Троечник

– Ух ты! Что-то пограничников не видно.

– Всё, Климов! Свободен!

Антон со вздохом прикрыл глаза и плотно свёл ладони с напряжённо растопыренными пальцами.

– Сядьте, Семён Петрович. Расслабьтесь.

Завотделением послушно раскинулся в кресле.

– Пиджак снимать?

– Обойдёмся. – Антон развёл ладони, подвигал ими вверх-вниз, затем вновь свёл и развёл, будто играя на гармони. – Плечом ко мне, шеф.

Развернувшись в кресле, Брагин пробормотал:

– Ты уверен, что пиджак не помешает? Раньше, помнится…

– С тех пор я продвинулся. Помолчите.

– Думаешь оттуда получится? В прошлый раз ты манипулировал почти вплотную…

– Семён Петрович, не могли бы вы заткнуться? Вы меня отвлекаете.

Стоя метрах в трёх от завотделением, Антон как бы массировал его плечо на расстоянии. Ладони Антона пружинисто сжимали и поглаживали воздух. Пантомиму эту пациент-начальник не наблюдал: веки его были опущены, тело словно растеклось по креслу, и над лысеющим лбом выступили капельки пота. Через несколько минут, когда руки Антона прекратили вдруг двигаться и застыли, будто выплеснув нечто незримое, Брагин вздрогнул:

– Жжёт, вроде.

– Тихо, ещё немного, – прошептал Антон, и ладони его вновь задвигались, продолжая странный массаж.

Желчное лицо завотделением размягчилось.

– Щас я отрублюсь, – объявил он чуть слышно.

Антон встряхнул кистями рук, точно избавляясь от водяных капель.

– Сеанс окончен. Свет в зале.

Завотделением сохранял неподвижность, проверяя свои ощущения.

– Как-то быстро нынче. Не схалтурил?

Антон хмыкнул.

– Вам судить.

Брагин опасливо шевельнул плечом. Затем сделал вращательное движение. Затем по-боксёрски выбросил вперёд кулак.

– Как маслом смазали, – восхитился он. – Спасибо, Антон Алексеевич.

– Не обольщайтесь. При вашем разгильдяйстве хватит ненадолго.

Отмахнувшись, Брагин выдвинул ящик стола и достал плоскую бутылочку дешёвого коньяка.

– Может, по двадцать капель? – И, поскольку Антон даже отказаться не удосужился, плеснул себе из бутылочки в пластиковый стаканчик. – Не хочешь – дело хозяйское. И не сверли меня прокурорским взором. Исключительно для расширения сосудов. – Выпив, он спрятал стаканчик с бутылочкой в стол.

Антон скривил губы.

– Врезать бы вам.

Завотделением царственно вскинул руку.

– Старо как мир. Но, чёрт тебя дери, ты и вправду продвинулся. Чувство было такое… даже не знаю… будто по телу слабый ток прошёл. Плечо горело, и клонило в сон. Ты что, гипнозом овладел? Или я сам себе внушил… э-э… типа эффекта плацебо…

Антон рассмеялся.

– Само собой, без плацебо никак. Бумажной салфетки у вас не найдется?

– Хоть пачка, тебе зачем?

– Фокус покажу.

Воспалённые глаза Брагина взирали с любопытством. Он вновь достал из ящика коньяк, наполнил стаканчик и мигом осушил. После чего спрятал выпивку и выложил на стол бумажную салфетку:

– Валяй.

– Жажду утолили вполне? – съязвил Антон.

– Без комментариев. Тебе, как видишь, не предлагаю.

Едва удержавшись от грубости, Антон оторвал от салфетки несколько мелких полосок и рядышком уложил их на столе. Брагин наблюдал происходящее без вопросов и замечаний. Антон глубоко вдохнул, медленно выдохнул и сконцентрировался. Затем плавно стал водить ладонями над столом, примерно в метре. Бумажные полоски шевельнулись и, будто змейки, встав на дыбы, заскользили по столу вслед за парящими ладонями Антона. Достигнув края стола, бумажки спорхнули на пол. Завотделением ошеломлённо застыл.

Антон встряхнул кистями рук.

– Фокус, прямо скажем, простенький, – подытожил он с оттенком мальчишеского хвастовства. – За сим позвольте откланяться. Бухло, надеюсь, у вас ещё осталось.

Брагин вышел из оцепенения.

– Кому-нибудь ещё это демонстрировал? В поликлинике нашей и за её пределами.

Антон качнул головой.

– Только вчера впервые получилось.

– И это, по твоей теории, смог бы каждый? К примеру, я?

– При хорошем поведении. Упражняйтесь ежедневно лет пятнадцать…

– Антон, – перебил завотделением, – не трезвонь об этом никому: сожрут с потрохами.