсбург, Ал-др Г. Гинцбург, Б.А. Каменка, И.Ю. Маркон, Э.С. Мандель, Б.М. Сапотницкий, Г.Б. Слиозберг, М.П. Шафир и Д.Ф. Фейнберг. На выборах 14 мая 1914 г. присутствовало 42 уполномоченных, избранных на собрании прихожан всех еврейских религиозных учреждений столицы. Подавляющим большинством голосов при отсутствии серьезных конкурентов М.Г. Айзенштадт и Д.Г. Каценеленбоген были переизбраны. После этого председатель правления молитвенного дома на Петроградской стороне С.Л. Тривус выразил «горячую признательность М.Г. Айзенштадту за его энергичную деятельность на ниве еврейской общественности». Отметим, что в начале 1914 г. собрание прихожан ПХС выразило ему благодарность за его «труды в области воспитания юношества», высказало пожелание о всемерном расширении этого вида деятельности. Был положительно оценен установленный М.Г. Айзенштадтом обычай давать наставления каждому еврейскому мальчику при вступлении его в религиозное совершеннолетие.

31 декабря 1911 г. губернатор написал в МВД, что бывший раввин А.Н. Драбкин, которому исполнилось 75 лет, просит разрешения на продление его права жительства в столице. В письме говорилось, что А.Н. Драбкин исполнял в Петербурге обязанности раввина с 1876 по 1907 г., награжден медалями: золотой «За усердие», серебряной «В память св. Коронования». И 11 января 1912 г. МВД дало на это свое согласие. Тогда отмечалось многолетнее присутствие в ПХС помощника надзирателя здания А. Словака, чтеца Гера. Укажем, что с 1894 по 1916 г. правлением ПХС выпускался календарь на каждый синагогальный год с расписанием молитв, временем зажигания свечей и другими религиозными сведениями.[39 - РГИА. Ф. 8212. Оп. 133. Д. 678. Л. 10, 12; О-т ХП ПХС за 1913 г.С. 6; за 1914 г. С. 8; Р-т. 1913. № 17. С. 17; № 18. С. 25; 1914. № 20. С. 35.]

Как и в прошлые годы, правление ПХС немало внимания уделяло подбору канторов, удовлетворявших требованиям прихожан. В начале XX в. первым из них считался – И.Рессель, его подменял Шифрин. Дирижером хора был Шкляр, его помoщником -Готбейтер. На заседаниях правления ПХС не раз обсуждались вопросы улучшения состояния синагогального хора. Это не могло не сочетаться со стремлением прихожан найти «подходящего» кантора, так как И. Рессель, как не раз отмечалось и раньше, имел «глубокий возраст и слабое здоровье, что уже ставило синагогу в критическое положение». Однако подходящей замены тогда все не находилось. Оберкантором с 1 августа 1906 г. был Э. Серватор. Но, как оказалось, временно. В начале 1909 г. на эту должность на один год был приглашен Л.А. Зингерман. Кроме него, кантором тогда был Каллер, дирижером хора С.Е. Гурович. Постоянных хористов было 10 чел., участвовали и временные. В середине 1909 г. на должность оберкантора пригласили З. Квартина из Вены. Но вскоре, к сожалению, для многих, он, «пришедшийся по вкусу прихожанам ПХС, должен был по семейным обстоятельствам покинуть Россию и вернуться на родину». Потому вновь возникла проблема поисков достойной кандидатуры. В 1911 г. И. Рессель был стар, а более молодой Шредер не удовлетворял требованиям прихожан. «И только присутствие опытного С.Е. Гуровича позволяло обеспечить качественное исполнение религиозных песнопений».[40 - О-т ХП ПХС за 1906 г. С. 6; Р-т. 1909. № 20/21. С. 27; 1910. № 27.С. 24.]

При правлении ПХС была создана музыкальная комиссия, в которую в 1913 г. входили: М.Г. Айзенштадт, И.И. Гинцбург, Б.М. Сапотницкий, Д.Ф. Фейнберг (пред.), канторы Д. Ройтман (главный), И. Рессель и Шифрин, дирижер хора, старосты синагоги, приглашенные специалисты Н.Б. Богуславский, М.А. Гольденблюм, А.М. Давыдов. Кроме того, комитет Общества еврейской народной музыки делегировал в нее И.М. Кнорозовского, М.А. Мильнера, И.С. Окуня и С.Б. Розовского. В отчете записали: «Не раз возникал вопрос о желательности усовершенствования музыкальной стороны синагогальных богословий в смысле восстановления традиционных напевов, до сих пор не утративших силы своего очарования, и вообще улучшения и обновления репертуара молитвословий и песнопений». В 1914 г. отметили, что эта комиссия «остановилась на желательности возрождения богослужебного пения, так как новые веяния часто затемняют специфический тон наших прекрасных старых напевов. Возвращение к старому в этой области может только радовать любителей традиционных песнопений. Само собой разумеется, что возрожденные мелодии нуждаются в современной технике исполнения. Исходя из этого, комиссия наметила: пересмотреть репертуар молитвословий и обеспечить рациональную постановку голосов у мальчиков-хористов».[41 - О-т ХП ПХС за 1913 г. С. 22; за 1914 г. С. 13.]

Евреи Петербурга приняли активное участие в организации и работе Особого съезда представителей еврейских общин. Он имел целью обсуждение совместно с членами Раввинской комиссии при МВД вопросов религиозного быта евреев России. На общем собрании прихожан ПХС 17 января 1910 г. делегатами были избраны Д.Г. Гинцбург и Г.Б. Слиозберг. Правление ПХС также избрало комиссию для встречи и размещения приезжавших для участия в работе съезда еврейских религиозных деятелей в составе А.Я. Гаркави, И.И. Гинцбурга, И.Ю. Маркона, С.А. Трайнина. Последний встречал Любавического цадика Ш.-Д.-Б. Шнеерсона, прибывшего с большой свитой. Начались заседания съезда 2 марта 1910 г. Градоначальник писал в МВД, что петербургский раввин просил разрешения прибывшим в столицу на съезд духовным раввинам «отправлять совместно богомоления, в отдельной комнате, в нанятой для них квартире на Забалканском пр., 22», объясняя это необходимостью для них «ежедневного отправления богослужения и отдаленностью этой квартиры от ПХС». В МВД согласились с этой просьбой. Д.Г. Гинцбург был выбран председателем съезда и вел основные заседания. Г.Б. Слиозберг приветствовал съезд от имени правления ПХС, принял участие в работе Отдела по раввинскому вопросу, фактически возглавлял его работу. Особенно большие споры вызвало его предложение включить в резолюцию пункт об обязательности знания всеми раввинами русского языка. Он настойчиво отстаивал его, говорил о необходимости с разных точек зрения. Большая часть присутствующих поддержала его. В конечном счете его предложение было принято, хотя и с оговоркой, что данное положение не обязательно для духовных раввинов. Особенно против Г.Б. Слиозберга выступал Д.Б. Шнеерсон, который утверждал, что «путь светских знаний весьма опасен для раввина».

Во время съезда депутация его участников в составе Д.Г. Гинцбурга, Л.С. Полякова и В.И. Темкина посетила министра внутренних дел П.А. Столыпина, чтобы выразить верноподданнические чувства и просить принять меры для улучшения положения евреев в России. На это П.А. Столыпин ответил весьма уклончиво, однако вроде бы обещал какие-то послабления. А больше говорил о том, что евреи, особенно члены Бунда, погрязли в революционном движении и тем самым ставят себя в «трудное положение». Д.Г. Гинцбург попробовал возразить, что это участие сильно преувеличено, но, видимо, стороны разошлись во мнениях. Также не пожелал министр что-либо конкретное ответить по вопросу легализации положения духовных раввинов вне «черты оседлости». На заключительном этапе съезда Г.Б. Слиозберг играл основную роль в работе редакционной комиссии. И на закрытии съезда сказал: «Все еврейство, так называемое прогрессивное и не прогрессивное, или, точнее, верное традициям и не верное обрядовой стороне, не только мы здесь, но и все за нами, должны убедиться в том, что, когда речь идет о сущности нашего прошлого, полного трудностей, иногда страданий, мы все как один единодушны. В нас бьется одно сердце, в нас одна душа, которая ценит идеал, которая воспитана на прошлом и глядит в будущее с точки зрения прогресса и нравственных устоев. Тут каждый из нас должен быть стойким, и эта стойкость олицетворяет стойкость всего еврейского народа».[42 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 180. Л. 65, 66; ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1.Д. 265. Л. 227; Р-т. 1910. № 9. С. 20, 21; Р-т. 1910. № 10. С. 16; № 11.С. 20, 24, 31; № 15. С. 23; НВ. 1910. № 8. С. 19; ЕН. 1910. № 11. С. 15; № 12. С. 23, 24. В 1905 г. депутация евреев во главе с Г.О. Гинцбургом посетила премьера С.Ю. Витте. Она ходатайствовала, чтобы он «просил у государя и провел еврейское равноправие в России». Тот в принципе не возражал против этого, но говорил о постепенности его получения, о необходимости прекращения активного участия евреев в революционном движении. Г.О. Гинцбург, М.И. Кулишер и Г.Б. Слиозберг согласились с ним. Остальные (особенно М.М. Винавер) возражали (Витте С.Ю. Воспоминания. 2003. Т. 2. С. 495, 496).]

2.3. Постоянные еврейские молельни и молитвенные дома

В этом разделе еврейские молитвенные учреждения будут называться так, как это было официально принято, хотя на самом деле некоторые из них евреи называли синагогами, как это было указано в отношении молельни Песковского района. По традиции синагога должна находиться в отдельном здании, а все эти молельни и молитвенные дома в Петербурге располагались в наемных помещениях – в основном в бывших квартирах. Но часть молелен помещалась в здании ПХС, куда, как уже сказано, они переехали по требованию властей после ее освящения: «Шомре-Эмуним» (Аракчеевская), «Гмилус-Хесед», «Эн-Яков» (Семеновская), Купеческие Первая и Вторая (Солдатская), Малковская, «Поал Цедек». Сведений о них почти не сохранилось, так как они для властей как бы не существовали после переезда.[43 - К-ь ПЕО. С.41. В Аракчеевской молельне богослужение в праздники совершал молодой кантор А. Карч (Р-т. 1914. № 14/15. С. 37).] В отношении Первой Купеческой, находившейся в здании Малой синагоги, известно, что в 1908 г. в МВД поступило письмо от ее прихожан, являвшихся хасидами. Они просили узаконить ее существование на основе царского указа от 17 апреля 1903 г. о свободном богослужении и полученном от МВД разрешении иметь в Петербурге семь еврейских молелен вне ПХС. Просили назвать ее «Хасидской», установить им пониженный размер членского взноса – 12 руб. в год, разрешить создание отдельного хозяйственного правления. Подписал это письмо «уполномоченный хасидов» С.А. Трайнин и 51 прихожанин молельни. Из МВД это послание переслали градоначальнику. И он, основываясь на мнении руководителей ПХС, высказался против их отделения. При этом он указал, что если они хотят обособиться в своих молениях, то им в этом никто не мешает. Так и не удалось хасидам организационно выделиться из единого еврейского религиозного центра.[44 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 178. Л. 123, 133.]

С наступлением ХХ в. многие евреи верили, что сразу должно повеять чем-то новым, благоприятным в отношении российских властей к их религиозной жизни. Это, прежде всего, относилось к постоянным молельням. Однако, как и раньше, их организаторы должны были в каждом случае с большим трудом получать разрешение. И это необходимо было даже тогда, когда молельни, по своему названию, являлись как бы преемниками тех, которые до этого существовали в здании ПХС. В царском указе от 4 июня 1901 г. одобрялось решение МВД отклонить прошение евреев об открытии постоянной молельни в Выборгской части столицы. Наверное, уже в четвертый раз власти отклонили просьбу отставного солдата А. Райхмана разрешить открытие молельни «на Песках, в районе Рождественских улиц». Отметим, что это прошение с отрицательным итогом было подано непосредственно перед переломным моментом в отношении властей к подобного рода просьбам, наступившим примерно в сентябре 1904 г., на гребне набиравшего силу демократического движения в стране. Хотя, казалось бы, этот момент должен был наступить несколько раньше – непосредственно после упомянутого указа царя от 17 апреля 1903 г.[45 - Там же. Д. 164. Л. 73, 84–86.]

Свидетельством некоторых положительных сдвигов в этом плане является судьба прошения купца М.Я. Минкова. В июле 1904 г. он просил у властей разрешения открыть молельню и школу для бедных еврейских детей (также «на Песках») с выделением 5 тыс. руб. Прошение было направлено градоначальнику в июле 1904 г. Но, видимо, долго не было ответа или он его не удовлетворил. И тогда 10 августа он послал телеграмму о своем предложении непосредственно государю. После этого его послание попало в МВД. Там 23 сентября 1904 г. был подготовлен документ под названием «Обоснование разрешения евреям Петербурга открывать молельни». В нем указывалось, что градоначальник Н.В. Клейгельс «всякий раз ходатайства евреев признавал недостойными утверждения, что вызывало многочисленные жалобы», и это положение следует изменить. На этом документе имеется резолюция какого-то начальника, может быть министра внутренних дел: «Готовить представление в Кабинет министров». Оно и было туда направлено 10 октября того же года в виде его «Мнения». В нем было предложено подготовить указ со следующим положением: «Несмотря на существование в Петербурге синагоги, предоставить МВД право разрешать на будущее время по представлению градоначальника устройство в столице по мере действительной необходимости еврейские молельни с особыми при них хозяйственными правлениями, при точном соблюдении на сей предмет строительных правил». Комитет министров присоединился к этому «Мнению», о чем 22 ноября 1904 г. была сделана в его журнале соответствующая запись, и государь 29 ноября «предложение Комитета Высочайше утвердить соизволил».[46 - Там же. Л. 91–99, 115–119, 123, 124, 126.] Таким образом, в конце 1904 г. настойчивый купец М.Я. Минков своим прошением пробил брешь в упорном противодействии властей развитию в столице еврейской религиозной жизни в виде создания постоянных еврейских молелен. И с начала 1905 г. они почти беспрепятственно стали возникать в различных частях города.

Разрешение на устройство молельни в Песковском районе в пятый раз попросил А. Райхман, возможно обратившись непосредственно в МВД. Его руководство 3 января 1905 г. согласилось с этим. И этому решению градоначальник уже не мог препятствовать. В дальнейшем в этом районе существовала еще одна молельня – на Суворовском пр., 2. Вероятно, они соеденились, так как А. Райхман в списке ее прихожан фигурировал. Но не числился М.Я. Минков. Вместе с тем среди прихожан была З.Ш. Минкова – явно его жена. Так что, возможно, он к тому времени скончался. Правление этой молельни 8 декабря 1911 г. приобрело за 50 тыс. руб. участок земли на 3-й Советской ул., 22, площадью 800 кв. м «для строительства здания синагоги с помещением для Талмуд-Торы на 250 учащихся». В 1911 г. на это было собрано 57 тыс. руб. пожертвований от 52 чел. Среди них наиболее значительные суммы внесли Г.А. Бернштейн, Б.И. Гессен, М.А. Гинсбург, А. Райхман, семья Шустеров. Однако последовавшие события воспрепятствовали ее созданию. В 1916 г. в ее правлении были М.А. Бирштейн, Н.Л. Блюмберг, А.Е. Дымшиц, И.М. Коган (пред.), С.Р. Логунов, Л.З. Райбштейн.[47 - Там же. Л. 130, 131; О-т ХП молельни Песковск. р-на за 1911 г.; К-ь. С. 42.]

18 февраля 1905 г. было подано ходатайство евреев Выборгской стороны об открытии молельни на Сампсониевском пр., которое не встретило возражения у градоначальника, согласившегося и с тем, чтобы «до ее открытия эти евреи молились в молитвенном доме в Рождественской части». 30 октября 1905 г. из МВД сообщили ему свое положительное мнение, указав создать при ней правление «с избранием особого раввина». Эта молельня в 1916 г. называлась «Молитвенным домом Выборгской стороны» и находилась на Лесном пр., 3а–42. Членами ее правления были: В. Арлин, Л. Кац, Л. Кобылинский, З. Меркель, А. Розенфельд, Ш. Ханин (пред.). Молельня Рождественской части действовала и позднее, так как МВД 28 августа 1907 г. разрешило проживать в Петербурге И.Я. Раппопорту, избранному ее раввином. Тогда же одесский духовный раввин Б.Я. Гольдшмидт послал царю телеграмму с просьбой разрешить ему стать помощником раввина в Петербурге «по требованию евреев окраин» – Выборгской и Петербургской части, Васильевского острова. По этому вопросу из МВД написали градоначальнику 22 февраля 1906 г.: «Допущение к раввинству в Петербурге Гольдшмидта может быть только с согласия раввина Драбкина». Как выяснилось, тот был не против этого при условии, если вызывающие его евреи будут «согласны его содержать», о чем градоначальник известил МВД.[48 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 164. Л. 132, 144, 151, 162, 169; Д. 178. Л. 51; К-ь. С. 41.] Вместе с тем не ясно, приехал ли этот раввин в столицу. Скорее всего, нет. Кстати, из трех указанных Б.Я. Гольдшмидтом молелен две последние в тот момент еще не получили официального признания, но, несомненно, уже существовали.

Нижние чины, в основном отставные, жившие в районе Порохового завода, 19 августа 1905 г. в который раз просили власти не возражать против создания ими молельни. На это 7 ноября было получено согласие градоначальника, видимо, не без вмешательства МВД. 27 апреля 1907 г. он разрешил евреям организовать молельню в «селе Смоленское Шлиссельбургской части». Указывалось, что это соответствовало разъяснению МВД о законе 1896 г., который допускал «общественные богомоления евреев только в особых домах, для этого определенных, что в данном случае было соблюдено». Потом ее называли «Молитвенным домом за Невской заставой», который находился на пр. Обуховской Обороны, 35 (пред. правления М.Б. Оснос).[49 - Там же. Д. 178. Л. 14, 18, 30, 36, 58, 81; К-ь. С. 42] 4 мая 1907 г. градоначальник разрешил создать молельню «Василеостровского района и Галерной гавани» (3-я линия, 48). В ее правлении были: Д.М. Бройдо, Л.И. Вейнгеров (пред.), И.Д. Евнин, М.А. Зеликман (тов. пред.), Б.И. Поляков (казначей), С.Л. Тривус. Прихожан по списку было 151 чел., но годовой членский взнос (10 руб.) платили не все. Не числился среди них, но вносил значительные средства на содержание молельни М.А. Гинсбург, живший в этом районе.[50 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 178. Л. 58. Среди прихожан были Я.М. Ахун, М.Н. Крейнин, представители многих известных фамилий: Зильберштейн, Израэлит, Клячко, Конский, Матусов, Миндлины, Мовшович, Пивоварские, Позины, Спектор, Утяны, Фрейдовичи, Фарберы, Штернберги, Энгель, Эпштейны, Якубсоны (О-т ХП В.О. еврейской молельни за 1913–14 гг.; ЦГИА СПб. Ф. 569. Оп. 133. Д. 633. Л. 1; К-ь. С. 42).]

5 июля 1907 г. создание молельни было разрешено в Семеновском районе. Она находилась на Рузовской ул., 13, в наемном помещении, которое евреи пытались приспособить для религиозных нужд. В 1910 г. в ее правлении были: В.Н. Аренштейн, Н.З. Лейбошиц (казначей), И.Г. Малаховский (завхоз), П.И. Невельсон (пред.), И.З. Шапиро, кандидаты М.С. Альтшулер, Я.Х. Нарет, Х.Я. Финкельглуз. В последующем кандидатами были М.Б. Айзенварген и И.Д. Копылов. Было составлено обращение к 282 евреям – жителям этого района с приглашением войти в члены данной общины. Правление прилагало усилия к созданию школы, преподнесло адрес А.Я. Гаркави при его чествовании. Общее число прихожан молельни тогда было около 220, из которых постоянные членские взносы (по 5–10 руб. в год) вносили 35 чел. Наиболее крупные из них (для условий этого религиозного учреждения) поступали от А.А. Каплуна, Э.З. Рожкина, Б. Шапиро. В 1912 г. взносы были получены уже от 441 лица. Выпустили воззвание о предстоящем открытии хедера, о его задачах. С 1913 г. эта молельня, называемая теперь «Молитвенным домом Семеновского района» (среди прихожан также синагогой «Рехейвес»), находилась на Малодетскосельском пр., 30–3, «на третьем этаже пятиэтажного жилого лицевого флигеля». Помещение состояло из двух молитвенных залов и жилой комнаты (134 кв. м). В нем могли находиться до 200 чел. Вскоре вместо умершего П.И. Невельсона председателем избрали И.З. Шапиро. Для наблюдения за хедером «Маген-Давид» им. бар. Д.Г. Гинцбурга избрали комиссию (М.Г. Айзенштадт, С.А. Зисман, М.Б. Минкович, И.А. Морочник, И.М. Шустер). Прихожане молельни приняли активное участие в выборах общественного раввина Петербурга, уполномочив для этого 10 чел. В конце 1913 г. число прихожан составляло 280, в том числе М.С. Альтшулер, А.М. Эмануэль, семьи Азарха, Каплуна, Лейбошица, Маршака, Невельсона, Першица, Рубашова, Фельштинского, Хацкелевича, Шустера. В 1916 г. молельню, как и прежде, возглавлял И.З. Шапиро, казначеем был А.И. Абрамович, членами правления Н.З. Лейбошиц, И.Г. Малаховский, Э.З. Рожкин, Х.Я. Финкельглуз.[51 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 178. Л. 141; ЦГА СПб. Ф. 104. Оп. 2. Д. 41.Л. 103; О-т ХП син-ги Семеновск. р-на за 1910–11 гг.; за 1912 и 1913 гг.; К-ь. С. 42.]

7 августа 1907 г. властями было разрешено создание молельни на Загородном пр., 15–25, «но не более, чем на 80 чел.». Позже она называлась «Молитвенным домом Московского района», о котором писали и как о синагоге «Иврио» – по названию созданного при нем просветительного общества. Это религиозное учреждение выделялась из всех подобных наиболее широкой просветительской деятельностью. Другая его особенность – ярко выраженная сионистская направленность. В первом отчете было сказано, что несколько лет назад (видимо, в 1905 г.) «в Петербурге небольшая группа сионистов, воодушевленная идеями иудаизма, открыла молельню на Загородном пр., 17, и хедер при ней. Не обладая достаточными материальными средствами, учредители вооружились традиционным еврейским терпением». Но вскоре им пришлось испытать разочарование: поблизости, на Разъезжей ул., 2, открылась молельня, отвлекшая значительную часть прихожан, а вместе с тем и те скудные пожертвования, которые от них постоянно поступали в кассу хедера. Однако потом члены обеих молелен вспомнили, о веками сложившейся истине: «В единении – сила» и на собрании 4 октября 1906 г. решили объединиться. По решению собрания 24 февраля 1908 г. в правление были включены: Б.И. Альпер, Б. Гольдин, Ш.М. Ицко, Я.С. Риммер (член-секр.), Ф. Розен, Д.Е. Хавкин (пред.), кандидаты А. Гурович, Д. Лоткер, С. Утевский. Сообщалось о ежегодном проведении синагогой «Иврио» в зале Дома Павловой богослужения «Иомим-Нороим». Его совершал кантор М.С. Брумберг с хором под управлением М.С. Тверского. Подчеркивалось, что этот кантор «обладает прекрасными голосовыми средствами, хорошей дикцией и большим опытом, что дает ему право занимать одну из лучших конторских должностей. Многочисленным прихожанам он доставляет большое эстетическое удовольствие».[52 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 164. Л. 153; О-т ХП мол-ни Моск. р-на за1907–09 гг. С. 2, 6; Р-т. 1913. № 1. № 39. С. 56. Дом Павловой: ул. Рубинштейна, 13.]

1 февраля 1912 г. вместе с обществом «Иврио» этот молитвенный дом переехал на Загородный пр., 6., где состоялось освящение нового помещения. В 1914 г. число прихожан составляло 300 чел. Среди них отметим в будущем известного медика М.Р. Борока, еврейского деятеля и врача Н.Р. Ботвинника, крупного предпринимателя и религиозного деятеля С.И. Гермонта, жен еврейских деятелей Л.М. Брамсона и Г.А. Гольдберга, членов известных семей Дембо, Каценельсона, Моносзон, Розеноера, Сандлера. Обращает на себя внимание сравнительно большое число женщин среди прихожан этого молитвенного дома. На общем собрании, проходившем совместно с членами общества «Иврио» в начале 1914 г. под председательством Я.С. Риммера, был утвержден проект нового устава, принято решение о «непринятии» пожертвования от крещеного еврея, предпринимателя и биржевого деятеля И.П. Мануса в сумме 500 руб., как от «изменника еврейскому делу».[53 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 102. Л. 23–26; Р-т. 1912. № 7. С. 36; Вестник ОПЕ. 1912. № 12. С. 117; О-т ХП мол-ни Моск. р-на за 1914 г. С. 8. И.П. Манус преподнес правлению ПЕО 10 тыс. руб., которые были разделены между еврейскими учреждениями (Р-т. 1913. № 49. С. 34; 1914. № 21. С. 32). После 1910 г. увеличилось число евреев, желавших вернуться в иудаизм. И этот вопрос не раз затрагивался в печати. Так, указывали, что на одном собрании крестившийся «фельетонист общей прессы» подошел к еврейскому писателю и подал руку. Но тот сказал, что с ренегатами дел не имеет. «Инцидент произвел на публику сильное впечатление» (Р-т. 1913. № 12. С. 35).] Заметим, что другие еврейские организации таковым его, видимо, не считали и деньги от него принимали.

30 декабря 1907 г. власти разрешили создание молельни на Ропшинской ул., 10. Надо полагать, что именно она потом называлась «Молитвенным домом на Петербургской стороне», который находился на Рыбацкой ул., 12. Вскоре возникло дело об образовании еще одной молельни с подобным названием. Тогда в ответ на просьбы евреев градоначальник 28 февраля 1908 г. написал в МВД, что он против ее учреждения. Но министр внутренних дел оказался более покладистым и 29 мая предписал ему разрешить открытие. Однако вскоре эти молельни объединились. В связи с этим заметим, что градоначальник направил в МВД запрос об отношении к просьбам евреев разрешать открытие новых молелен. Оттуда ответили, что еще 22 июля 1906 г. ему сообщили, что «этот вопрос находится в связи с общим решением об изменении “Временных правил” 1877 г., кое изменение рассматривается в МВД», т.е. уклонились от конкретного ответа. Этот молитвенный дом посещали примерно 320 прихожан, а с учетом отделения (которое, вероятно, иногда и считали за отдельную молельню) – около 450. Из них можно отметить семьи Бриков, Бруков, Гуровичей, Левиных, Лурье, Мовшовичей, Пивоварских, Тумаркиных, Шнейвасов, Этингеров. Среди прихожан числился и А.Я. Гаркави, живший в этом районе.16 января 1909 г. в МВД обратились евреи слободы Ржевка с просьбой разрешить проведение богослужения в собственной молельне, которая должна была находиться на Рябовском шоссе, 2.[54 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 98. Л. 25; Д. 164. Л. 166, 167, 194; Д. 178.Л. 231; О-т ХП син-ги и отдел-я на П.С. за 1915 г.; К-ь. С.42.] Они писали, что численность ее прихожан составляет 50 чел., которым слишком далеко ходить в ПХС. И 15 февраля им было направлено соответствующее разрешение. Не исключено, что эта молельня возникла взамен указанной выше, также находившейся в районе Порохового завода. Во всяком случае, в перечне 1916 г. ее нет. Вероятно, в 1909 г. возникла молельня на Лиговской ул., 35, в доме, принадлежавшем семейству Каплунов. Хотя, возможно, она существовала и раньше, может быть, как домашняя, с того времени (а это примерно с 1896 г.), когда А.Г. Каплун, известный военный портной, приобрел этот дом, а затем и соседний – № 33, для выпуска конфет и шоколада. Никаких документальных данных об этом религиозном учреждении нет. Известно только, что с какого-то времени она стала называться «Молельней им. А.А. Каплуна».[55 - У А. Блока в поэме «Двенадцать» есть персонаж – Катька, которая «шоколад Миньон жрала». Этот сладкий продукт был произведен на фабрике Каплунов (зарегистрированной под первоначальным названием «Васильев и сын»). После смерти А.Г. Каплуна (1831–1904) ею владел его сын Артур-Арон. Катька кушала этот продукт в 1917 г., так что фабрика тогда еще работала. Остается только сказать: «Хоть в литературе тот каплуновский шоколад сохранился, и то слава Богу». Что касается А.Г. Каплуна, то о нем, как о неустанном организаторе еврейской благотворительности и самом благотворителе, немало говорилось в нашей предыдущей книге по истории ПЕО (а о благотворительных делах его сына – в этой). Таким он остался до своей смерти, был захоронен в семейном склепе на ЕПК. Он до 55 лет служил в армии, жил на территории Пажеского корпуса, где была его портновская мастерская. В 1885 г. стал купцом 2-й гильдии, владел магазином готового платья на Невском пр., 63, где жил с 1886 г. В 1891 г. перевел фирму с мастерской в дом № 65. Потом под руководством его сына фирма стала поставщиком Двора Его Императорского Величества «по изготовлению мужского статского и военного платья», находилась на Невском пр., 57. Каплуны владели домами: В.О., 19-я л., 60, Каменноостровский пр., 53/22, Шпалерная ул., 44б. Часть владений они продали перед 1917 г. (Справочная книга о лицах СПб. купечества на 1884, 1886–1896, 1909 гг.; ВП на 1896–1917 гг.; О-ты ХП ПХС; К-ь. С. 43).] Молельня общества «Поал Цедек» находилась на Мичуринской ул., 34, – это в дополнение к существовавшей в здании ПХС. Имелись также две молельни, о которых отсутствуют какие-либо сведения: «Им. М.М. Гутзаца», находившаяся на ул. Петра Алексеева, и «За Нарвской заставой» на Старо-Петергофском пр., 2.

В 1913 г., вследствие поступления многих заявок от групп верующих и от отдельных лиц об открытии новых молелен, правление ПХС создало комиссию, которая должна была заниматься выяснением целесообразности этого в каждом конкретном случае и, при согласии, выдавать рекомендацию, без чего невозможно было получить разрешение властей. Так, в начале 1914 г. в МВД было рассмотрено 14 подобных заявок, переданных для согласования М.Г. Айзенштадту, который рекомендовал разрешить 12 из них.[56 - О-т ХП ПХС за 1914 г. С. 12; К-ь. С. 43.]

В 1909 г. правление ПХС решило внести определенный порядок в свои финансовые взаимоотношения с правлениями постоянных религиозных учреждений, которые зачастую вызывали споры. Поэтому оно установило фиксированные суммы годовых взносов, которые они должны были производить в ее пользу для финансирования общинных нужд: Петербургской стороны – 200 руб., Песковская – 500, Выборгская – 150, Аракчеевская – 200, Василеостровская – 300, Купеческая – 100, Ремесленная – 75, «Гмилус-Хесед» – 75, Московская – 150, Малая синагога – 300. Однако некоторые из них возражали против чрезмерного, как они считали, размера взноса, ссылаясь на бедность прихожан. [57 - ЦГИА СПб. Ф. 422. Оп. 1. Д. 2. Л. 25.]

2.4. Временные еврейские молельни

В первые годы XX в. одновременно с запрещением устройства постоянных еврейских молелен Николай II разрешил создание временных молелен на окраинах столицы на срок проведения «больших еврейских праздников». И это уже можно было считать прогрессом в развитии еврейской религиозной жизни в Петербурге. Поток прошений от евреев в МВД о разрешении открытия подобных молелен на квартирах все возрастал. Но градоначальник всячески этому препятствовал. И тогда управляющий ДД МВД 1 сентября 1901 г. написал об этом своему министру. Он при этом указал, что тот ссылается на высочайшее утвержденное положение Комитета министров от 19 сентября 1869 г. о том, что после постройки ПХС все существующие еврейские молельни должны быть закрыты. Вместе с тем в августе 1901 г. товарищ министра внутренних дел П.Н. Дурново уже разъяснил ему, что это не относится к временным молельням. Но он продолжает пересылать в МВД прошения евреев со своим отрицательным мнением. Управляющий ДД МВД писал министру, что в разные годы к таким прошениям относились по-разному, а затем спрашивал: что же с ними делать ныне? И 2 сентября 1901 г. министр внутренних дел написал градоначальнику: «На сей раз, ввиду позднего времени, я предоставляю Вашему превосходительству право разрешить просимые евреями собрания при отсутствии местных препятствий». Конечно, многие отказы в создании временных молелен и после этого были. А основывались они, как правило, именно на этих «местных препятствиях», в основном придуманных. Легче других получали разрешения владельцы квартир на первых этажах зданий с отдельным входом. И все же создание временных молелен власти стали в основном разрешать: например, в 1902 г. А. Левичеку, А. Райхману, И. Элькину. В этом плане следует оценивать и распоряжение МВД от 20 сентября 1905 г., направленное градоначальнику, разрешавшее евреям Петербурга проводить богослужения на частных квартирах во время праздников, что имело для них весьма большое значение после стольких лет бесконечных споров. Однако в 1906 г. отставной рядовой И.Л. Фрейдман несколько раз просил разрешения МВД молиться на квартире вместе со «стариками и родителями», но ему каждый раз отказывали. Как и многим другим евреям, которые по состоянию здоровья не могли ходить пешком в ПХС в субботу и в праздники, как это предусматривалось религиозными установлениями. В январе 1907 г. МВД отказало Д. Козаку в устройстве временной молельни в Новой Деревне под тем предлогом, что у него якобы нет подходящего помещения. Отказали и Д. Хайкину в ее создании на Разъезжей улице. В июле – сентябре 1909 г. МВД разрешило моления в еврейские праздники в квартирах и домах, нанимателями или владельцами которых, а их насчитывалось около 20, были поданы соответствующие прошения.[58 - РГИА. Ф. 821. Оп. 8. Д. 74. Л. 57–70, 91, 92, 120; Д. 164. Л. 73, 152; Д. 178. Л. 1, 55, 235, 240. Там же. Д. 180. Л. 28, 29, 57, 61, 68, 70–78, 84–86, 94, 110–113, 126–128, 134, 141.]

25 августа 1909 г. в газете «Биржевые ведомости» была напечатана заметка «Миньен», в которой Э. Агулянский приглашал всех желающих на моления. Они во время праздников должны были состояться в его квартире с кантором Бельцером. В связи с этим министр внутренних дел 1 сентября 1909 г. написал губернатору, что Э. Агулянскому было разрешено в течение года совершать моления и панихиды по случаю смерти его жены с присутствием родственников, а он устроил общественную молельню. Этот еврей потом долго оправдывался, его простили, но за квартирой на всякий случай установили наблюдение. И все же можно полагать, что почти всем евреям столицы, подававшим прошения в 1909 г. на устройство временных молелен, это было разрешено. Также и в 1910 г., например, тому же Э. Агулянскому. Правда, не разрешили упомянутому И.Л. Фрейдману, который «рассылал пригласительные карточки незнакомым людям», А. Блюмштейну – за «беспокойство жильцов». Отметим, что на одном из заседаний некоторые члены правления ПХС выступили против создания в городе частных молелен на квартирах, обосновывая это тем, что многие лица, их содержавшие, «эксплуатировали их в личную пользу, извлекали из этого доходы». Между тем, указывалось в решении правления по данному вопросу, в каждой части Петербурга уже есть постоянные общественные молельни и наличие частных религиозных учреждений «наносит вред и им, и самим молящимся». В соответствии с этим 10 августа 1910 г. М.Г. Айзенштадт подал прошение на имя градоначальника, в котором было указано, что раньше ПХС была единственным еврейским религиозным учреждением в городе и потому «поощрялось устройство богомолений на квартирах. Теперь же положение изменилось, официально разрешенные молельни имеются во всех районах города. Поэтому надобность в квартирных религиозных ячейках, отвлекающих молящихся от молелен, отпала». На основе этого градоначальник написал в МВД: «Ежегодно мне поступают прошения частных лиц о разрешении им на время осенних праздников устроить временное богослужение в нанятых помещениях или в собственных квартирах. Эти прошения предоставлялись мною на основе отношения от 22 сентября 1905 г. № 5208 на усмотрение МВД и в большинстве случаев удовлетворялись. В настоящее время петербургский общественный раввин просит не допускать частным лицам устройства временных богомолений во время праздников, а разрешать таковые только по просьбам правлений районных молелен с его, раввина, согласия. Этим путем будет улучшено материальное положение нуждающихся молелен и явится гарантия по отношению надзора за порядком и благочинием во время богослужения. Сообщая об этом с приложением означенного прошения, присовокупляю, что настоящее ходатайство петербургского раввина, по моему мнению, заслуживает уважения». Министр внутренних дел 28 октября 1910 г. ответил ему, что в связи с «изменением жизненных условий» порядок выдачи разрешений на устройство временных молелен должен быть также изменен. И решать в этом случае должен сам градоначальник с учетом мнения самих евреев.

И он с этого времени начал положительно реагировать в основном только на прошения, имевшие надпись о согласии председателя правления районной молельни или М.Г. Айзенштадта. Так, например, разрешил устройство временной молельни на квартире Н.А. Котлера (Фурштадская ул., 16), за которую просило руководство молельни Песковского района. Положительно отнеслись власти к ходатайству правления молитвенного дома Московского района об использовании для молений в праздники зала Дома Павловой «в связи с переполненностью основного помещения». Удовлетворена была просьба правления ПХС, подписанная Д.Г. Гинцбургом и М.Г. Айзенштадтом, об устройстве временной молельни на Петергофском шоссе, 2–5. На некоторые прошения (в основном из наиболее отдаленных частей города) власти положительно реагировали и без визы еврейских религиозных руководителей. Однако многие прошения и теперь без долгих раздумий ими отвергались. И часто трудно понять, в чем истинная причина этого.[59 - Там же. Д. 180. Л. 28, 29, 57, 61, 68, 70–78, 84–86, 94, 110–113, 126– 128, 134, 141.Представляет интерес статья, написанная на основе материала, взятого из жизни. Она относилась к попыткам создать временные молельни бедными евреями – а то у читателя возникнет впечатление, что все евреи в Петербурге были богатыми, а уж рабочими, конечно, и подавно не были. В статье указано, что за Нарвской заставой жило несколько десятков еврейских семейств. Там было 10 чел., работавших на Путиловском заводе, на котором в 1903 г. было 76 евреев-рабочих. Но в годы, когда директором был Белоножкин, от евреев «избавлялись и число их здесь все уменьшалось». Кроме них, там жило в голоде и холоде несколько семейств безработных евреев, бывших путиловцев. Немногим лучше жилось нескольким семьям рабочих завода Тильманса. «Целый год евреи пребывают в погоне за хлебом. Связанные с местными условиями, они принуждены работать и по субботам, и по еврейским праздникам. Но с их наступлением в настроении евреев чувствуется перемена. Евреи становятся как-то серьезней. Они стараются встретиться, начинают обсуждать, как устроиться с молитвами во время праздников. Этим евреям приходится напрягать все силы, чтобы нанять кантора, найти квартиру, приготовить все необходимое для молитвы». Просьбы евреев открыто провести моления в снятом помещении встретили сильнейшее сопротивление местных властей. В результате они, униженные в своих лучших чувствах, были вынуждены «тайком перекочевать на другую частную квартиру. И там с еще большим энтузиазмом и плачем молились» (Р-т. 1909. № 39. С. 33, 34).]

2.5. Еврейские кладбища

В начале XX в. захоронения продолжали производиться на ЕПК, всеми делами которого занималось Кладбищенское управление, находившееся при правлении ПХС. Имелись «Основные положения», относящиеся к его деятельности в целом и конкретно к этому кладбищу, последнее из которых было утверждено в апреле 1914 г.[60 - Правила об управлении ЕПК. 1915. С. 1–10; О-т ХП ПХС за 1914 г. С. 68–78.] В соответствии с ними в это управление включались представители основных еврейских религиозных учреждений города, которые назначались их правлениями. В 1901 г. в него от ПХС входили: М.А. Варшавский, Д.Г. Гинцбург, Ш.Я. Гурьян, А.Н. Драбкин, А.З. Залкинд, Л.Н. Каган, С.А. Кауфман (пред.), О.Л. Клейнадель, М.П. Шафир. В 1908 г. от ПХС в нем был ряд новых лиц: Г.А. Бернштейн (зам. пред. и казначей), Я.М. Гальперн, И.И. Гинцбург (секр.), А.И. Коробков, Б.М. Сапотницкий, Н.М. Шварц, И.М. Шустер, Л.С. Эльясон. Председателем был Д.Г. Гинцбург. В 1913 г. Кладбищенское управление возглавлял Г.А. Бернштейн, секретарем, как и прежде, был И.И. Гинцбург, в нем состояли раввины М.Г. Айзенштадт и Д.Г. Каценеленбоген, а также Б.Р. Александров, Д.Ф. Фейнберг (почетн. секр.) и др. В последующем также входили: М.Д. Кадинский, Н.А. Котлер, Б.И. Поляков, Л.З. Райбштейн, Л.З. Фишман, Д.Е. Хавкин, Э.А. Шероношер. Как и в прежние годы, находиться в составе этого управления было весьма почетно.

С ростом еврейского населения в Петербурге количество захоронений на ЕПК постоянно возрастало: до 472 в 1908 г. против 350 ежегодно в конце XIX в. Как и раньше, погребение покойников из малоимущих семей и одиноких производилось за счет общественных средств – в указанном году 305 чел., или 65% всех захоронений. С повышением жизненного уровня евреев доля подобных похорон постепенно снижалась. Так, в 1913 г. здесь было похоронено 446 усопших, из которых на общественный счет 236, или 53%, в 1914 г. соответственно 419 и 211. Всего с началом захоронений на ЕПК до осени 1908 г. было похоронено 10,5 тыс. евреев, в том числе почти половина – дети. Тогда еще оставались свободные места для 11,5 тыс. захоронений. Однако правлением ПХС было решено заблаговременно возбудить ходатайство перед Городской думой о прирезке к этому кладбищу дополнительного участка земли. И после «долгих хлопот» она согласилась с этим и своим отношением от 11 июля 1909 г. № 65350 отдала в распоряжение правления ПХС участок земли, прилегавший к Караимскому кладбищу, площадью около 20 тыс. кв. м. Считалось, что при характерном для того времени числе ежегодных захоронений, с учетом оставшихся на конец 1909 г. свободных площадей, места для погребений на ЕПК хватит на 30–35 лет. Вместе с тем, заботясь о еще более отдаленном будущем, члены Кладбищенского управления начали переговоры с крестьянами Леснозаводской деревни о приобретении у них дополнительного участка земли, прилегавшего к действующему кладбищу. На заседании правления ПХС в 1911 г. была выражена благодарность М.А. Гинсбургу за предоставление 10 тыс. руб. для этой цели. После двух лет переговоров этот участок был куплен правлением ПХС за 43,7 тыс. руб. Покупка была оформлена у нотариуса Ю.И. Забельского по реестру № 17396 24 декабря 1911 г. Половину этой суммы следовало выплатить сразу, а другую в течение пяти лет с предоставлением крестьянам «права посевов на ней и покоса». Правление ПХС вместе с тем выразило надежду на поступление новых пожертвований, на то, что «заботы членов ПЕО по обеспечению будущих поколения еврейства приличествующим своему назначению местом последнего упокоения найдут поддержку и сочувствие в широких кругах еврейского населения». Однако правление ПХС не имело законного права на приобретение земли. Поэтому власти эту сделку не признали. И в 1914 г. продолжалась «хлопотливая работа» в этом направлении. Губернское начальство, чтобы затруднить покупку, решило, что каждый крестьянин должен оформить личное право собственности на свою долю земли. И только после этого они могут продавать землю по индивидуальному договору с правлением ПХС. В ее отчете отмечалось, что земля для захоронений на ЕПК, купленная у крестьян Леснозаводской деревни, все еще не поступила в распоряжение ПЕО, так как «губернские власти продолжают собирать сведения об этом».[61 - ЦГИА СПб. Ф. 569. Оп. 13. Д. 3. Л. 138; О-т ХП ПХС за 1908 г. С. 22; за 1909 г. С. 30, 31; за 1911 г. С. 58; за 1913 г. С. 33, 34; за 1914 г. С. 58; за 1915 г. С. 20.] Видимо, эта покупка так и не состоялась.

В начале 1907 г. были сделаны решительные шаги по созданию нового комплекса зданий на ЕПК. На собрании прихожан ПХС 27 апреля 1908 г. Кладбищенское управление довело до их сведения, что давно назрела необходимость замены устаревших и ветхих построек. Отмечалось, что их непригодность и даже небезопасность использования стали совершенно очевидными. Внешний вид и антисанитарные условия Дома омовения и отпевания, а также здания для кладбищенских служащих «не отвечают элементарным требованиям благоустройства и возбуждают брезгливость даже у самого непритязательного посетителя». Поэтому «даже скудость средств не могла остановить Кладбищенское управление от решения осуществить свой нравственный долг перед обществом: безотлагательно сделать почин в виде возведения новых кладбищенских строений». Образовали Временный комитет, которому поручили «выполнить проект и дать соображения о способе его осуществления». Учитывая поступившее заявление А.Г. Каплуна о его желании увековечить память отца внесением крупного пожертвования на строительство нового Дома омовения и отпевания по образцу выстроенного на еврейском кладбище в Риге, Комитет командировал туда для осмотра двух специалистов. Правление ПХС объявило конкурс по составлению проекта строительства всего комплекса: здания для отпевания усопших, здания для омовения им. А.А. Каплуна, которое должно было соединяться с первым крытой галереей, богадельни им. А.А. Каплуна с залом для ожидания и комнатами для призреваемых 20 стариков и инвалидов, жилого дома для смотрителей, сторожа и канцелярии. Предусмотрели премии за лучшие проекты, которые архитекторы должны были представить не позднее 1 июля 1907 г.